[139]как было показано выше (II, 51). Не может его разрушить и превосходство его предмета, ибо если кто-то будет мыслить нечто в наивысшей степени умопостигаемое, тот потом будет способен мыслить нечто менее умопостигаемое не в меньшей степени, а в большей, [т.е. чем выше степень умопостигаемое™ предмета мысли, тем совершеннее и крепче становится ум, помыслив его — он не разрушается, а развивается оттого, что пытается воспринять предмет, превосходящий его мыслительные возможности]. Следовательно, ум никак не уничтожим.
Далее. Умопостигаемое — это собственное совершенство ума: актуальный ум и актуальное умопостигаемое суть одно.[140]Значит, то, что свойственно умопостигаемому как таковому, должно быть свойственно и уму как таковому: поскольку совершенство и совершенствуемое [всегда] принадлежат к одному роду. Но умопостигаемое как таковое необходимо и нетленно: ибо все необходимое постигается умом в совершенстве; напротив, контингентное как таковое не может быть постигнуто умом вполне, так что о нем не бывает знания, а только мнение. Вот почему о вещах тленных ум имеет знание лишь постольку, поскольку они нетленны, т.е. поскольку они общи. Следовательно, ум должен быть нетленен.
К тому же. Всякая вещь совершенствуется сообразно типу своей субстанции. Значит, из того, каким образом совершенствуется та или иная вещь, можно понять, что у нее за субстанция. Так вот, ум совершенствуется не движением, а тем, что существует помимо движения. Мы — если иметь в виду мыслящую часть нашей души — совершенствуемся с помощью знания и мудрости, после укрощения телесных возбуждений и усмирения душевных страстей, [т.е. после остановки всякого движения внутри нас], как объясняет Философ в седьмой книге Физики.[141] Значит, способ существования мыслящей субстанции таков, что ее бытие выше движения и, следовательно, выше времени. Но бытие всякой тленной вещи подчинено движению и времени. Следовательно, мыслящая субстанция не может быть тленной.
Кроме того. Естественное желание не может быть неисполнимым, ибо «природа ничего не делает напрасно».[142] Но всякий, кто мыслит, естественно желает быть всегда, причем быть всегда не только как вид, но и как индивидуум. Объяснить это можно так: естественное стремление в некоторых [вещах возникает] из восприятия; так, например, волк естественно желает убийства животных, которыми он питается, а человек естественно желает счастья. В некоторых же [вещах оно возникает] без восприятия, из одной лишь склонности природных начал, которая называется «естественным стремлением»: так, например, тяжелое [естественно] стремится быть внизу. Так вот, естественное желание быть присуще вещам обоими способами: свидетельство тому то, что даже вещи, лишенные [способности] познания, сопротивляются разрушению и гибели в силу своих естественных начал; а [вещи,] способные к познанию, сопротивляются уничтожению в меру своего знания. — Лишенные знания [вещи стремятся к самосохранению двояким образом]: те из них, в началах которых заложена сила, направленная на сохранение их бытия навсегда так, чтобы их оставалось всегда столько же по числу, естественно стремятся быть всегда, причем в том же числе [т.е. индивидуальное самосохранение]. А те, чьи начала не заключают такой силы, но лишь силу, стремящуюся навсегда сохранить бытие данного вида, естественно стремятся всегда существовать хотя бы так, [т.е. стремятся к вечному сохранению своего вида]. — Такое же различие должно обнаруживаться и среди тех [сущих], которым присуще сознательное желание бытия. Те из них, что знают бытие только как настоящий момент, желают быть теперь, в настоящем, а не всегда, так как всегдашнего бытия они не воспринимают. Тем не менее, они желают, чтобы их вид был всегда, хотя это желание у них не сознательно, потому что служащая исполнению этого желания сила [воспроизводства] рода предшествует знанию, но не является его подлежащим [т.е. не дает основания к появлению знания]. Наконец, [существа], способные воспринимать и познавать, что такое всегдашнее непрекращающееся бытие, желают его естественным желанием. Но такая способность присуща всем мыслящим субстанциям. Следовательно, все мыслящие субстанции в силу естественного желания стремятся быть всегда. Значит, они не могут перестать быть.
К тому же. Со всеми вещами, которые начинают и перестают быть, то и другое происходит в силу одной и той же потенции: ибо способность быть и способность не быть — это одна и та же способность. Но мыслящие субстанции могли начать быть лишь в силу потенции первого деятеля: ведь в их состав не входит материя, которая могла бы предшествовать их возникновению, как было показано (II, 49 слл.). Следовательно, какая-либо возможность того, чтобы их не было, может быть только в первом деятеле: в самом деле, Он мог бы и не сообщить им бытия. Однако на основании одной лишь этой возможности нельзя назвать что-либо тленным. Во-первых, потому что вещи называются необходимыми или случайными в силу потенции, которая есть в них, а не в [создавшем их] Боге, как было показано выше (II, 30). Во-вторых, потому что Бог, устроитель природы, не отнимает у вещей того, что свойственно их природе; а мы показали, что мыслящим природам свойственно быть всегда; так что Бог у них этого не отнимет. Следовательно, мыслящие субстанции во всех отношениях неуничтожимы.
Вот почему в псалме «Хвалите Господа с небес» после перечисления ангелов и небесных тел добавляется: «Поставил их на веки и веки» (Пс, 148:6), что указывает на бесконечную продолжительность жизни перечисленных [в этом псалме мыслящих существ].
И Дионисий в четвертом разделе книги О божественных именах говорит, что «благодаря лучам Божьей благости существуют умопостигаемые и умопостигающие субстанции»; «существуют, и живут, и обладают жизнью полной, не знающей умаления и недостатка. Они существуют, чистые от вселенского тления, не ведая рождения и смерти, выше непостоянной и текучей изменчивости».[143]
Глава 56. Каким образом мыслящая субстанция может соединяться с телом
Выше было показано, что мыслящая субстанция — не тело и не какая-то сила, зависимая от тела (II, 49 слл.). Осталось исследовать, может ли какая-нибудь мыслящая субстанция соединяться с телом.
Итак, прежде всего очевидно, что мыслящая субстанция не может соединяться с телом путем смешения.
В самом деле: [вещи,] которые смешиваются, должны изменяться, [приспосабливаясь] друг к другу. Но такое может случиться лишь с теми [вещами], у которых общая материя и которые могут воздействовать друг на друга и претерпевать взаимное воздействие.[144] Но у мыслящих субстанций нет общей материи с телесными субстанциями, ибо они нематериальны, как было показано выше (II, 50). Следовательно, они не способны смешиваться с телами.
К тому же. После того, как смешение совершилось, смешанные в нем [вещи] более не существуют актуально, но только виртуально; если бы они продолжали существовать актуально, это было бы не смешение, а взвесь; поэтому тело, смешанное из элементов, не является ни одним из них. Но с мыслящими субстанциями такого произойти не может, так как они неуничтожимы, как было показано выше (II, 55).
Итак, мыслящая субстанция не может соединяться с телом путем смешения.
Но точно так же очевидно, что мыслящая субстанция не может соединяться с телом и путем соприкосновения в собственном смысле слова. Строго говоря соприкасаться могут только тела; соприкасающимися называются такие тела, «чьи крайние [границы] совпадают»;[145] такими крайними [границами] тел бывают точки, линии и плоскости. Следовательно, мыслящая субстанция не может соединяться с телом посредством соприкосновения.
Но тогда придется признать, что ни совмещение, ни сложение, ни прикрепление, ни связывание не могут создать нечто одно из мыслящей субстанции и тела, потому что все [эти способы соединения] предполагают соприкосновение.[146]
Есть, однако, одна разновидность соприкосновения, возможная между мыслящей субстанцией и телом.
Природные тела, соприкасаясь, изменяют друг друга и, таким образом, соединяются не только краями по величине, но и уподоблением по качеству, или форме: изменяющее сообщает свою форму изменяемому. При этом если рассматривать только [пространственное соприкосновение], т.е. совпадение крайних границ, то соприкосновение любых [тел] всегда должно быть взаимным; однако если принять во внимание также действие и страдание, то одни [тела] окажутся только прикасающимися, а другие — только испытывающими прикосновение. Так, например, небесные тела прикасаются к элементарным телам, поскольку изменяют их; но сами при этом не испытывают прикосновения элементарных тел, ибо не претерпевают никакого воздействия от них. Значит, если есть деятели, воздействующие на что-то, но не соприкасающиеся с ним краями в пространственном [смысле], мы все равно говорим, что они прикасаются, поскольку они воздействуют; именно в этом смысле мы говорим, что «чье-то сочувствие нас трогает».[147] Именно такого рода соприкосновение может соединять мыслящую субстанцию и тело. Ибо мыслящие субстанции воздействуют на тела и приводят их в движение, сами будучи нематериальны и существуя преимущественно актуально.
Это — прикосновение не величиной, а силой. Оно отличается от обычного соприкосновения тел в трех отношениях. — [1] Во-первых, при таком касании неделимое может касаться делимого. При телесном касании это невозможно: испытать прикосновение точки может только нечто неделимое. Но мыслящая субстанция, хоть и неделимая, может коснуться делимой величины, воздействуя на нее. Дело в том, что точка неделима иначе, чем мыслящая субстанция: точка неделима как граница величины, и потому она занимает определенное положение в континууме, за пределы которого не может выйти; а мыслящая субстанция неделима как существующая вне пределов рода количества. Поэтому она может касаться не только чего-то неделимого по величине. — [2] Во-вторых, в пространственном касании участвуют только края, а в касании по силе то, чего касаются, участвует целиком. Именно так испытывает прикосновение то, что претерпевает воздействие и приводится в движение. То, к чему прикасаются в этом смысле, находится в потенции. Но быть в потенции может только целое, а не края целого. Поэтому прикосновение испытывает целое. — [3] Отсюда понятно и третье различие. В касании по величине соприкасаются края; поэтому касающееся должно быть снаружи того, к чему оно прикасается, и не может проникнуть внутрь его, так как оно оказывает сопротивление. А в касании по силе, свойственном мыслящим субстанциям, поскольку [в нем участвуют не края, а] самая середина, касающаяся субстанция находится внутри того, чего она касается, и проникает в него без сопротивления. Таким образом, мыслящая субстанция может соединяться с телом, прикасаясь к нему силой. Но вещи, соединенные путе