м такого соприкосновения, не составляют простого[148] единства. Они действуют и претерпевают как нечто единое — но это еще не значит быть единым абсолютно. В самом деле: предикат «единое» сказывается так же, как «сущее»; но «быть действующим» не означает просто «быть», [т.е. быть во всех отношениях]. Точно так же и выступать как нечто единое в действии не значит быть одним во всех отношениях. Просто единым в называются три [вида единства]: неделимое; непрерывное; и единое по понятию. Но мыслящая субстанция и тело не могут составлять неделимого единства: [их объединение] должно быть составлено из двух. Не могут они объединиться и в нечто непрерывное, ибо части непрерывного имеют величину.
Остается выяснить, может ли из мыслящей субстанции и тела получиться нечто единое по понятию. Если две [составные части] остаются [самими собой, т.е. не изменяют своей природы], то нечто единое по понятию может получиться из них только как из субстанциальной формы и материи. Ибо из подлежащего и акциденции не получается единое по понятию: так, у «человека» и у «белого» разные определения. Значит, остается исследовать, может ли мыслящая субстанция быть субстанциальной формой какого-либо тела.
Внимательно рассмотрев этот вопрос, мы видим, что это невозможно.
В самом деле: [1] из двух актуально существующих субстанций не может получиться нечто одно; ибо акт любой вещи есть то, чем она отличается от любой другой вещи. Но мыслящая субстанция есть актуально существующая субстанция, как явствует из вышеизложенного (II, 51). Точно так же и тело. Следовательно, очевидно, что из мыслящей субстанции и тела не может получиться что-то одно.
[2] К тому же. Форма и материя заключаются в пределах одного и того же рода: ибо всякий род делится по [принципу] акта и потенции.[149]Но мыслящая субстанция и тело — разные роды. Следовательно, одно из них не может быть формой другого.
[3] Далее. Все, чье бытие в материи, должно быть материальным. Но если мыслящая субстанция — форма тела, то ее бытие должно быть в телесной материи: ибо бытие формы неотделимо от бытия материи. В таком случае мыслящая субстанция не будет нематериальной — а мы выше доказали обратное (II, 50).
[4] И еще. То, чье бытие в теле, не может быть отделено от тела. Но философы доказывают, что ум отделен от тела и что он не есть ни тело, ни телесная сила или способность. Следовательно, мыслящая субстанция — не форма тела: в противном случае ее бытие было бы в теле.
[5] К тому же. У чего общее с телом бытие, у того и деятельность должна быть общая с телом: ибо всякое [сущее] действует сообразно своему бытию. Деятельная сила вещи не может быть выше ее сущности, так как сила проистекает из начал сущности. — Итак, если бы мыслящая субстанция была формой тела, то ее бытие должно было бы быть общим для нее и для тела: ведь из формы и материи возникает одно в абсолютном смысле, нечто единое по бытию. В таком случае и деятельность мыслящей субстанции была бы общей для нее и для тела, и сила ее была бы силой телесной. Но это невозможно, о чем ясно свидетельствует предыдущее изложение (II, 49 слл.).
Глава 57. Точка зрения Платона на соединение мыслящей души с телом
Основываясь именно на таких или сходных рассуждениях, некоторые утверждали, что никакая мыслящая субстанция не может быть формой тела. Однако такая точка зрения явно противоречит самой природе человека: ведь очевидно, что человек состоит из мыслящей души и тела. Поэтому [сторонники подобного мнения] придумали несколько [обходных] путей, позволявших спасти человеческую природу.[150]
Платон и вслед за ним его последователи утверждали, что разумная душа соединяется с телом не как форма с материей, а лишь как двигатель с движимым. Платон говорил, что душа в теле «словно моряк на корабле».[151] Таким образом, единство души и тела, [согласно Платону], осуществляется лишь через прикосновение силы, о чем шла речь выше (II, 56). Однако это противоречит очевидности. В самом деле, в результате такого соприкосновения не получается нечто во всех отношениях единое, как было показано выше (II, 56). А из соединения души и тела получается человек. Значит, [если следовать Платону], получится, что человек не есть нечто просто[152] единое, и что он, следовательно, не есть нечто просто сущее, но всего лишь сущее по совпадению. Чтобы избежать [подобного вывода], Платон провозгласил, что человек не есть нечто составное из души и тела; но что человек — это душа, [временно] пользующаяся телом,[153] подобно тому, как Петр не есть нечто состоящее из человека и одежды, но человек, пользующийся одеждой.
Однако это невозможно, как [мы сейчас постараемся] показать.
Живое существо [вообще] и человек [в частности] суть природные чувственно-воспринимаемые [предметы]. Но это было бы не так, если бы тело и его части не принадлежали к сущности человека и живого существа, а всю их сущность целиком составляла бы душа, как это полагает [Платон]: ведь душа не материальна и не воспринимается чувствами. Значит, невозможно, чтобы человек и живое существо [вообще] были душой, которая пользуется телом, а не [существом], состоящим из души и тела. И еще. У [вещей], разнородных по бытию, не может быть одна деятельность. Я имею в виду единство деятельности не в том, на что направлено действие, но в том, что исходит от деятеля. Так, например, множество людей, тянущих судно, делают одно дело с точки зрения объекта действия, который один; но с точки зрения тянущих, т.е. деятелей, здесь совершается множество действий, ибо тянут они в силу различных побуждений. А так как действие есть следствие формы и силы, то у [вещей], наделенных разными формами и силами, должны быть разные действия. Так вот, хотя у души и есть [особая, только ей] свойственная деятельность, в которой тело вместе с ней не участвует, например, мышление; однако есть и виды деятельности, общие для души и тела, например: страх, гнев, ощущение и т.п. Все они сопровождаются некоторым изменением определенных частей тела, из чего явствует, что это — действия и души, и тела одновременно. Значит, душа и тело должны составлять нечто одно так, чтобы не различаться по бытию. На этот довод, однако, имеется возражение с платоновской позиции. [Вот это возражение]. — Нет ничего несообразного в том, что у движущего и движимого одно действие, хотя по бытию они различны. Это одно действие — движение, которое исходит от движущего и совершается в движимом. Именно так Платон объяснял существование видов деятельности, общих для души и тела: они являются действиями души как двигателя и тела как движимого.[154] Но этого не может быть. [Вот опровержение возражения платоников]. — Во второй книге О душе Философ доказывает, что «ощущение является разновидностью движения», возбуждаемого внешними чувственно-воспринимаемыми [предметами].[155]Поэтому человек не может ощущать, если вне его нет ничего ощутимого, точно так же, как ничто не может двигаться без движущего. Значит, орган чувства при ощущении приводится в движение и испытывает воздействие, но [не изнутри, от души, а] извне, от внешнего ощутимого. Ощущение — это способность испытывать воздействие; это ясно из того, что лишенные ощущения [вещи] не испытывают подобного воздействия от чувственно-воспринимаемых [предметов]. Значит, ощущение есть пассивная сила органа чувства. Значит, чувственная душа при чувственном восприятии выступает не как двигатель и деятель, а как то, благодаря чему претерпевающее [т.е. орган] может претерпевать, [т.е. чувствовать]. Но это было бы невозможно, если бы она отличалась по бытию от претерпевающего. Следовательно, чувственная душа не отличается по бытию от одушевленного тела. Кроме того. Допустим, что движение — это общее действие движущего и движимого. Однако производить движение и воспринимать движение — разные виды деятельности; недаром [Аристотель] полагает две разные категории: действие и претерпевание.[156] Значит, если при чувственном восприятии чувственная душа выступает как деятель, а тело — как претерпевающее, то деятельность души и тела при этом будет разная. Значит, чувственная душа будет обладать неким особым, [только ей свойственным родом] деятельности. Следовательно, у нее будет и своя особая субсистенция, [т.е. она будет отдельно и самостоятельно существовать]. Следовательно, по разрушении тела она не прекратит своего существования. Значит, чувственные души, т.е. души неразумных животных, будут бессмертны. — Это представляется маловероятным, однако Платон думает именно так.[157] Впрочем, этот вопрос мы исследуем в своем месте (II, 82). Далее. Вид, к которому принадлежит движущееся, не зависит от его двигателя; [вид всякой вещи определяется причиной ее бытия, а не причиной ее движения]. Значит, если душа связана с телом всего лишь как двигатель с движимым, то принадлежность тела и его частей к определенному виду не зависит от души. Значит, после того, как душа покинет тело, оно и его части по-прежнему будут принадлежать к тому же виду. — Но это явно не так. В самом деле: плоть, кость, рука и прочие подобные части тела если и продолжают называться прежними именами по уходе из них души, то лишь омонимически; ибо ни одна из них уже не исполняет свойственной ей деятельности, которая определяется видом. — Следовательно, душа соединяется с телом не просто как двигатель с движимым или как человек с его одеждой.
К тому же. Движимое получает от своего двигателя не бытие, а только движение. Значит, если бы душа соединялась с телом лишь как его двигатель, то тело двигалось бы благодаря душе, но существовало бы независимо от нее. Однако жизнь — это своего рода бытие живущего.