О небе, что, если бы звездам по природе было свойственно передвигаться шагами, природа непременно снабдила бы их [ногами], органами шагания.[218]А потенциальный ум исполняет свою деятельность с помощью телесных органов, ибо представления бывают только в них. Значит, природа должна была соединить потенциальный ум с телесными органами. Следовательно, потенциальный ум по бытию не отделен от тела.
И еще. Если бы потенциальный ум был отделен от тела, он лучше понимал бы отделенные от материи субстанции, чем чувственные формы: потому что [отделенные субстанции и сами по себе] более умопостигаемы, и ему были бы более сообразны. Однако на деле он не может мыслить субстанции, совсем отделенные от тела, потому что таким субстанциям не соответствуют никакие представления. А этот ум «ничего не может мыслить без представлений», как говорит Аристотель в третьей книге О душе.[219] Ибо для него «представления — то же, что чувственновоспринимаемые» [вещи] для чувства: без них чувство ничего не ощущает. Следовательно, [потенциальный ум] не является субстанцией, отделенной от тела по бытию.
К тому же. Во всяком роде [вещей] пассивная потенция простирается ровно настолько же, насколько активная потенция того же рода: поэтому в природе нет такой пассивной потенции, которой не соответствовала бы естественная активная потенция. Но деятельный ум делает умопостигаемыми только представления. Следовательно, и потенциальный ум приводится в действие только такими умопостигаемыми [сущностями], которые абстрагированы от представлений. Значит, потенциальный ум не способен мыслить отделенные субстанции.
Далее. В отделенных субстанциях виды чувственных вещей находятся умопостигаемым образом; через эти [умопостигаемые виды отделенные субстанции] имеют знание о чувственных вещах [сразу все, непосредственно и интуитивно]. Значит, если бы потенциальный ум мог мыслить отделенные субстанции, он усвоил бы в них [сразу все] знание чувственных вещей. Но тогда он не стал бы получать это знание [постепенно и опосредованно] через представления: ибо природа не делает ничего излишнего.[220]
Если же нам возразят на это, что отделенные субстанции вовсе не познают чувственных [вещей, нашему оппоненту] придется, по крайней мере, признать, что они обладают неким более высоким знанием. В таком случае, потенциальный ум тоже будет обладать этим [более высоким знанием], раз он мыслит отделенные субстанции. Выходит, он будет обладать двояким знанием: одним, каким обладают отделенные субстанции, а другим — почерпнутым из чувств. Но из этих двух [родов] знаний одно все равно было бы лишним.
Кроме того. Потенциальный ум есть «то, чем мыслит душа», как сказано в третьей книге О душе.[221] Значит, если бы потенциальный ум мыслил отделенные субстанции, то и мы бы их мыслили. Но это очевидно не так: ибо мы [различаем] их так же, как «глаз ночной совы — солнце», по выражению Аристотеля.[222]
На это сторонники вышеизложенной точки зрения [т.е. аверроисты] отвечают так. Поскольку потенциальный ум существует самостоятельно, сам по себе, постольку он мыслит отделенные субстанции и находится в потенции к ним, как прозрачное — к свету.[223]оскольку же он соединен с нами, постольку он изначально находится в потенции к формам, абстрагированным от представлений. Поэтому мы сначала не можем мыслить с его помощью отделенные субстанции.
Однако этот [довод] не выдерживает [критики]. По их рассуждению выходит, что потенциальный ум присоединяется к нам оттого, что актуализуется с помощью умопостигаемых видов, отвлеченных от представлений. То есть сначала он находится в потенции к подобным видам и лишь потом присоединяется к нам. А вовсе не потому он способен воспринимать эти виды, что соединен с нами.
Кроме того. Если следовать их точке зрения, то способность воспринимать абстрагированные виды свойственна потенциальному уму не самому по себе, а из-за [чего-то] другого. Но то, что не свойственно [вещи] самой по себе, не входит в ее определение. Значит, понятие потенциального ума состоит не в том, что он способен [воспринимать] отвлеченные виды, — а ведь так определяет его сам Аристотель в третьей книге О душе.[224]
К тому же. Потенциальный ум может мыслить одновременно многое лишь в одном случае: если он мыслит одно через другое. Потому что одна потенция не может актуализоваться одновременно многими актами, за исключением одного случая: если эти акты [подчинены друг другу и составляют один] порядок. Значит, если потенциальный ум мыслит и отделенные субстанции, и виды, отделенные от представлений, то он должен мыслить [одно через другое]: либо отделенные субстанции через абстрагированные виды, либо наоборот. Какой бы из [вариантов] мы ни приняли, получится, что и мы мыслим отделенные субстанции. В самом деле: если мы мыслим природы чувственных вещей благодаря тому, что их мыслит потенциальный ум; а потенциальный ум мыслит их благодаря тому, что он мыслит отделенные субстанции; то мы мыслим их так же, как и он. Тот же вывод получится, если мы примем обратную посылку. Но вывод этот очевидно ложен. Значит, потенциальный ум не мыслит отделенных субстанций. А значит, и сам он не является отделенной субстанцией.
Глава 61. О том, что рассмотренное выше положение [Аверроэса] противоречит учению Аристотеля
Однако Аверроэс пытается подкрепить это свое положение ссылкой на авторитет и утверждает, что именно таково было учение Аристотеля.[225] Поэтому нам нужно показать, что мнение [Аверроэса] противоречит учению Аристотеля.
Во-первых, Аристотель во второй книге О душе дает такое определение души: «[Душа есть] первый акт природного органического тела, обладающего в потенции жизнью»; и прибавляет затем, что это определение «относится ко всякой душе вообще».[226] Он вовсе не [дает понять читателю,] как выдумывает вышеупомянутый Аверроэс, будто предлагает ему определение сомнительное [и еще не доказанное]: об этом свидетельствуют греческие рукописи и перевод Боэция.
Правда, чуть дальше в той же главе Аристотель добавляет, что «некоторые части души отделимы» [от тела и материи].[227] Разумеется, это могут быть только мыслящие [части]. Значит, приходится признать, что и эти части [души] являются актами тела [по Аристотелю].
Этому [выводу] вовсе не противоречит то, что Аристотель говорит дальше: «Относительно ума и способности к умозрению еще нет очевидности; но, по всей видимости, это иной род души».[228]Этими словами [Аристотель], конечно же, не хочет сказать, будто ум вовсе не подпадает под общее определение души; [он предлагает отличать его от] других частей души, каждая из которых имеет особенную природу. Так, если бы кто-нибудь сказал, что летающие животные составляют особый род по сравнению с животными, передвигающимися [по земле], он вовсе не намеревался бы тем самым выводить всех летающих животных из-под родового определения «животного». Чтобы уточнить, в каком именно смысле он упомянул о «другом роде», [Аристотель] добавляет: «Только [этому роду души] случается отделяться [от тела] как неуничтожимому от тленного». — Упомянутый Комментатор выдумывает, будто слова Аристотеля «еще нет очевидности» относятся к [родовой принадлежности] ума: мол, не установлено, является ли ум душой, в отличие от других ее частей.[229] — Ничего подобного. В подлинном [аристотелевском] тексте стоит не «ничего не сказано» или «ничего не заявлено», а «еще нет очевидности». Это нужно понимать так: еще не выяснены точно собственные [свойства и признаки ума], а не общее его определение. — А если бы, как утверждает Аверроэс,[230][слово] «душа» сказывалось об уме, [с одной стороны,] и прочих [частях души, с другой,] омонимически, [т.е. в разных смыслах], то [Аристотель, конечно же,] первым делом выделил бы [разные значения и разъяснил] омонимию, и лишь после этого принялся бы за определения, — ведь именно так он поступает обычно. В противном случае его рассуждение строилось бы на двусмысленности, что недопустимо в доказательных науках.
И еще. Во второй книге О душе [Аристотель] упоминает ум в числе способностей души. И там же называет его «способностью к умозрению».[231] Следовательно, ум, [согласно Аристотелю], существует не вне души, но есть некая ее способность.
И еще. В третьей книге О душе, в самом начале рассуждения о потенциальном уме, [Аристотель] называет его частью души: «Та часть души, которою душа познает и бывает мудрой».[232] Тем самым он совершенно определенно дает понять, что потенциальный ум принадлежит к душе.
Еще определеннее он утверждает то же самое чуть дальше, там, где объясняет природу потенциального ума: «Умом я называю то, чем душа думает и мыслит».[233] Здесь ясно и точно показано, что ум есть нечто, принадлежащее к человеческой душе, то, чем человеческая душа мыслит.
Итак, приведенное выше положение [Аверроэса] противоречит как учению Аристотеля, так и истине. А потому оно должно быть отвергнуто как вымысел.