овье», а не прежде того. Это возражение Платону, который полагал, что формы вещей существуют прежде вещей. И далее [Аристотель] добавляет: «А остается ли какая-нибудь [форма] и впоследствии — это надо рассмотреть. В некоторых случаях этому ничто не мешает; например, не такова ли душа — не вся, а ум». Ясно, что, говоря о формах, он хочет сказать, что ум, который является формой человека, остается после [разрушения] материи, то есть тела.
Из приведенных слов Аристотеля ясно, что он, хотя и считает душу формой, однако не отказывает ей в самостоятельном существовании и, следовательно, не считает ее тленной, как это приписывает ему Григорий Нисский.[405] Для [Аристотеля] разумная душа занимает исключительное положение среди прочих форм с их общими для всех свойствами, ибо она, по его словам, продолжает быть после тела и является некой субстанцией.
Согласно с этим и католическое вероучение. Так, в книге О церковных догматах сказано: «Мы веруем, что один лишь человек имеет душу субстанциальную, которая живет и без тела и сохраняет живыми свои чувства и способности; и не умирает ни вместе с телом, как утверждает Араб,[406]ни через непродолжительное время, как полагает Зенон,[407]о жизнь — ее субстанция.»[408]
Тем самым опровергается заблуждение нечестивых, от лица которых Соломон говорит в Книге Премудрости: «Из ничего мы рождены и после будем как небывшие» (2:2); и в Книге Екклесиаста: «Участь людей и участь животных — одна, и один конец у тех и других. Как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом» (3:19). Что Соломон говорит это не от себя, а от лица нечестивых, ясно из слов, которые он помещает в конце книги, как бы подводя итог: доколе не «возвратится прах в землю свою, от которой был [взят], а дух возвратится к Тому, Кто дал его» (12:7).
И кроме этих нет числа другим [высказываниям], в которых бессмертие души удостоверяется авторитетом Священного Писания.
Главы 80 и 81. Доказательства того, что душа погибает с гибелью тела, и их опровержение
Однако есть достаточно, по-видимому, убедительные доводы, на основании которых можно доказать, что человеческие души не могут продолжать существовать после [гибели] тела.
[1] В самом деле: если множественность человеческих душ обусловлена множественностью тел, как было показано выше (II, 75), то по разрушении тел души не могут сохранить свою множественность. Значит, одно из двух: либо человеческая душа всецело перестает быть; либо остается лишь одна [всеобщая душа]. Именно так думают те, кто полагает, будто нетленно лишь то [начало], которое едино во всех людях, будь это только деятельный ум, как утверждает Александр,[409] или деятельный и потенциальный ум, как говорит Аверроэс.[410]
[2] Далее. Форма — причина различия по виду. Если после уничтожения тел остаются многие души, то они должны быть различны; ибо субстанциально тождественное едино, а различное по субстанции множественно. Но в душах, переживших тело, различие может быть только формальным, так как они не состоят из материи и формы, как было доказано выше относительно всех мыслящих субстанций (II, 50 слл.). Следовательно, они должны различаться по виду. Души не изменяют свой вид после уничтожения тела, ибо то, что меняет вид, уничтожается. Значит, еще до отделения от тела души должны были различаться по виду. Но составные сущие получают свой вид по форме. Значит, человеческие индивидуумы были бы различны по виду. Но это нелепо. Таким образом, очевидно, что множество душ не может пережить тела.
[3] К тому же. Для тех, кто полагает мир вечным, мысль о том, что человеческие души по смерти тела продолжают существовать в своем множестве, вообще неприемлема. В самом деле: если мир существует от века, то и движение было от века. Следовательно, рождение вечно. Но если рождение вечно, то до нас умерло бесконечно много людей. И если души умерших продолжают существовать где-то после смерти в том же количестве, то придется признать, что число душ прежде умерших людей в настоящий момент актуально бесконечно. Но это невозможно: ибо актуально бесконечного в природе быть не может. Следовательно, приходится признать, что если мир вечен, то после смерти не могут продолжать существовать многие души.
[4] И еще. То, что присоединяется к какой-либо [вещи] и отделяется от нее так, что [вещь] не уничтожается, присоединяется к ней привходящим образом: ибо именно в этом состоит определение привходящего [признака, или акциденции].[411]Следовательно, если душа не уничтожается при отделении от тела, значит, она соединена с телом акцидентально. Значит, человек, состоящий из души и тела, — акцидентальное сущее. Из этого далее следует, что нет такого вида как «человек», ибо то, что соединяется случайно, не образует вида, как, например, не образует вида «белый человек».
[5] Далее. Не может быть субстанции без какой-либо деятельности. Но всякая деятельность души прекращается с гибелью тела. В этом легко убедиться путем индукции. В самом деле: питательные способности души действуют с помощью телесных качеств, с помощью тела как орудия и в самом теле, которое благодаря душе совершенствуется, питается, растет и извергает семя для продолжения рода. Далее, все способности, относящиеся к чувственной душе, осуществляют свою деятельность через телесные органы; а некоторые из них сопровождаются телесными изменениями, например, те, что называются душевными страстями, как любовь, радость и т.п. Что же касается мышления, то, хоть эта деятельность и не осуществляется через какой-то телесный орган, однако предметом ее служат представления, относящиеся к ней как цвета к зрению, так что мыслящая душа не может мыслить без представлений. Кроме того, чтобы мыслить, душа нуждается в способностях, которые подготавливают представления к тому, чтобы они стали актуально мыслимыми: это рассудок и память. Эти способности, по общему убеждению, являются актами некоторых телесных органов, через которые они действуют; поэтому они никак не могут существовать после гибели тела.
Вот почему Аристотель говорит, что «душа никак не может мыслить без представления»;[412] и что душа «ничего не мыслит без пассивного ума»,[413] который он называет рассудочной способностью, а она тленна, [как и тело]. Именно в этой связи он говорит в первой книге О душе, что «человеческое мышление разрушается, когда разрушается что-то внутри тела»,[414]а именно [способность] представления или пассивный ум. А в третьей книге О душе говорится, что после смерти мы не помним того, что знали при жизни.[415] Таким образом, очевидно, что никакая деятельность души не может продолжаться после смерти. А следовательно, не может сохраняться и субстанция души: ибо не может быть субстанции без деятельности.
[Глава 81]
Эти доводы нужно постараться опровергнуть, потому что они приводят к ложным выводам и противоречат изложенному выше.
[1.] Во-первых, следует знать, что все вещи, связанные взаимным соответствием и приспособленные друг к другу, приемлют множественность или единство одновременно, причем для того и другого есть своя причина. Если бытие одной из них зависит от другой, то и единство ее или множественность будут зависеть от другой; если же нет, то от какой-либо внешней причины. Так вот, форма и материя всегда должны соответствовать друг другу и быть как бы естественно друг к другу приспособлены: ибо соответствующий акт происходит только в соответствующей материи. Поэтому материя и форма всегда должны следовать друг другу в единстве или множестве. Следовательно, если бытие формы зависит от материи, то и множественность ее или единство зависят от материи. Если же нет, то форма необходимо будет умножаться сообразно умножению материи, то есть вместе с материей и в соответствии с ней; однако единство или множественность самой формы не будет зависеть от материи. Выше мы доказали, что человеческая душа — это форма, не зависящая от материи в своем бытии (II, 68). Следовательно, хотя душ такое же множество, как и тел, однако множественность тел не будет причиной множественности душ. Поэтому с уничтожением тел не обязательно уничтожится множественность душ, как заключал первый довод.
[2.] Теперь мы можем без труда опровергнуть второй довод. Не всякое различие форм создает различие по виду, но только различие форм согласно формальным принципам, или согласно определению формы. Так, например, бытие формы данного огня иное, нежели у другого огня; однако и тот и другой — огонь, и форма в смысле вида в обоих случаях одна и та же. Следовательно, множество душ, отделенных от тел, представляет собой формы, различные по субстанции, ибо субстанция данной души иная, нежели субстанция другой души. Однако различие этих форм проистекает не из различия сущностных принципов души как таковой и не предполагает различных определений понятия «душа»; оно обусловлено соразмерностью каждой души ее телу, ибо всякая душа соразмерна лишь одному данному телу и никакому другому. Подобная соразмерность сохраняется в каждой душе и после гибели тел, ибо сохраняется субстанция каждой души — ведь по бытию она не зависит от тела. В самом деле, души по своей субстанции суть формы тел: в противном случае они соединялись бы с телами акцидентально, но тогда душа и тело не составляли бы вместе нечто единое само по себе, а лишь нечто акцидентально единое. Однако раз души — формы, они должны быть соразмерны телам. Значит, разные соразмерности будут присущи душам и после их отделения; следовательно, душ по-прежнему будет много.