К тому же. Порядок универсума, очевидно, требует, чтобы более благородные вещи превосходили менее благородные либо величиной, либо числом: ведь ясно, что менее благородные существуют ради более благородных. Поэтому более благородных вещей, которые существуют ради себя самих, должно быть как можно больше. И в самом деле, мы видим, что нетленные тела, т.е. небесные, настолько превосходят тленные, т.е. элементарные, что величина последних по сравнению с первыми пренебрежимо мала. Небесные тела достойнее тел элементарных, как нетленные тленных; точно так же мыслящие субстанции достойнее всех вообще тел, как неподвижные и нематериальные — подвижных и материальных. Значит, отделенные мыслящие субстанции должны превосходить числом множество всех вообще материальных вещей. Следовательно, число их не ограничивается числом небесных движений.
И еще. Виды материальных вещей умножаются не за счет материи, а благодаря форме. Но у форм, существующих вне материи, бытие более полное и универсальное, чем у форм, которые существуют в материи: ибо материя воспринимает лишь те формы, какие она способна удержать. Таким образом, очевидно, что форм, существующих вне материи, то есть отделенных субстанций, во всяком случае, не меньше, чем видов материальных вещей. Поэтому мы не признаем, что отделенные субстанции являются видами чувственных [вещей], как это утверждали платоники.[505] Ведь они не могли прийти к познанию отделенных субстанций иначе, как от чувственных [предметов], и потому предполагали, что эти субстанции того же вида, что и [знакомые нам из опыта вещи], точнее, что они являются видами этих вещей. Так, если бы кто никогда не видал ни Солнца, ни Луны, ни других звезд и услыхал бы, что существуют какие-то нетленные тела, он решил бы, что они — того же вида, что и тленные тела, и называл бы их теми же именами. Но они не могут быть одного вида. Точно так же нематериальные субстанции не могут быть одного вида с материальными и не могут быть видами материальных [тел]: ибо материя служит чем-то вроде вида для всех чувственных [вещей], только не та материя, которая является началом данного индивида. Так, в определение вида «человек» входят плоть и кости, только не данная плоть и данные кости, служащие началом Сократа или Платона. Таким образом, мы не согласимся с тем, что отделенные субстанции — это виды чувственных вещей; они — другие виды, более благородные, чем виды [чувственных предметов], поскольку чистое всегда благороднее смешанного [с чем-то другим]. И тех субстанций должно быть больше, чем видов материальных вещей.
К тому же. Нечто может быть умножаемо в гораздо большей степени в своем умопостигаемом бытии, нежели в своем бытии материальном.
В самом деле, умом мы постигаем многое, чего в материи быть не может. К примеру: математически можно продолжить любую конечную прямую линию, а в природе — нет. В уме мы можем до бесконечности увеличивать [плотность или] разреженность тел, скорость движения или разнообразие фигур, даже если в природе это невозможно. Но отделенные субстанции по своей природе существуют в умопостигаемом бытии. Значит, в них возможно большее разнообразие и множество, чем в материальных вещах: это ясно, если взвесить особенности и сущность того и другого рода [вещей]. Но в вещах, которые существуют всегда, нет разницы между бытием и возможностью.[506] Следовательно, множество отделенных субстанций превосходит множество материальных тел.
Это подтверждает и Священное Писание. Ибо сказано у Даниила: «Тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли перед Ним» (Дан. 7:10). И Дионисий говорит, что число тех субстанций превосходит всякое материальное множество.[507]
Тем самым опровергается заблуждение тех, кто приравнивал число отделенных субстанций к числу небесных движений или к числу небесных сфер; а также заблуждение Рабби Моисея, по мнению которого указанное в Писании число ангелов относится не к отделенным субстанциям, а к их низшим способностям, как если бы, например, вожделеющая способность называлась бы духом вожделения и т.п.[508]
Глава 93. О том, что не бывает нескольких отделенных субстанций одного вида
На основании того, что мы выяснили об этих субстанциях, можно доказать, что не бывает нескольких отделенных субстанций одного вида.
Выше было показано, что отделенные субстанции суть некие самостоятельно существующие чтойности. Но вид вещи есть то, что обозначается в определении, ибо определение есть «знак чтойности вещи».[509] Поэтому самостоятельно существующие чтойности — это самостоятельно существующие виды. Значит, отделенных субстанций столько, сколько их видов.
К тому же. Все вещи, тождественные по виду и различные по числу, содержат материю: ибо различие, проистекающее из формы, влечет за собой различие по виду; а из материи проистекает различие по числу. Но у отделенных субстанций совсем нет материи — ни той, которая была бы их частью, ни той, с которой они соединялись бы как формы. Следовательно, не может быть нескольких отделенных субстанций одного вида.
Далее. В тленных вещах множество индивидов в одном виде существует для того, чтобы природа вида, которая не может всегда сохраняться в одном индивиде, сохранялась во множестве. Поэтому даже в нетленных телах в каждом виде только по одному индивиду. Но природа отделенной субстанции может сохраняться в одном индивиде, ибо они нетленны, как было показано выше (II, 55). Значит, в одном виде не нужно нескольких таких субстанций.
И еще. Во всякой вещи то, что относится к ее виду, достойнее того, что относится к началу индивидуации и существует помимо видового определения. Следовательно, умножение видов больше прибавляет универсуму благородства, чем умножение индивидов в одном виде. Но в наибольшей степени совершенство универсума состоит в отделенных субстанциях. Значит, для совершенства универсума нужно, чтобы было больше [вещей], различных по виду, чем различных по числу в одном виде.
Кроме того. Отделенные субстанции совершеннее, чем небесные тела. Но небесные тела, ради их совершенства, устроены так, что в каждом виде только один индивид: во-первых, потому, что каждое из них состоит из всей материи данного вида; во-вторых, потому, что в одном индивиде в совершенстве [воплощена] вся способность данного вида исполнять в универсуме ту задачу, к которой данный вид предназначен: это понятно на примере Солнца и Луны. Тем более в отделенных субстанциях есть лишь по одному индивиду каждого вида.
Глава 94. О том, что отделенная субстанция и душа не принадлежат к одному виду
Далее докажем, что душа — не того же вида, что отделенные субстанции.
Человеческая душа больше отличается от отделенной субстанции, чем одна отделенная субстанция от другой. Но все отделенные субстанции различаются между собой по виду, как было показано (II, 93). Тем более отличаются они [по виду] от души.
Далее. У разных вещей свое особенное бытие сообразно их видовому понятию. Вещи, которые по-разному существуют, относятся к разным видам. Но бытие человеческой души и отделенной субстанции разное: в бытии отделенной субстанции не может участвовать тело, а в бытии человеческой души может, ибо она соединяется с телом по бытию, как форма с материей. Следовательно, человеческая душа отличается от отделенных субстанций по виду.
К тому же. То, что само по себе составляет вид, не может быть одного вида с тем, что составляет лишь часть вида. Но отделенная субстанция сама по себе составляет вид, а душа нет, ибо она лишь часть вида «человек». Значит, душа не может быть того же вида, что отделенные субстанции: в противном случае человек был бы того же вида, что они, а это невозможно. Кроме того. Вид вещи познается из свойственной ей деятельности: деятельность обнаруживает силу вещи, которая, в свою очередь, указывает на ее сущность. Отделенной субстанции и разумной душе свойственна одна и та же деятельность — мыслить. Однако способ мышления у отделенной субстанции и у души совершенно разный: душа мыслит, отправляясь от [чувственных] представлений, а отделенная субстанция — нет, ибо у нее нет телесных органов, в которых должны быть представления. Следовательно, человеческая душа и отделенная субстанция — не одного вида.
Глава 95. Как следует понимать род и вид применительно к отделенным субстанциям
Однако нужно разобраться, как различаются виды применительно к отделенным субстанциям. В материальных вещах разных видов одного рода родовое понятие берется из материального начала, а видовое отличие — из формального начала. Так, чувственная природа, составляющая понятие животного, есть материальное в человеке по отношению к мыслящей природе, составляющей видовое отличие человека, разумного животного. Значит, раз отделенные субстанции не составлены из материи и формы, как было выяснено выше (II, 50), непонятно, откуда может в них взяться род и видовое отличие.
Здесь нужно принять во внимание, что разные виды вещей в разной степени обладают природой сущего [и располагаются как бы по ступеням лестницы]. Самое первое деление сущего — это деление на совершенно сущее, то есть существующее само по себе и актуально, и несовершенно сущее, то есть существующее в другом и потенциально. И дальше, по мере разветвления [общего рода «сущее"] на отдельные [виды], обнаруживается то же самое: один вид поднимается над другим на некую следующую ступень совершенства: животные — над растениями, свободно передвигающиеся животные — над животными неподвижными; даже цвета по виду один выше другого — чем ближе к белому, тем совершеннее. Вот почему Аристотель в восьмой книге Метафизики говорит, что определения вещей подобны числу, где вычитание или прибавление единицы меняет вид числа.