Но я не сказала этого вслух.
– Я сегодня купил тебе кое-что.
Он вытер руки, подошел к столу, где лежала его коричневая сумка, достал большую книгу в твердом переплете, вернулся и протянул ее мне.
– Подержанная, но она привлекла мое внимание, когда я проходил мимо библиотечной распродажи.
«Величайшие глубоководные погружения».
Улыбнувшись, начала листать книгу с напускным интересом.
– Здорово, – прощебетала я. – Фотографии такие красивые.
– Я подумал, тебе понравится.
Мартин развернулся, взял термос и контейнер с обедом, и меня охватило чувство облегчения, едва я поняла, что он готовился к ночной смене. Я вздохнула.
– Люблю книги для журнальных столиков, – заверила его. – Спасибо, что не забыл.
Он подошел и поцеловал меня в лоб. Оцепенев, я расслабилась лишь после того, когда Мартин отступил.
– Запри все двери. И приятных снов. Я вернусь в семь.
– Пока.
Брат ушел на работу, но я не сдвинулась с места, пока рокот двигателя его машины не затих на улице.
Выбросив пакет из-под продуктов в утилизатор, взяла книгу, проверила двери, убедилась, что свет везде выключен, и поднялась в свою комнату. Не включая светильник, подошла к книжной полке, выровняла стопку книг и добавила к своей коллекции новый экземпляр.
«Барселона: история архитектуры».
«101 самая удивительная пещера».
«Одри навсегда: шесть легендарных фотографов. Одна легендарная звезда».
«Запад: Американский ковбой».
«История мира карта за картой»…
Я отступила назад, читая названия на корешках книг, которые занимали две полки, хранившие тяжесть не только массивных томов в твердых переплетах. Мне нравилось ставить их на полку всякий раз, когда он дарил мне новый. Мартину было приятно видеть, что я выставляю его подарки, но в то же время… мне это казалось неким достижением. Книги напоминали трофеи.
Когда синяки исчезали, единственным внешним напоминанием о том, что никогда не сотрется из моей памяти, оставались они.
По одной книге за каждый раз, когда я вставала на ноги.
Снова.
И снова.
И снова.
Он покупал мне и другие подарки на протяжении многих лет, каждый раз, если выплескивал свой гнев и начинал ощущать чувство вины. Эти вещи также были расставлены по комнате. Вещи, которые я оставлю дома после отъезда, чтобы, придя сюда, он увидел их и вспомнил все. Только меня уже рядом не будет.
Я опустила глаза.
По крайней мере, так я себе говорила.
Бабушка спала в своей комнате дальше по коридору. Ее проигрыватель постепенно подбирался к концу стороны А на пластинке. Мне хотелось, чтобы она жила вечно, однако порой…
Мартин вел бы себя намного хуже, если бы не бабуля. Она – единственный человек, который меня любил. Без нее я бы не выжила.
Но ей было больно.
И если она доживет до того момента, когда придет время поступать в колледж, я не смогу уехать. Я не могла бросить ее с ним и была бы вынуждена остаться.
Ненавидела себя за эту мысль, но…
Хоть я и не желала ей смерти, мне нужно было выбраться отсюда.
Что я буду делать?
Укутавшись в кардиган, под который надела лишь пижамные шорты и майку, повернулась, собираясь закрыть шторы.
Но в углу моей комнаты кто-то сидел в кресле.
Я судорожно вздохнула, отпрыгнув назад.
– Привет, – сказал Уилл.
Мои глаза округлились, я тяжело дышала, сердце подпрыгивало.
– Какого черта? – Я бросилась к окну, прижалась щекой к стеклу, чтобы посмотреть на подъездную дорожку и убедиться, что брата нет.
– Ты сегодня не поставила свечу на подоконник? – спросил он.
Только я не слушала.
– С ума сошел?
Я осмотрела улицу, насколько позволяло растущее перед окном дерево, но не обнаружила машину Уилла. Надеюсь, он припарковался подальше.
Как, черт возьми, он сюда попал? Брат ушел несколько минут назад. Он мог его увидеть.
– Ты должна зажечь свечу, Эмми.
– Я никогда не зажигаю свечи! – прорычала шепотом, чтобы бабушка не услышала. – Мне плевать на Вечную Ночь. Ты должен уйти.
Он был в джинсах и армейской зеленой футболке, подчеркивавшей цвет его глаз. Его волосы так красиво спадали на виски – гель за целый день утратил фиксирующие свойства.
– Помнишь, что я сказал? – спросил Уилл низким голосом. – Если не придешь ко мне, я сам приду за тобой.
Да, я так и не вышла к нему в назначенное время. Каким бы важным ни был марафон «Миссия невыполнима», у меня имелись другие дела, а он забыл спросить, свободна ли я сегодня вечером.
Парень пристально смотрел на меня, положив руки на подлокотники. Я нахмурилась, несмотря на волну восторга, пробежавшую по телу при виде него.
– Поверить не могу, что у Эмери Скотт на стене висит плакат с Сидом и Нэнси, – пошутил Уилл. – Пара отвратительных наркоманов, один из которых едва умел играть на гитаре.
– Пожалуйста, – попросила я, проигнорировав его поддразнивания. – Тебе нельзя здесь находиться.
Он медленно поднялся, не отрывая взгляда от моего лица.
– Или, возможно, ты неравнодушна к обреченным романам.
Я отступила назад, когда он шагнул ко мне.
– Просто уходи, – снова повторила.
Но Уилл продолжал приближаться, прошептав:
– Ты такая красивая.
Сжав кулаки, покачала головой.
– Однако я уже устал от того, как ты на меня смотришь. – Выражение его лица стало неожиданно серьезным. – Так, будто мне нельзя доверять.
А разве можно? И даже если бы смогла поверить в его добрые намерения в отношении меня, я не была к этому готова. Мне не хотелось, чтобы он вмешивался в мою жизнь. Я делала ему одолжение.
Мне понравилось произошедшее в кинотеатре, и я буду вечно хранить память об этом.
Но Дэймон прав. Вчера было весело. Теперь все кончено.
– Тебе нужно уйти.
Его взгляд сосредоточился на мне.
– Еще мне чертовски надоело это слышать. – Он заиграл желваками. – В чем проблема? Вчера все было потрясающе. Почему ты всегда слишком увлекаешься самокопанием, пока не превратишь что-то хорошее во что-то плохое?
– Я тебе ничего не должна, – огрызнулась, – и я тебя не приглашала, так что просто уходи! Убирайся.
Уилл остановился; от его грозного взгляда мое сердце замирало почти так же, как от его улыбки.
– Знаешь, я относился к тебе добрее, чем следовало. – Он расправил плечи. – Тебе известно, скольких девушек я могу заполучить вот так?
Парень щелкнул пальцами. От веселого, спокойного, милого защитника не осталось и следа.
Поверьте, я прекрасно понимала, что он может получить любую задницу, какую пожелает, и уже получил. Я не первая, кто к нему прикасался или целовал.
– Мне нужно поблагодарить свои счастливые звезды за то, что вся моя неустанная, тяжелая работа по привлечению твоего внимания действительно окупилась, пока я преследовала тебя, словно жалкий щенок! – закричала я, подчеркнув его лицемерие.
Это Уилл преследовал меня! А не наоборот.
Он шагнул ко мне, как вдруг кто-то назвал мое имя. Уилл остановился, и мы оба впились друг в друга взглядами.
Моя кровь кипела. Я видела, что его шея уже блестела из-за легкой испарины.
Меня охватил жар. Мы стояли так близко, в темноте, а моя кровать была совсем рядом.
Мой клитор пульсировал; я перестала дышать, даже не заметив этого.
– Эмми, – вновь позвал тоненький голосок.
Я моргнула, выдохнув.
– Эмми? – в очередной раз окликнула бабушка.
Уилл слегка расслабился, его взгляд смягчился.
Опустив глаза, покачала головой.
– Пожалуйста, просто уходи. – Сил хватило лишь на шепот.
Я вышла из комнаты, свернула направо и направилась в спальню бабушки.
Белые занавески колыхал ветер. Она в своем объемном розовом халате пыталась приподняться на постели.
– Эй, эй, – сказала я, подбежав к ней, и приподняла трубку кислородной маски, чтобы она не сдавила ее. – Все хорошо. Я здесь.
Бабушка села, откинувшись на подушки, пока я помогала ей снять маску. Приподняв ее, прислушалась к дыханию, убеждаясь, все ли в норме.
– Ты в порядке?
– Мне просто нужна вода.
Я взяла чашку, наполнила ее водой и протянула бабуле соломинку.
– Ты забыла зажечь мою свечу, – сказала она, сделав глоток, и посмотрела на меня снизу вверх, а я уставилась на нее.
Мои брови были нахмурены после разговора с Уиллом. Казалось, сегодня все решили испытать мое терпение.
– Не смотри на меня так, – предупредила бабушка. – Иди и зажги ее. Это моя последняя, вне всяких сомнений.
Я поджала губы, понимая, что с этим не поспоришь. Возможно, ее уже не будет в следующую Вечную Ночь.
Ладно.
Подойдя к камину, которым бабуля больше не пользовалась, взяла спички и одну из свечей с ароматом пачули, отнесла на подоконник и зажгла, убедившись, что пламя видно через стекло.
Такая глупая традиция.
Правда, теперь, когда Уилл поведал мне больше деталей той истории, в ней появилось нечто завораживающее. Каждое 28 октября, начиная с 1955 года – спустя год после убийства на Колд-Пойнте, – жители Тандер-Бэйя зажигали свечи в окнах своих спален в честь Ревери Кросс в годовщину ее смерти.
В то время как баскетбольная команда совершала ежегодное паломничество на могилу Эдварда, остальные почитали его жертву, убеждая себя, что, если они этого не сделают, то даже смерть не удержит ее от мести. Если к утру ваша свеча продолжала гореть, значит, погибшая была к вам благосклонна.
В противном случае вам уготована плохая участь до наступления следующей Вечной Ночи.
Эта примета имела не больше смысла, чем бросание соли через плечо для защиты от несчастья.
Я наблюдала за отражением огня, мерцавшим на стекле, затем подошла к другому окну и закрыла его. Раз бабушка захотела зажечь свечу, ей придется провести одну ночь с закрытыми окнами.
Гадая, ушел ли Уилл, бросила быстрый взгляд на улицу.
Вернувшись к кровати, забрала чашку и поставила ее на место, потом откинула волосы с лица бабули. Восемьдесят два года, а выглядела она на пятьсот.