Эйдин перевернулся, шипя сквозь зубы и глядя ей в глаза.
– Тебе лучше быть готовой закончить то, что ты…
Она снова ударила его лампой по голове, кровь залила его рот. Эйдин схватился за лицо.
– Алекс… – выдохнул я.
Черт.
Но вдруг лампа ударила и меня по носу, и голову пронзила жгучая боль. Я упал на пол рядом с Эйдином.
Мои глаза слезились, я даже не мог их открыть, но почувствовал, как одна из девушек сняла с меня ремень, и я едва осознавал, что происходит, пока меня тащили к стене, и лишь мельком увидел фигуры девушек, пытающихся сдвинуть нас с места.
К тому времени, когда пришел в себя и смог открыть глаза, мои руки были связаны и я был обездвижен.
Поднял глаза и увидел, что мое правое запястье привязано к беговой дорожке галстуком Эйдина, а другое ремнем – к его запястью. Я посмотрел на парня и увидел, что его левая рука привязана ремнем к крюку, удерживающему шторы.
Я зарычал и дернул руками, глядя на девушек.
– Что вы делаете? – крикнул я. – Какого хрена!
Они ходили по комнате, что-то делали и игнорировали нас. Эм игнорировала мой взгляд. Я не единственный вышел из-под контроля.
– Эй! – сказал Мика. Вместе с Рори и Тэйлором они бросились к двери. – Что, черт возьми, происходит?
Эмми кинулась вперед и захлопнула дверь ногой, подперев стулом.
– Это смешно! – закричал я.
Но Эйдин только засмеялся, качая головой. Они ему не угрожали.
Эмми налила себе еще стакан бурбона, а затем сняла футболку, оставшись в обрезанных штанах Рори и лифчике. Она попыталась оглянуться через плечо, и я увидел красное пятно на ее спине.
Она пострадала в этой драке? Я подумал об этом, но не помнил, падала ли она.
Она сделала еще глоток, пока Алекс осматривала повреждения.
– Все в порядке, – заверила Эм.
Но Алекс резко обернулась, в ее глазах загорелся огонь, когда она посмотрела на нас так, словно хотела убить.
– Ничего не в порядке!
Она вытерла пот с лица и пошла в ванную, включив кран, пока Эмери допивала бурбон и наливала себе еще порцию. Она тихо стояла, а я продолжал дергать за шестисотфунтовую беговую дорожку, как будто действительно мог освободиться. Что здесь происходило? Что они собирались делать? Взять все под контроль? Привлечь остальных?
Эмери посмотрела на нас – или на меня – сквозь очки и на мгновение помедлила, прежде чем взять стакан и сесть на ковер перед нами, достаточно далеко, чтобы мы не могли до нее дотянуться.
Я выдержал ее взгляд.
– Когда ты отвез меня домой с выездного матча, – сказала она, – и мы остановились в «Бухте», у меня возникла одна мысль той ночью.
В ту ночь она только и делала, что думала. Она все переосмыслила.
– Часть меня сопротивлялась тебе, потому что я не хотела впутывать тебя в свою ужасную жизнь, – сказала она. – Я была смущена, полна гнева и отчаянья. Я ничего не могла тебе дать.
В ответ я приподнял подбородок, но промолчал.
– Но другая часть меня боялась, что я променяю одно насилие на другое, – объяснила она. – То, как ты меня принуждал, давил на меня, не оставлял в покое, когда я просила об этом… Пытался меня напугать.
Мой взгляд дрогнул, пока слушал ее. Я никогда не был жестоким. Немного избалованным и дерзким, но никогда не хотел причинять ей боль.
Она опустила глаза и сделала глоток.
– Эта мысль покинула меня так же быстро, как и пришла, – добавила она, – потому что я хотела тебя и в глубине души так крепко держалась за надежду. Мне это было нужно. – Она снова подняла взгляд. – Но теперь мне интересно, была ли права. И вот я снова вся в синяках. Может, твой мир такой же ужасный, как и мой.
Я покачал головой, но любое несогласие, которое хотел выразить, застревало в горле.
– Чего ты хочешь от меня? – спросила она, как будто Эйдина и Алекс не было в комнате. А потом задала вопрос более жестким тоном: – А? Чего ты хочешь?
Алекс опустилась позади нее, выглядывая через ее плечо. Две женщины сидели напротив, бросая нам вызов.
– Кто меня сюда привез? – спросила Эмми. – Кто думал, что я должна быть здесь с тобой? Может быть, Дэймон? Майкл?
– Может, это был кто-то, кто тебя ненавидит? – парировал я. – Твой брат?
Она колебалась.
– Почему сейчас?
Я хмыкнул, приподнявшись, чтобы вытереть кровь, капающую с верхней губы.
– Думаю, ты знаешь почему.
Мы обменялись взглядами – она знала, о чем я говорю. Она была его слабым местом. Единственным человеком, который знал, что они сделали, чтобы отправить меня и моих друзей в тюрьму.
– Это место стоит денег, – заявила она.
– У его новой жены много денег.
Но так ли это? Я никогда ее не встречал.
Но она продолжала.
– Он сэкономил бы деньги и убил меня, если бы действительно думал, что я представляю угрозу.
– Стал бы он так делать? – возразил я. – В своей голове, уверен, он думает, что любит тебя. Как Гумберт Гумберт. – Я пожал плечами. – Возможно, он хочет преподать тебе урок. Заставить страдать.
К моему удивлению, в ее глазах промелькнуло веселье.
– Потому что он меня так любит, верно?
Типичный абьюзер. Он никогда не ненавидел ее, точно так же как мама Дэймона никогда не ненавидела его, и никто из нас не ненавидел Рику, когда мы крали все ее деньги, похищали ее маму и сжигали ее дом. Извращенный разум видит только собственные намерения, и все, что они сделали, и все, что мы сделали, оправдало конечный результат.
Путь к тому, кем мы хотим быть, в лучшем случае тернист. Поступки находили оправдание, потому что все мы были жертвами в нашей истории.
– Нет никого, кого мы заставляем страдать больше, чем тех, кого мы любим, – вмешался Эйдин.
Его рука лежала на моей, наши кулаки терлись друг о друга, пока мы пытались освободиться, но я смотрел на Эмми, на ложбинку ее груди и оливковую кожу ее подтянутого живота и почти чувствовал ее в своих руках.
Она была так близко. Ты все еще хочешь удержать меня? Я усиленно моргал, пытаясь игнорировать давление в паху.
– Хотите узнать, что я сделал, чтобы попасть сюда? – спросил ее Эйдин. – Что я натворил?
Эмми наблюдала за ним, и, несмотря на прохладный воздух, на моей шее и груди образовалась испарина.
– Я отказался… жениться, – ответил он. – Вот и все.
Алекс уставилась в пол и выглядела так, будто хотела оказаться в другом месте.
– И я могу выйти отсюда в любое время, когда захочу, – продолжил Эйдин. – Как только соглашусь.
На самом деле я не знал об этом, но это ничего не меняло. Я слышал об Эйдине еще до того, как приехал сюда. Он часто бывал в Меридиан-Сити, и мы пересекались в одних клубах и на вечеринках, хотя никогда не встречались.
– Вы думали, я кого-то убил? – он дразнил Эмери. – Возможно, трахнул свою сестру?
Может, из всех нас его послали сюда по самой незначительной причине, но он был способен на большее, потому что понимал людей почти сразу при встрече. Так случилось с Рори, Микой и Тэйлором.
– Моя будущая жена красивая, умная, она из правильной семьи, – сказал он. – Тщательно подобранная, идеальная супруга и мать, вокруг которой могу построить свою жизнь. И я был полностью готов к этому… до одной ночи.
– Художница… – сказала Эмми.
Я поднял глаза, смотря на них и видя, как он кивает.
Художница? Откуда она об этом знала?
– Что она сделала? – спросила Эм.
Он смотрел на женщин, и я проследил за его взглядом. И Эмми, и Алекс выглядели такими красивыми, что я почувствовал, будто снова сижу в своей старой комнате в доме родителей, уютно устроившись в кровати, когда утренний свет нагревает простыни.
– Это, – ответил он.
Подбородок Алекс упирался в плечо Эмми, и она скользнула пальцами по обнаженной талии, лаская ее.
– Это? – усмехнулась Алекс.
Эйдин и Алекс уставились друг на друга не моргая. Пульс на моей шее учащался.
– Я просто наблюдал за ней через экран компьютера, – сказал он, как будто в трансе, – Ощущение было, словно моя кожа разрывалась, выпуская все то давление, которое привык чувствовать всю свою жизнь. – Его грудь поднималась и опускалась с каждой секундой все быстрее. – И я наконец мог дышать полной грудью, видеть все цвета и все такое. Мне стало жарко, и мир внезапно стал таким другим, потому что…
Он сглотнул, когда Алекс провела рукой по животу Эмми, мягко и нежно касаясь ее. Эм замерла, но через мгновение расслабилась, предлагая ей продолжить.
– Потому что ни одно лезвие не режет так глубоко, как красота, – прошептал он.
Порезы… Я взглянул на татуировку, сделанную мной на его плече. Следы когтей навсегда впились в его кожу.
– У нее были эти глаза. – Он уставился на Алекс, испуганную и доведенную до отчаяния. Словно воспоминания терзали. – Я поклялся, что смогу дотянуться до экрана и прикоснуться к ней, так же как она смотрела на меня и заставляла все остальное в мире исчезнуть. Мне было все равно, что я мог потерять и чем я рисковал, – сказал он ей, – я должен был заполучить ее.
Я пристально смотрел на Эмми, вспоминая, какой упрямицей ее считал. Прошлое обрело смысл, а я обижался на нее за это. Мы являлись частью разных миров, моим друзьям приходилось трудно с ней, я был общительным и любил находиться с людьми, а она предпочитала одиночество. Мы были такими разными.
Но те моменты, когда я держал ее на руках, подтвердили то, что я уже знал.
Это стоило бы того.
– Но когда наконец набрался храбрости, чтобы заявить права на нее, она научилась справляться без меня, – объяснил Эйдин. – Чертовски больно. Я рвал на себе волосы, сходил с ума, а она… она позволяла каждому получить кусочек того, что было моим. Я был воспоминанием. Не имел значения.
– И она стала шлюхой из-за этого, – сказала Алекс.
Он смотрел на Алекс, стягивающую лямку бюстгальтера Эмми, а Эмми не останавливала ее, пока ее живот поднимался и опускался.
Но Эйдин ответил:
– Нет. – Он смотрел на девушек, на то, как ремень Эмми оказался расстегнут, а руки Алекс скользили по ее телу. – Она ставит одну ногу перед другой, делает то, что должна, и живет честно. Не стыдится своего высоко поднятого подбородка. – Его голос стал сильнее. – Она преданная. Относится ко всем по-матерински, с теплыми объятиями и доброй улыбкой. Переживает все трудности и решает проблему, не зацикливаясь на потере.