Он прошел мимо меня, вышел из мужской комнаты, я не могла даже вдохнуть. Страх клубком свернулся в животе.
Он слишком спокойный. Он никогда не был таким спокойным.
Я развернулась, последовала за ним через дверь и пошла дальше по коридору.
Он даже глазом не моргнул. Неужели он собирался обвинить внука сенатора в том, что тот заслуженно избил его?
Открыв дверь слева, он вошел в темную комнату, и я остановилась, заглянув внутрь. По ту сторону стеклянной перегородки за со столом я увидела кулаки, сцепленные наручниками.
Уилл сидел привязанный к столу, в одиночестве, Кая и Дэймона нигде не было.
Я бросилась к стеклу, прижимая к нему кончики пальцев.
Он выглядел ужасно.
Но запах бергамота и голубого кипариса накрыли меня, будто он был рядом со мной.
Моя грудь затряслась, когда я посмотрела на мешки под его глазами и на сжатые губы.
– Я скажу всем, что ты в него влюблена, – сказал Мартин. – Ты на что угодно пойдешь, чтобы защитить его. Уверен, что смогу найти свидетелей, чтобы подтвердить ситуации, когда вы были друг с другом. «Бухта». Школьный автобус, не так ли?
Я уставилась на Уилла. Я знала, что кто-то, должно быть, видел, как мы той ночью бежали по парковке.
– У тебя есть доказательства твоих обвинений? – спросил Мартин. – Свидетели? Фотографии?
Я сжала кулаки, когда Мартин подошел ко мне, и посмотрела на него.
– Он сжег твою беседку, Эм. – Его тон был ровным. Он подготовился к этому разговору. – Последние два года он трахал все, одетое в юбку, нюхал все, что можно было запихнуть в нос, и пил все, что обещало ему сладкое забвение, – сказал он.
Я стиснула зубы, не сводя глаз с Уилла. Подними глаза. Просто дай мне увидеть твои глаза.
– И ты все еще хочешь быть его шлюхой, ты грязная потас…
Я зарычала.
– Их адвокаты вытащат их, – сказала я, прерывая его. – Весь город на их стороне, а если кто-то на другой, то на стороне их отцов. Никто не захочет, чтобы они оказались в тюрьме.
Он усмехнулся, а затем вздохнул.
– Это самые близкие люди, которым они не могут больше доверять.
– Что ты имеешь в виду?
Но он продолжал смотреть сквозь стекло.
Что он знает?
– Кто загрузил видео? – спросила я.
Он улыбнулся самому себе.
Что-то здесь не так. Не похоже на оплошность, когда телефон случайно попал в чьи-то руки.
Я снова посмотрела на Уилла. Он откинулся на спинку стула, уставившись на стол, его взгляд был совершенно пустой.
Он сжег мою беседку.
Он меня ненавидел. Он не хотел видеть меня в этом городе.
В глазах предательски защипало, но, прежде чем я успела заметить, Мартин сунул мне в руки конверт.
Я взяла его.
– Что это?
Открыла его и вытащила документ.
– Не могу больше с этим справляться, – сказал он. – Теперь она твоя. Ты хочешь быть свободной, теперь ты свободна. Возьми ее.
Что? Просмотрела на документы – мне передали доверенность на опеку бабушки, и оставалось только подписать бумагу.
Это было единственное, чем он мог меня удержать. Зачем он это делает?
– Тогда отдай мне мои деньги, – сказала я.
Без них я бы не смогла о ней заботиться.
Но он только ухмыльнулся.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Покачала головой. Содержание в доме престарелых стоило более семи тысяч в месяц. Даже если брошу учебу в колледже и буду работать на трех работах, никогда не смогла бы столько платить и содержать себя.
И у меня не было денег, чтобы подать на него в суд. Бог знает, где он мог хранить то, что еще не использовал.
Подойдя к столу, он взял еще один конверт, на этот раз белый. Он вскрыл его, вытащил все, что было внутри, и бросил на стол. Фотографии рассыпались веером, и я мгновенно узнала снимки с полароида.
– Нашел твой тайник за журнальным столиком с книгами.
Он поднял глаза, встретившись с моими, я стояла в стороне, сжимая документы в руке, хотя хотела сжать его шею.
Он поднял мою фотографию с синяками на ребрах, мне было пятнадцать лет, когда он избил меня.
– Знаешь, мне от этого немного плохо, – сказал он. – Глядя на все это, создается впечатление, что ты действительно прошла через ад.
Я думала, чтобы сделать снимки на свой телефон. Загрузив фотографии в облако, я могла бы больше не беспокоиться об их сохранности и легко пересылать.
Но он проверял мой телефон, поэтому я какое-то время документировала насилие с помощью старого полароида. Поначалу я была уверена, что все продумала и что могла бы использовать это на случай побега, чтобы спасти свою жизнь.
Я перестала хранить доказательства к семнадцати годам. К тому времени просто держалась за каждую ниточку, которую могла найти.
– Я сначала разозлился… когда нашел это. – Он обошел стол, взял другой снимок и изучил его. – Но ведь все это возможность, не так ли?
Я прищурилась, сжав с силой документы в кулаке.
– Я не собираюсь прислушиваться к твоему совету, – сказал он, бросив фотографию на стол и засунув руки в карманы. – Им будет предъявлено обвинение, но окружной прокурор предложит сделку о признании вины.
– Пошел ты! – выдохнул я. – Они ни за что не будут признавать вину. Они будут всегда побеждать.
– Я почти уверен, что ты этого хочешь.
Чтобы они выиграли против Мартина? Да, черт возьми. Что бы они ни делали помимо этого, меня не волновало. Я собиралась уехать из города сегодня вечером.
Я бы не смогла содержать бабушку в доме престарелых, но я достаточно много работала, чтобы позволить себе что-нибудь приличное в Сан-Франциско. Важно было только то, что мы были свободны.
Мартин подошел ко мне, вытащил телефон из кармана и нажал несколько кнопок.
Затем передал его мне, но я не взяла его, а смотрела вниз и наблюдала, как кто-то в белой маске с красной полосой – Уилл – откинул руку назад и запустил бутылку из-под ликера с торчащей из нее горящей тряпкой в мою беседку.
Камера тряслась, но я слышала звук разбившегося стекла, а затем повсюду вспыхнуло пламя, картинка снова увеличилась, чтобы охватить всю сцену, пока весь мой труд полыхал ярким пламенем.
Я отвела глаза и посмотрела на Уилла через стекло.
– Все кончено, – сказал Мартин. – Конец целой эпохи. Они признают свою вину. Они не будут противиться обвинениям. И ты поможешь мне убедиться, что они этого не сделают.
Я покачала головой. Этого никогда не случится.
– Они сядут на пару лет, – продолжил он. – Достаточно времени, чтобы я и мои товарищи устроились в этом городе, а затем они могут вернуться домой.
– И почему ты думаешь, что они не будут бороться? – Я надавила, обращая на него взгляд. – Ты, черт побери, ненормальный.
– Потому что, если они это сделают, – сказал он, – я буду вынужден опубликовать гораздо более мрачные подробности. Они преследовали женщин в старшей школе. Нападали на них. Били их. Загоняли их в катакомбы, чтобы удовлетворить свои извращенные желания. Они не подростки. Они дьяволы.
Я тихо засмеялась. Он был сумасшедшим. Я была бы первой, кто признал, что они злоупотребляли своей властью, но после того, как помогла одному из них спрятать тело, я поняла, что люди гораздо сложнее, чем кажутся.
Раньше все было черно-белым, пока я не осознала, что это всего лишь моя точка зрения. Я так судила, потому что не хотела тратить время на раздумья.
Они не были злом.
– Не все девушки согласятся дать показания, но у нас уже есть одна запись. – Он подошел к столу и разложил мои снимки, как будто это были доказательства. – И я уверен, что после этих доказательств появится еще больше.
Он пододвинул через стол бумагу и положил на нее ручку.
Я подняла ее и начала читать.
– Одна подпишет эту бумагу, подтверждающую обоснованность своих заявлений, – проинструктировал он, и я перестала дышать, начиная понимать. – Даже если не будет других, этих обвинений будет достаточно, чтобы разрушить их жизни.
Я бегло просмотрела заявление, в котором подробно рассказывалось, как парни «избили меня» и загнали в катакомбы под Святым Киллианом и…
И вот фотографии, подтверждающие их жестокое обращение.
О боже. Он собирался выдать мои фотографии как улики против них.
– Я хочу, чтобы ты умер, – сказала я, мои глаза наполнились слезами.
– Но я могу что-нибудь придумать для мистера Мори, – продолжил он. – И для мистера Торренса и мистера Грэйсона. Они облажались. Они молодые. Они отсидят какое-то время, выйдут и продолжат свою жизнь. Будто этого никогда не было. Девушка останется довольна. Я могу заставить ее замолчать. Может быть, при помощи небольшого пожертвования, чтобы сделать сделку приятнее?
Я подавила ком в горле. Нет. Он мог бы попробовать, но этого никогда не случится. Я бы никогда не позволила ему использовать меня таким образом.
– Я говорю о том, что это не иначе как подарок судьбы, – продолжил он. – Если ей позволят высказаться, твоим друзьям станет намного хуже.
– Пошел ты к черту.
– Подписывай.
– Пошел к черту!
Он схватил меня за волосы и прижал головой к бумаге, ткнув ручку мне в лицо.
Я зарычала, отталкиваясь от стола.
– Подпиши, и ты свободна, – отрезал он, когда я попятилась к стеклу, мои глаза горели. – Не вини себя. То, что показано в этих видео, – лишь малая часть того, что они сделали, Эмери. Как они использовали людей. Их деньги и фамилии снова и снова спасали их задницы.
Я резко обернулась, глядя на Уилла, все еще сидящего за тем столом. Где его адвокат?
Я не… Я не причиню тебе вреда. Меня трясло от сдавленных рыданий. Я больше никогда не причиню тебе боль.
– Подумай только о всех женщинах, которые у него были, – заметил Мартин. – Всю свою жизнь он потратил зря, будучи обузой для своей семьи. Ничего не делал и не жил ни для чего важного. Для чего-то большего, чем он сам. Он может только брать, Эм. Все, что он делает, это берет. Он трахает, употребляет и забывает тебя.
Я закрыла глаза, желая не слышать этого.