– Встрэть дилижанс и атведы дарагих гастей, – бросил он ожидающему нахнаху. – Дай пакушат и патом заведы в башню. И скажы, пусть идёт смэна. Скорэнько.
Смена явилась минут через пять. За это время Тарзан обдумал, в каком виде ему приходить на совещание.
В своей личной комнате – во всех крепостях домена шерстяных была комната вождя – Тарзан скушал креп с ежевичным муссом. Выпил каппучино, после чего позволил себе немного Baron Otard VSOP на французских золотых клопах. Заел коньяк пастилкой. Шерстяные острым обонянием не отличались, но кто-нибудь мог унюхать запах алкоголя. Алкоголь считался харамом, и не без оснований – тому были виной особенности обмена шерстяных, прежде всего проблемы с алкогольдегидрогеназой. Тарзану, прошедшему две основательные перепрошивки, никакие вредные последствия не грозили – но объяснять такие моменты рядовому составу было совершенно ни к чему.
Размышляя об этом, вождь нахнахов рассеянно передвигал вешалки в платяном шкафу, ища подходящий смокинг. Остановился на угольно-чёрном приталенном, в комплект к которому шла дымчато-серая сорочка под тон шерсти и парадные рейтузы того же цвета. Композицию завершили атласный кушак, бабочка и пара полезных аксессуаров. Джейран принёс туфли-лодочки, надел на ноги господина и тщательно вылизал. В последний момент Тарзан вспомнил о парфюме, вытащил из клетки любимого Труссарди и сильно сжал. Мощная струя оросила левое запястье. Нахнах постучал им о правое, потом потёр лапами за ушами. В таком виде, решил он, можно являться в приличное общество.
Увы, обычные рядовые нахнахи от приличного общества были как нельзя более далеки. Так что Тарзану пришлось пробираться в переговорную залу секретным ходом. Нет, ничего харамного в его одежде не было. Но солдатня, в жизни не видавшая ничего прекраснее тактического жилета, могла поднять своего вождя на смех. Убивать хороших солдат по такому ничтожному поводу Тарзану не хотелось.
А вот переговорную Тарзан любил. Это было место, обставленное в его вкусе: просторная комната без окон, обитая жёлтыми штофными обоями, с камином, изящным столом орехового дерева и четырьмя золочёными креслами в стиле «позднее кагебокко». В правом углу, где нахнахи обычно держат оружие, стоял белый рояль. На нём Тарзан иногда – когда не было никого поблизости – наигрывал что-нибудь заветное, ну или просто импровизировал… Освещалось всё это великолепие лампами поняшьей работы. Их мягкий желтоватый свет Тарзан любил даже больше, чем естественное освещенье.
Когда он вошёл, все участники совещания были уже в сборе. Возле камина устроился ответственный за спецпроекты хемуль Гжегож Бженчишчикевич, более известный как Гжещ. Обычно неряшливый, он на сей раз причепурился: на нём была хемульская кофта до колен, а на столе лежал бювар красной кожи. Чуть поближе сидел и курил сигару Мага, начальник службы личной безопасности Вождя. А у стены, в неизменной своей жилетке, коротал минуты полковник Барсуков.
Когда Тарзан вошёл, Гжещ с трудом оторвал попу от стула, привстал и потряс башкой. Мага, как полагается, вскочил и вытянулся по струнке. Полковник не шевельнулся, но Тарзан понял, что замечен. Сомневаться не приходилось: взгляд полковника ощущался почти физически, шкурой. Тарзан вспомнил, как однажды попробовал посмотреть ему в глаза. Посмотрел. Не то чтобы испугался, нет. Но где-то с неделю косился на собственную тень – которая, как ему казалось, внимательно за ним наблюдает.
– Добра и здоровья, – поприветствовал он собравшихся, радуясь, что можно не ломать язык. Он давно сделал операцию на горле, избавившись тем самым от грубого обезьяньего акцента. К сожалению, простые нахнахи могли это понять неправильно.
– М-м-м… доброго дня, пан Тарзан, – отозвался хемуль, с облегчением садясь на место.
Мага бросил на штатского взгляд, полный неприязни.
– Ас-саляму алэйк, – сказал он, склоняясь перед Тарзаном в демонстративном поклоне и столь же демонстративно игнорируя прочих.
– Привет-привет, – полковник Барсуков окинул рассеянным взглядом окружающее пространство.
Тарзан присел на последний свободный стул и с удовольствием вытянул ноги.
– Приступим, – распорядился он. – Мага, начинай.
– Ми собралыс гаварит важное, – сообщил безопасник. – Нада засвыдетельствоват высокый дастоинство прысутствующых.
Он торжественно вытащил из-под стола корзинку с котегами.
Тарзан раздражённо дёрнул углом рта. Обычай ему не нравился. Как и многие другие нахнахские традиции, он отдавал дурновкусием. Но Мага искренне считал все обряды нахнахов священными, а полковнику Барсукову было всё равно. Лишний раз огорчать безопасника или быть неправильно понятым полковником Тарзан не хотел.
– Дастойный воин нэ вэдает усталост, бол и няш, – торжественно провозгласил Мага. – Докажым, что ми достойны сидэт и решат вапросы как нахнахи. Я сейчас доказать, что мой воля сыльный и я нэ баюс няш, – он взял котега, положил в пасть и перекусил шейку.
Гжещ посмотрел на корзинку искоса.
– Может, не надо? – как обычно в таких случаях, спросил он.
– Ты ымээш право отказаца, – тем же тоном сообщил Мага, – но тагда твой голас в сабрании будэт савэщательным, – последнее слово безопасник произнёс с невыразимым презрением.
– Как будто я тут что-то решаю, – пробормотал хемуль. – А, ладно, давайте, что ли… – он достал из корзинки котега. Тот умудрился вывернуться, упал ему на колени и тут же поскрёбся крохотными розовыми коготками о хемульское пузо, испуская волны панического няша.
– Да чтоб тебя, животное, – хемуль утёр пот со лба, прижал котега к столу и ловким движением скрутил ему шею. – Гляньте-ка: не обоссался, – с удовольствием заключил он, глядя на чистую столешницу.
Тарзан едва заметно усмехнулся. При первом знакомстве хемуль производил впечатление интеллигента и тряпки. Однако предыдущим местом работы Гжегожа был Отдел Прогрессивных Изысканий Дебетского Института Экспериментальной Биологии. В ходе изысканий он прикончил собственными руками – и, как правило, довольно мучительными способами – больше существ, чем даже Мага. Исполнители маналул шли к хемулю за консультациями в особо сложных случаях – то есть когда нужно было эффектно замучить редкое, нетривиальное существо. Добросердечный Гжещ обычно приходил на помощь, находя болевые точки даже у шампиньона.
Наступил черёд Тарзана. Ему попался самый няшный котег, граций на двадцать. Он не пытался урчать или ластиться – просто смотрел на шерстяного огромными голубыми глазами.
В голове Тарзана поднялась обычная заняшивающая муть-взвесь. Спасти котега, укрыть его… спрятать… накормить несчастного… согреть… он такой маленький, он такой красивый, такой хороший… как же его жалко…
Дождавшись появления этой мысли, Тарзан котега задушил. Что-что, а жалко ему не было никого, себя тоже. Именно это и сделало его тем, кем он стал.
Полковник Барсуков равнодушно протянул руку к своему зверьку, бросил на пол и раздавил, как окурок.
– Всэ дастойный! – торжественно объявил Мага, собирая остывающие тушки.
– Кто бы сомневался, – пробормотал полковник Барсуков и снова углубился в свои бумаги. Тарзан в который раз подумал, что полковнику очень подошла бы вересковая трубка – и в который раз вспомнил, что полковник не курит.
Барсуков был барсуком. Внешность у него была незапоминающаяся, но впечатляющая. То есть, когда полковник отсутствовал, припомнить его черты было почему-то трудно. Зато при встрече Барсукова узнавали даже те, кто раньше с ним не встречался. Почему-то сразу становилось понятно, что это тот самый Барсуков. При всём при том лицо у него было самое обычное, барсучье – широкие щёки, аккуратная узкая пасть с ровным рядом зубов и две чёрные полоски от носа до ушей. Единственной оригинальной деталью можно было считать усы с ржавчинкой. Что это не краска, а очень тонко сработанная генетическая стяжка, Тарзан знал доподлинно: после очередного визита полковника он позвал эмпата, который нашёл выпавшую вибриссу и по ауре определил, что рыжеватый оттенок – результат последнего ребидлинга, имевшего место лет двадцать назад. Увы, это было всё, что удалось выяснить. Впрочем, Тарзан был рад и этому скудному улову. Любые сведения о полковнике Барсукове представляли для него интерес.
Тем временем Гжегож открыл бювар и принялся в нём рыться, рассеянно шевеля губами. Сегодня именно он был главным героем, он это понимал и сильно нервничал.
Подумав об этом, нахнах решил хемуля немножко потомить.
– Приступим, – вождь шерстяных кивнул безопаснику. – Доложи об успехах, Мага.
– Дакладываю, – Мага немного смутился, как всегда, когда ему предстояло выступать по делу. – Мы атработалы схэму палучэния спайса из Бибердорф. Тэпэр он нам абходица в два раза дэшэвлэ и паставки во! – он сжал волосатый кулак, как бы демонстрируя надёжность поставок.
– Вы что-нибудь выяснили о технологии производства? – задал Тарзан традиционный вопрос.
– Опят нэт, – тяжело вздохнул Мага. – Там жэ кантралёры и всякий мазгавой мутант. Их нэлзя выясныт. Аны сами каво хочэш выясныт.
– Коллеги, – вмешался полковник, брезгливо шевельнув усами, – я же сто раз говорил: не тратьте время. Зачем вам производственные секреты? Технологи из нас – как из говна пердимонокль. Нам не нужны технологии, нам нужны поставки.
– Под какие гарантии? – Тарзан постарался наполнить эти слова иронией.
– Я гарантирую это, – спокойно сказал полковник.
Все переглянулись. Как бы то ни было, а слово полковника Барсукова было железным словом.
Формально полковник занимал не особенно престижную должность руководителя службы по связям с общественностью в Гиен-Ауле. Назначили его, видимо, ещё при Чингачгуке, первом объединителе выводков шерстяных в единый домен. «Видимо» – потому что никаких документов на сей счёт не обнаружилось. Что такое «связи с общественностью», тоже никто не понимал, да и не пытался. Как никто не пытался выяснить, на кого полковник работал раньше (ходили слухи, что на хемулей, но это были слухи). Также никто не знал, где и при каких обстоятельствах он получил полковничье звание. Впрочем, никто в нём и не сомневался: после пары минут разговора с полковником все как-то чувствовали, что он именно полковник. Гжещ по этому поводу сказал, что звание полковника имманентно Барсукову. Тарзан не понял, но почувствовал, что за этими словами есть какая-то сермяжная правда.