– Сэйчас, дарагой, – как будто услышал его мысли шерстяной, – здэсь ещё нащи будут, ты нэ тарапись, всё равно нэ убэжищь. Ми тэбэ много интэрэсного сдэлать. А пока послющай мюзыка.
Нахнах ещё раз наколол зебре сиську, та снова издала дикий крик, совершенно такой же, как и в первый раз – будто у зебры внутри срабатывала какая-то машинка, воспроизводящая именно этот звук.
Внезапно петух, о котором все забыли, вскочил на ноги и схватил балалайку.
– Эхма! – заорал он, перекрикивая зебру. – Лето не зима! – две оставшиеся струны отчаянно задребезжали. – Похотища-блякота, растуды качель-пизда! – он загреготал, запрыгал, ноги засучили по воздуху.
Шерстяные от такого опешили секунды на две. Этого времени хватило, чтобы петух в немыслимом прыжке перелетел за спину шерстяному. Раздался характерный звук удара балалайкой по черепу и вкусный хруст ломаемой шеи.
Зебра тем временем набрала воздуху в лёгкие и снова заорала – на сей раз, видимо, от избытка впечатлений.
Петух вылетел вперёд, держа в клюве нахнаховскую заточку, крутанул головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов и, найдя взглядом кота, коснулся пальцами предплечья. Кот сомкнул когти, сделав «понял». Шлёпнул себя по бакенбарду и сложил пальцы четвёркой – за спиной Защекана прятались четверо шерстяных. Петух снова прыгнул спиной, завернув голову назад под немыслимым углом. Гребень его раздулся и стал ярко-малиновым.
Зебра, до которой наконец дошло, что она свободна, упала на четвереньки и тремя огромными прыжками достигла раздаточного столика, под который и забилась, трясясь всем телом.
– Ннняяяка! – заголосил петух, падая на пол и втыкая заточку в ногу подставившемуся шерстяному. Тот не нашёл ничего лучшего, как вонзить своё оружие в ближайшее подвернувшееся мясо – им оказался енот, прижавшийся к столу и накрывший голову лапами. Енот заорал не хуже зебры, к его воплю добавился захлёбывающийся вопль нахнаха, которому кот срезал лазером ухо и полщеки.
– Эй ви! – заорал укрывшийся за стойкой шерстяной. – Давай гаварить будэм!
Кот инстинктивно, не думая, отпрыгнул. За жизнь он успел выучить, что означает у беспредельщиков подобное предложение.
Он не ошибся – в пол воткнулся арбалетный болт. Нахнахи оказались не такими самонадеянными болванами, как он думал. Они всё-таки выставили внешнюю охрану, да ещё и вооружённую редким оружием.
Баз оставил прочих врагов на петуха и развернулся лицом к стреляющему, одновременно расширяя диапазоны – и увидел здоровенного обезьяна в железном шлеме. Тот стоял на гостевой площадке с самострелом и неторопливо прицеливался.
«Них-хуя ж себе вундервафля!» – только и успел подумать Базилио, заряжая обезьяну в лоб пикосекундным импульсом. Шлем не пробило, но вмятина образовалась хорошая, вместительная. Шлемоносец рухнул с лестницы, по пути попав ногой в аномалию, та прокрутилась, и ногу защемило. Нахнаха с размаху приложило мордой о дерево, и он затих.
Решив не тратить электричества на добивание врага, кот прыгнул, перевернулся – и увидел, что петух лежит на полу и меленько-меленько дёргается, а из клюва течёт пена. Гребень его набух багровым.
Из-за стойки появилась торжествующая морда нахнаха, а за ней – совершенно бесшумно, как тень – кротовая лапа. Баз не успел удивиться, как лапа сделала неуловимо быстрое движение, когти вошли в шею над волосатым кадыком. Нахнах тихо булькнул и осел.
Остальные бойцы шерстяных, видя такую скорую убыль личного состава, подрастерялись. Кот успел убрать двоих, прежде чем третий попытался взять заложника. К несчастью для себя, он выбрал волка. С этим позорным кадром Базилио церемониться не стал и проткнул обоих одним лучом.
Тут образовалась новая проблема – вусмерть перепуганная, казалось бы, публика слегка очухалась и зарыскала в поисках спасения.
Сначала дёрнулся выхухоль. Базилио осадил его взглядом, тот понял и вжался в стену. Потом гозман попробовал было тихо выползти из-за стола, отчаянно заскрипел отодвигаемым стулом. Кот повернул голову – и в этот самый момент какая-то шальная коза в пёстрой блузе сорвалась с места и с неразборчивым мемеканьем поскакала через зал, закрыв коту сектор обстрела. Налетев со всей дури на корчащегося на полу петуха, она споткнулась, ёбнулась рогами о стойку и сползла на пол. Это, похоже, немного охолонило прочих. Но Баз понимал: в любой момент вся эта толпа может ломануться на выход, и тогда будет ой-ёй-ёй. На всякий случай он погрозил кулаком сидящим, показал пальцем вниз – сидите, мол, – и для убедительности скорчил страшную рожу. Неизвестно, какое это произвело впечатление, но желающих повторить козью выходку не нашлось.
Мелкий шерстяной с серьгой в ноздре – судя по обожжённой руке с косо срезанными пальцами, тот самый Воха, – нырнул в дверь сортира, громыхнул щеколдой. Видимо, он рассчитывал найти другой выход или просто забаррикадироваться. Кот улыбнулся – и точно, через пару секунд оттуда послышалось сдавленное рычание и звуки рвоты. Ядрёный запашок сработал – незапланированно, но очень удачно.
Внезапно осмелевший Боба – он, оказывается, всё это время прятался под стойкой – неожиданно ловко запустил в воздух бутылку с водкой, метя в шерстяного, который нагнулся за валяющейся на полу заточкой. Бутылка оказалась кстати – зверь потерял равновесие и бухнулся на колени. Коту осталось только прожечь у него в маковке аккуратную дырочку.
Этот был, похоже, последним. Базилио осмотрелся, совмещая оптику и рентген, заодно глянул и на петуха – и убедился, что Защекан не дышит.
Кот осторожно обошёл помещение (сидящие за столиками косились на него с ужасом) и добил подранков. Маякнул кроту, чтобы тот занялся латоносцем, подобрал стрелу, обнюхал. Стрела не пахла ни мочой, ни кровью – выпустивший её даже и не думал об отпечатках ауры, по которым стрелявшего можно было бы найти. Такое мог позволить себе только тот, кто действительно никого не боялся.
Баз срезал лазером с петель дверь сортира и выволок оттуда полузадохшегося, облёванного Воху. Его он уложил на пол, вывернул ему руку и уселся с удобством сверху.
В таком состоянии шерстяной выглядел жалко. Однако глазки блестели ненавистью.
– Так, – сказал кот, располагаясь на своей жертве так, чтобы не дышать её запахом. – Теперь и поговорить можно.
– Ты плохо умрёщь, – пообещал Воха. – Клянус Тарзаном, ты очэнь плохо умрёщь.
– Возможно, – согласился кот. – Но вот у тебя-то какие перспективы?
Нахнах высказался в том смысле, что он кого-то в рот эбаль. Кот счёл это неуважительным.
– Вы артистку убили, – напомнил он. – По понятиям за это знаешь что полагается?
Шерстяной выразил мнение, что понятия – харам и Тарзан их эбаль.
Базилио вздохнул. В отличие от Попандопулоса, он не любил причинять боль. Если уж приходилось с этим возиться, он старался делать всё быстро и результативно. С годами он выработал схему, которая его обычно не подводила.
– Мы попытаемся немного оживить наш диалог, – приговаривал он, выламывая клиенту волосатую лапу. – Полагаю, начнем мы с измельчения твоих лучезапястных суставчиков. Знаешь, как аппетитно они захрустят? То-то, аппетитнее, чем кукурузные хлопья. Потом я подогрею тебя лазерочком. Сначала чуточку обжарю мочки ушей, потом пройдусь по жирненькому загривку. Ах, какими завитушками из копчененького мясца ты украсишься, любо-дорого будет посмотреть! Далее наведу я огнь опаляющий на твои чудесные чёрные кудряшки – красавцем сделаешься неописуемым! Потом лучик-то тепловой на губки тебе направлю: надо, чтоб они у тебя были поярче, позапеканистее. Затем еще носик… – слова у кота не расходились с делом, так что когда дело дошло до носика, шерстяной уже выл не переставая.
Доведя клиента до нужной кондиции, когда тот был уже готов на всё, чтобы хоть немного уменьшить боль, кот приступил к допросу. В основном его интересовало, кто планировал операцию, а главное – придёт ли подкрепление. Волновал также вопрос об арбалете.
Результаты были несколько обескураживающими. Воха оказался даже не нахнахом, а курсантом Гиеновки, военного училища в Гиен-Ауле. Он отучился три года и что-то умел. Третьекурсником был и парень с арбалетом – именным, подаренным какой-то комиссией за хорошую стрельбу. Что в этом такого удивительного, Воха не понимал. Остальные были и вовсе зелёные. У них был отпуск, они гуляли, ну и догулялись до идеи пойти в пресловутые «Щщи» и там побарагозить. Нет, резать посетителей они не собирались, дудолить заведение всерьёз – тоже. Они хотели посидеть, покушать, ну и немножко пошалить. Им не понравилась музыка и «бэспарядок», и они это исправили. Почему из-за такой мелочи на них напали, Воха, опять же, не мог взять в толк, несмотря на всю доходчивость котовых аргументов.
Базилио почувствовал что-то вроде разочарования. Хотя и отдавал себе отчёт, что с настоящими бойцами он бы так просто не разошёлся. Какими бы отморозками ни были шерстяные, но драться они умели. И всё-таки ему было неловко. Поэтому Базилио отпустил парня без лишних мук, передавив ему сонную артерию. Последним словом Вохи было «зачэм».
Закончив с этим, кот наконец пошёл к столу. Крот осторожно и бережно положил на него тело петуха. Рядом встал Боба, прижимая к себе ту самую бутылку.
– Инфаркт, – коротко сказал крот Бобе, закрывая петуху клюв. – Я думал, Валька от печени уйдёт, а вон оно как вышло. А всё равно – умер в бою. Ну хоть так, – он начал стаскивать с петуха свитер.
– Он кто? – спросил кот, коснувшись белых шрамов на гребне – на месте грубо сведённого партака.
– Командир отделения, – просто ответил крот. – Защёкин Валентин Павлович, спецназ Директории. Двадцать три спецкомандировки.
– Понятно, – протянул Базилио. – А чего он так? Служил бы.
Крот вытер лапой нос.
– Рапорт на него написали. Штабные крысы дали ход. Выперли, наград лишили и военную прошивку ему грохнули. Всё продал, кое-что прошил обратно по нелегалу, ушёл к эсдекам наёмником. Там мы и познакомились. Хороший был командир, бойцов берёг. Себя не сберёг. Шерстяные его отловили. Разговорчики ходили, что продали его. Командиры и продали. Ну да кто теперь разберёт… Мы его через сутки отбили, живой был, только опоздали малешко… – он молча сдёрнул с мертвеца штаны. Кот увидел страшные шрамы на бёдрах, изуродованный пах и всё понял про завершение половой зрелости.