сяо жень – ничтожные существа. Их подмышки и ладони покрываются холодным потом, источая запах презренного холецистокинина и адреналиновую вонь. В то время как потовые железы цзюньцзы, благородного мужа, даже в минуту величайшей опасности издают аромат неколебимой стойкости.
– Результаты проверок выявили следы утечек материалов и сомнительные махинации с оборудованием, что наводило на мысль о шпионаже и даже саботаже исследований. В связи с этим было начато расследование, которое и выявило виновных. Теперь я назову их имена.
Тишина в зале стала по-настоящему мёртвой.
– Первое имя – некая Алиса Зюсс, лисьей основы. Будучи вектор-мастером первой категории с правами куратора заготовок, она имела доступ к новейшим разработкам Лаборатории перспективных исследований. Пользуясь служебным положением, она похищала образцы тканей и консерванты геномных цепочек. Доказано также, что она несколько раз незаконно списывала и присваивала ценное оборудование, благодаря фальсификации результатов экспертиз.
– Простите, а кто проводил эти экспертизы? – поинтересовался доктор Коллоди, до того тихо сидевший в своём углу.
Цилинь недовольно повёл длинной мордой.
– У неё был сообщник, имя которого я назову в свой черёд… Мы готовились к аресту злоумышленницы, но, к сожалению, она что-то заподозрила и ускользнула. Я считаю это своей ошибкой, так как я промедлил с подписанием распоряжения о задержании. За эту ошибку я отвечу перед губернатором, на имя которого я уже подал прошение об отставке.
Наглый чибис из отдела снабжения позволил себе ухмыльнуться, перекосив клюв. Остальные сидели ровно. Всем было прекрасно известно, что цилинь подаёт подобные прошения при каждом удобном и неудобном случае. Как и то, что рачительный Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц скорее съест печень гозмана, чем позволит Нефритовому Сокровищу уйти с должности.
– Это ещё не всё. Покинув нас, – тут цилинь запнулся, как будто ему что-то попало под язык, – лиса Алиса нанесла немалый ущерб лаборатории. В частности, она уничтожила результаты своей научной работы. Точно оценить ущерб пока затруднительно. Может быть, высокоучёное собрание желает знать подробности?
– Ф-ф-фух, – прочистила горло сова Минерва, заместительница начальника ЛПИ. – Алиса курировала три заготовки. Кролика и двух цыплей. Где эти существа и что с ними?
– Очевидно, в автоклавах, – пробасил морж из техотдела.
Доктор Карло Коллоди тем временем наматывал вокруг пальца уже третье волосяное колечко. Остаток уса свисал вниз.
– Один из цыплей, – сообщил он, – наблюдался у меня. Существо номер 91684. Я взял эту халту… эту работу. Насколько я знаю, цыпль благополучно вылупился. Автоклав-самозапиральник находится у меня в старой лаборатории.
– Что значит – «насколько я знаю»? – не отставала сова. – Вы что, не присутствовали при открытии автоклава?
– Нет, – с ещё большим неудовольствием признал доктор. – Меня не было. Я вам не ночной сторож. Рядом находился мой сын Буратина, бамбук. По его словам, переразвитие клеточных тканей среднее, птица самостоятельно передвигалась…
– Простите, что прерываю вашу высокосодержательную беседу, – очень вежливо сказал господин Нефритовое Сокровище, – но я обязан сообщить собранию, что означенный цыпль исчез. Исчезли также два самозапиральника с другими существами.
– И куда же они все убежали? – попугай Просперо, начальник отдела высоких технологий, громко щёлкнул клювом. – Куда вообще можно бежать с автоклавами?
Единорог выдержал паузу.
– Я не буду отвечать на этот вопрос, так как не знаю ответа, – директор Института внимательно посмотрел на начальника отдела технологий. – Но у меня есть вопрос к вам, уважаемый. Мне доводилось слышать, что дисгармоничный звук, который вы издали, в роду птичьих символизирует крайнюю степень неуважения к собеседнику. Позволительно ли будет нам узнать, намеревались ли вы тем самым выразить своё отношение ко мне лично или ко всему собранию в целом?
Попугай втянул голову в плечи. Пёстрый хохолок на его макушке поник. Даже яркие красные перья, казалось, побледнели.
– В собрании благородных мужей, – сухо сказал цилинь, – не следует попусту щёлкать клювом. Пренебрегать этикетом – опрометчиво.
Поставив на место зарвавшегося подчинённого, цилинь снова сделал паузу, осторожно принюхиваясь. Никаких сомнений не оставалось: от Научного Совета совершенно отчётливо несло страхом. Страхом и виной.
– Теперь о сообщнике. Установлено, что некий Джузеппе Сизый Нос, медведь в статусе человекообразного, исчез одновременно с Алисой Зюсс. В его комнатах был произведён обыск и обнаружены соверены, запас психоактивных веществ, производимых в Тора-Боре, в том числе пресловутый айс, – он сделал паузу, – и настроечные платы клеточного секвенсора Sherman/KA-5003.
– С-с-скобейда пупырчатая, – выдохнул доктор Коллоди. – Платы целы? – доктор взял себя в руки. – Можно починить секвенсор?
Цилинь снова выдержал паузу.
– Пока моя отставка не принята, я остаюсь директором Института, – напомнил он, – и я буду настаивать на должном уважении – если не ко мне лично, то к занимаемой мной должности. В частности, я настаиваю на том, чтобы меня ни при каких обстоятельствах не прерывали на полуслове… Но я понимаю ваше волнение и извиняю его. Что касается первого вопроса: да, платы целы. Судя по всему, имела место подмена деталей, произведённая или вами…
– Мной?! – доктор Коллоди вскочил с места.
Цилинь обдал его холодным взглядом.
– Вынужден повторить: я настаиваю на том, чтобы меня ни при каких обстоятельствах не прерывали на полуслове. Итак, подмена, произведённая или вами, или неустановленным лицом. Это явствует из того, что ни Джузеппе, ни Алиса не имели доступа к секвенсору. Предупреждая вопрос о мотивах: возможно, вы стали жертвой шантажа, или вам посулили нечто большее, чем ваш прежний статус. Я говорю об этом открыто, так как вас проверяли особенно тщательно. Должен признать, что не было выявлено ничего, кроме мелких нарушений. В свою очередь, версия о неустановленном лице подтверждается показаниями эмпатов, обнаруживших на платах следы ауры, не принадлежащей никому из допущенных до работ с секвенсором лиц. К сожалению, следы старые, а возможности наших специалистов по эмпатическому сканированию не столь велики, как нам хотелось бы.
Доктор Коллоди хватал воздух ртом, как рыба, но не садился.
– По второму вопросу, – продолжал цилинь. – Сейчас наши техники заняты ремонтом секвенсора, и есть все основания надеяться на успех.
– В таком случае, – сказал доктор, кое-как справившись с волнением, – мне нужно срочно покинуть собрание. Я хороший шерманщик, а техники могут сбить настройки.
– Что ж, это уважительная причина, – признал цилинь. – Идите.
Доктор торопливо кивнул, встал и начал пробираться к выходу, изо всех сил стараясь не бежать сломя голову.
Глава 26, в которой наш старый знакомый сначала обещает сделать одолжение, а потом одалживается сам
11 октября 312 года от Х.
Территория бывшей Южной Европы.
Страна Дураков, Вондерленд, мини-сити Кавай, отель «Фаршмак», административное помещение.
Послеполуденное время.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Социологические опросы подтверждают, что в нашем обществе, несмотря на свойственную ему дифференцированность капиталов, основой иерархии была и остаётся грациозность. Это связано с системой производственных и властных отношений, основанной на крайне дешёвом и при этом качественном труде заняшенного электората, а также с грациекратической системой правления, которая доказала свою устойчивость и эффективность. ‹…› Оборотной стороной системы является её негибкость и отсутствие социальных лифтов. Неграциозные поняши не могут рассчитывать на какой бы то ни было успех – за крайне редкими исключениями.
Джельсомина Бурдьё. Грациозность как ultima ratio // Социальное пространство и символическая власть. Вып. 7. Понивилль: Изд-во Понивилльского ун-та, 291.
Отель «Фаршмак» слыл сомнительным заведением, но был хорошим бизнесом. Про бар «Парафин» можно было сказать то же самое и даже более того. Мадам Капительман полагала, что быть важнее, чем слыть и уж тем более – казаться.
Лёжа на своей подстилке в каморке администратора, опустив уши и веки, старая поняша занималась любимым делом: подсчётом расходов и поступлений, а также простраиванием бизнес-стратегии на следующий сезон.
Картинка получалась примерно следующая. «Фаршмак», когда-то единственное место в Кавае, где приезжий или экспат мог прокантоваться недельку-другую, не подвергая себя опасности быть някнутым, в последнее время несколько просел по деньгам. Оборотистая Псения Сучак на пару с Дерри-Пасхой с полгода как открыли «Пед-хаус», постоялый двор, управляемый педобирами – в расчёте на приезжих, которых в Вондерленде становилось всё больше. Правда, цены в псюшиных хоромах кусались. Так что обладатели менее объёмистых кошельков по-прежнему оставались верны «Фаршмаку». Но мадам Капительман прожила на этом свете достаточно и иллюзий не питала: окучив верхний ценовой сегмент, Псюша и Склизка рано или поздно примутся за средний. Нужно было что-то делать уже сейчас. Что-то, что не требовало бы больших инвестиций. Может быть, подумала мадам Капительман, стоит ещё шире закрыть глаза на шашни постояльцев с низконяшными поньками, скучающими без личной жизни, и откровенно перейти к почасовой сдаче номеров? Это, правда, могло распугать приличных клиентов, которые приносили стабильный доход и к тому же делали заведению рекламу в своих доменах. Значит, надо как-то развести номера и нумера. Например, обустроив последние на втором этаже и сделав отдельный вход… Или лучше на первом? Так или иначе, устраивать из гостиницы случной завод совсем уж в открытую нельзя: на межвидовые интимные отношения в Кавае, в отличие от продвинутого Понивилля, смотрели косо. Нужно было как-то удержать планку приличия, опустив её при этом как можно ниже. Это требовало известной изворотливости, но у мадам Капительман её трохи имелось. Изворотливость – качество, совершенно необходимое для старухи, у которой и в лучшие-то времена было не больше восьмидесяти граций, а теперь, если честно, осталось от силы тридцать.