итать с опозданием разбушевавшегося на своем этаже Кольки.
– Ученые правы в своих выводах, – слегка осипшим голосом заявила Наташка, прощаясь с соседями до утра. – Постоянное пьянство ускоряет распад клеток головного мозга. В данном конкретном случае это сыграло положительную роль. Если бы Колька не пил да пораскинул всеми своими живыми клетками… Мама дорогая! Сотрясение своих, нераспавшихся, я бы точно заработала. Право слово, сегодня слишком насыщенный событиями день.
– Наташенька, так я рассчитываю на утреннюю прогулку с Денечкой? – ласково пробасила Анастас Иванович. Наталья похлопала глазами, вживаясь в ситуацию, и широко улыбнулась:
– Ну разумеется! В ближайшие два-три дня я могу выделить собаку в полное ваше распоряжение, а дальше, уж извините, муж строго придерживается режима псинотерапии.
– Только не бегайте рядом с собакой босиком! – сочла я своим долгом вмешаться. – Без предварительной подготовки, я имею в виду места общего выгула собак, можно вляпаться… в серьезные неприятности.
2
Утром меня разбудил Натальин звонок. Подруга бодро отрапортовала, что отправляется на встречу с курьером за билетами на Ижевск. Мне спросонья было все равно, куда ее несет, лишь бы быстрее унесло. Ужасно хотелось спать, несмотря на то что вчера улеглась рано, совместная с Наташкой попытка подвести итоги дня не удалась – обе буквально засыпали на ходу.
Когда настырно прозвенел звонок в дверь, я озверела. Пяти минут не прошло, как общались по телефону. Нет! Непременно надо сорвать меня с койки! Ну что ж, хочет лицезреть разгневанную фурию, пусть лицезреет!
С этой мыслью я и подлетела к двери, зловеще предупредив: «Открываю!»
– Давно пора! – огрызнулась из коридора Наташка.
Разгневанная фурия из меня не получилась. У подруги было такое лицо!.. Я почему-то сразу подумала, что у нее вытащили конверт с серовскими деньгами.
– Время, между прочим, десять часов! А ты ни в одном глазу… В смысле, после сна еще не прозрела. Ну все проспала! Даже память. В одиннадцать часов свидание со следователем. Потом реанимация, похороны и гонка за острыми ощущениями. Быстро одевайся, я кофе налью.
– А кого хороним? Господи, я не хочу на похороны!
– Спать надо меньше. И телефоны не отключать. Листратов звонил, напоминал о свидании и проболтался, что сегодня Арефьева хоронят. Получили от него все, что надо, больше он следствию не нужен.
Я кивнула и засуетилась, пытаясь вжиться в наступившее утро.
– На какое время билеты? – крикнула из ванной.
– Ни на какое. Курьер не явился. Полчаса прождала, потом позвонила, меня послали…
– Как послали? – высунулась я с зубной щеткой во рту.
– Вежливо, – Наташка поприветствовала меня чашкой кофе. – Велели катиться на все четыре стороны и пожелали счастливого пути. Это без билетов-то! Я сдуру поинтересовалась, жив ли курьер, а меня обозвали аферисткой и пообещали привлечь к уголовной ответственности за угрозы. Не иначе как сумасшедший самураец вмешался. Даже не знаю, что теперь делать.
– А ничего. – Я была уже почти готова. – Для начала посоветуемся с Листратовым… Хотя это плохая идея. Не хочется объяснять, за каким лешим нас носило на дачу к Серову. Можно попробовать приобрести билеты самим. Не боги горшки обжигают. А уж за билетами-то они и подавно не бегают. Правда, конец августа, массовые перелеты учеников… В конце концов поедем поездом в одноместном купе с проводницей. Мне только непонятно, почему родственники Серова не могут сами отправить его сына в Москву?
– Вот приедем, у них и спросишь. Если парня к ним послали в наказание, можно только догадываться, что они из себя представляют.
Наташка отхлебнула из чашки кофе и забыла проглотить. А я вообще про него забыла – любуясь на пополневшие щеки подруги, безуспешно пыталась сделать глоток из своей пустой чашки. Просто нас одновременно поразила одна и та же мысль: сумасшедший дед с дачных задворков Серова наверняка был типичным представителем ижевской родни.
– Как бы с мальчиком чего-нибудь не случилось, – пролепетала я, делая еще один нерезультативный глоток.
Наташка с трудом проглотила кофе и нахмурилась:
– Серов – изверг. Надо спасать ребенка! Если уже не поздно.
Она выскочила в прихожую, выхватила из сумки мобильник и торопливо вернулась на кухню. Пощелкав кнопками, поднесла аппарат к уху, бормоча, что до Ижевска может и не дозвониться – ох уж этот роуминг! Лицо отражало тревожное ожидание, которое быстро сменилось довольно безмятежным выражением.
– Тимочка?… – прощебетала Наталья в трубку и перешла на нормальный разговор: – Почему у тебя такой странный голос, Тимочка?… У меня? У меня голос нормальный для тети Наташи… Нет, ты меня еще не знаешь. Твой папа поручил нам перевезти тебя в Москву… Как это не надо?… Вот что, ребенок, родителей следует слушаться! Не сегодня – завтра… Даже скорее всего завтра будем в Ижевске, заберем тебя и вместе вылетим в Москву. Постарайся собраться заранее. Я еще перезвоню из Ижевска!
Наташка отключилась, посмотрела на свой мобильник и удивленно пожала плечами.
– Ты знаешь, для Тимочки голос явно староват. И к папе он не хочет…
– Смею напомнить, что его папа в следственном изоляторе. А ребенку там делать нечего. Это тот самый случай, когда надо постараться, чтобы яблочко от яблоньки подальше упало. Давай не забивать голову страшной ерундой. Могли у парня мобильник свистнуть. Кроме того, у нас с тобой есть адрес. И совершенно нет времени.
Я не стала усугублять общую тревогу за судьбу Тимофея, хотя мне этот телефонный разговор показался не менее странным. Но могло существовать и еще одно объяснение: Наталья, занося цифры номера в память своего мобильника, просто ошиблась. Или ошибку допустила Марина.
– Ты сохранила Маринину записку? – деланно-равнодушно поинтересовалась я, роясь на обувной полке.
– У меня никогда ничего не пропадает! – отрезала Наташка. – Вот как сейчас у тебя. Что ты ищешь?
– Вчерашний день, – прикусила я губу. – Это ж надо! Так бездарно распрощаться с самой удобной обувью. Только и остается, пробраться ночью на серовскую дачу и выкрасть ее обратно.
– Напяливай эти, растоптанные. Жертве положено вызывать чувство жалости. И потом, все равно на машине поедем. – Наташка выложила передо мной старые туфли свекрови. – В крайнем случае веревочками подвяжешь… Подожди. Что ты мне голову морочишь? Ты же уже в кроссовках. Ну, знаешь, по такой жаре… Впрочем, и я в таких же. «Нас утро встречает прохладой»… – бодро пропела она, засовывая бабулины туфли назад. – Песня моего детства. Дальше там что-то про реку.
– Ехал грека через реку… – не очень вдаваясь в смысл Наташкиной ностальгии, проронила я, решив предпринять собственную попытку прозвониться Тимке. Позднее. Так, чтобы не обидеть Наташку. С этой мыслью наконец оторвалась от обувной полки и сделала очень полезное дело – вытащила из сумки умыкнутые впопыхах из комнаты Георгиновны две зеленые книжки, похожие на записные. В одной из них ижевский адрес Тимофея. Пусть полежат дома. Листратов случайно и обыскать может.
– Окончательно опаздываем! – ахнула Наташка, бросая тревожный взгляд на часы. – Выметаемся. Дай сюда ключи! Я должна быть уверена, что твоя квартира закрыта. Ты, как всегда, забудешь вставить ключ в замочную скважину.
Мы уже выскочили на лестничную площадку, когда Наташка заметила отсутствие в своих руках собственной сумки. Быстро выяснилось, что после возвращения с несостоявшейся встречи в метро она терпеливо ждала хозяйку по месту своей постоянной регистрации – на тумбочке в прихожей. Естественно, в открытой Наташкиной квартире. Подругой планировалось в течение пяти минут организовать мое позднее утро, а потом подправить утренний макияж, глядя в свое зеркало, и сменить блейзер на что-нибудь более легкое.
И все-таки мы приехали вовремя. Было пятнадцать минут двенадцатого, когда постучались в кабинет к Александру Витальевичу. Ответом была тишина – следователь оказался в бегах. Мы успели отдышаться и поговорить о необязательности некоторых ответственных работников, когда он в паре с Листратовым появился из соседнего кабинета. Кто из нас с Натальей перепутал номер кабинета, не знаю. На закономерный вопрос Листратова, умеем ли мы читать, Наташка ответила вполне уверенно – с первого класса. И, скромно потупив взор, соврала, что просто не запомнили фамилию следователя. Мало ли их тут…
Рассказывать одно и то же – весьма нудное занятие. А если в деталях – еще хуже. Порадовало одно – результат беседы не протоколировался. Если же и записывался на диктофон, то нам об этом ничего не сообщили. Впрочем, мы со своей стороны тоже ничего нового не поведали. Даже в ответ на свеженькие, ранее не задававшиеся вопросы. Автобиографию Светланы Константиновны не знали, в период совместного с ней отдыха в речном круизе мужчины к ней липли, но не прилипали. Отдыхала она одна, большей частью пребывая в мрачном расположении духа.
Второе радостное мгновение наступило тогда, когда Виктор Васильевич, решив для моего удобства переложить мою сумочку на пустующее кресло, вроде как ненароком ее уронил. Да так, что она открылась. Конфузливо извиняясь, принялся собирать все нужное, и не очень, содержимое, залюбовался косметичкой, открыл и, сославшись на необходимость сделать подарок жене, вытряс оттуда только серую пуговицу от мужского костюма. Всю косметику я вчера, готовясь к маскараду, оставила на туалетном столике. А сегодня с ней вообще некогда было разбираться. Легкие мазки по губам губной помадой – и вперед!
– О! А это, надо думать, та самая пуговица, из-за которой Дмитрий Николаевич поехал искать приключений на свою голову! – восхитился Листратов. – Неужели она тебе и вправду настолько дорога, что ты для нее одной всю эту кошелку освободила? Откуда вещичка?
– С работы, вестимо. С кого-то слетела, а я вот – вожу. Фирменная пуговица, вдруг претендент на нее объявится?
Наталья вмешалась не вовремя:
– Ир, да подари ты эту штучку следствию, видишь, как она Виктору Васильевичу приглянулась. А он тебя перед Ефимовым окончательно отмажет. Зачем она нам нужна? Лишнюю тяжесть таскать.