- Это не легенда. Иоанн Двадцать Второй действительно приехал на конклав тяжело больным, с Божьей помощью исцелился и правил христианским миром еще восемнадцать лет. Он вошел в историю как мудрый и сильный Папа, и нынешние кардиналы не могут о нем не знать.
- Я так понимаю, что второй раз кардиналы больного не выберут?
- Конечно. Но Вы сказали: «Во-первых». Что тогда во-вторых?
- Во-вторых, главный кандидат от семьи Медичи – Ваш кузен Джулио. Враги скорее попытаются отравить его, чем Вас. Тем более, что зачем со всеми сложностями травить того, кто и так болен и пьет массу снадобий, которые могут ослабить яд? Вы станете неприоритетной целью и сможете дожить до того момента, как коллегию кардиналов замуруют в соборе.
- Неплохо, сын мой, неплохо, - кивнул епископ, - А на кого бы, по-Вашему, сделали ставку враги Медичи?
- Конечно, кардинал Колонна, - уверенно ответил Максимилиан.
- Все наши враги собрались вместе и выставили общую кандидатуру?
- Не знаю. Я бы на их месте выставил не меньше двух кандидатов и держал бы в запасе третьего. Ведь Медичи могут нанести ответный удар.
- Хм… Смело.
Макс понял, что неявно обозвал славный род Медичи отравителями и смутился.
- В смысле, моими руками, - Макс попытался импровизировать.
- На что Вы намекаете?
- Пока не могу сказать.
- Тогда я не вижу причины помогать Вам в Вашей тайной миссии. Пока не вижу, - ответил епископ, но неуверенно.
- Начинается конклав. У наших общих врагов есть планы на избрание нового Папы. То, что я должен сделать, им помешает, - продолжил рыцарь.
- А нам поможет? – спросил епископ.
- Не повредит.
- Какого именно содействия Вы просите?
Рыцарь ненадолго задумался.
- Профильного, Ваше высокопреосвященство. Понять, простить и отпустить. Можно благословить. Дальше я с Божьей помощью сам справлюсь.
Епископ задумался. Рыцарь молча ждал.
- Хорошо. Идите и не грешите.
- Благодарю Вас, Ваше высокопреосвященство, - Максимилиан поклонился.
- Но помните, что Вы передо мной в долгу.
- Да, Ваше высокопреосвященство. В бедах и напастях можете рассчитывать на мой меч, - рыцарь сразу же ограничил свой долг.
- Вы его отпустили? – удивился Витторио.
- Я пока не понимаю, что он должен сделать в Генуе, - ответил отец Инноченцо, - Но как духовный пастырь и, что немаловажно, получатель дохода от сей епархии, я не хотел бы, чтобы сюда пришла война. Будет ли светский правитель называться губернатором или дожем, будет он из Фрегозо, Адорно или Фиески, или, может быть, Дориа, мне не так важно. Я чувствую, что идет большая игра, но я не буду играть ни за одну из сторон до тех пор, пока не пойму, какой мне в этом резон. Пока что я даже стороны толком не вижу.
- Мудро.
- Поэтому ты будешь следить за этим рыцарем и докладывать мне. Когда я решу, что пора вмешаться, вы вмешаетесь. Но не раньше.
- Слушаюсь.
- Если его придут арестовывать светские власти, то передай им, что сей рыцарь находится под следствием по делу о чернокнижии, и церковный суд имеет приоритет над светским. Пока я дело не закрою, пусть не лезут. О нашем приоритете была договоренность с де Вьенном и с губернатором, но отдельные мелкие исполнители могли про нее и забыть.
- Слушаюсь. А если не мелкие? Если они от самого дожа придут?
- Скажи, что епископ убедительно просит дожа обсудить этот вопрос лично. И сразу же мне доложи.
Глава 8. 9 декабря. Вторая ошибка Максимилиана.
В предыдущих сериях:
Максимилиан верный рыцарь короля и совсем не грабитель. Он пообещал коннетаблю Франции Шарлю де Бурбону отобрать золото у Рыцаря Королевы и сдать его интендантам французской армии в Кремоне, куда оно изначально и было предназначено.
У Максимилиана нет ни армии в полсотни солдат, ни поддержки свыше, которая обеспечит все, что можно купить за деньги, ни инсайдера, ни профессиональных грабителей. По прибытии в Геную он может рассчитывать только на «худший экипаж Средиземного моря».
За неимением лучшего варианта, Макс и компания размещаются у алхимика Иеремии.
Максимилиан пока что разгребает проблемы, связанные с его прошлым визитом в Геную. Только что смог договориться с епископом. Но как себя поведет команда, оставшись без мудрого рыцарского руководства и наставничества?
Появляется новый персонаж. Фабио Моралья «решает вопросы» на городской службе и ранее не упоминался ни прямо, ни косвенно.
Дорогой Друг – пока анонимный генуэзский патриций, который упоминался в предыдущей книге. «Письмо Габриэля» из предыдущей книги содержало обоснованную версию, будто бы Максимилиан и Тодт работают на Медичи.
Вторая ошибка Максимилиана состояла в недооценке источника золота на «Зефире». Пятьдесят тысяч личных сбережений? Пятьдесят тысяч как оборотные средства? Может быть, это груз, который кто-то кому-то отправил из Генуи?
Отправитель груза к утру девятого декабря знал следующее:
Во-первых, «Зефир» вышел из Генуи вечером четвертого декабря. Пятого-шестого он должен был быть в Риме. Но новости из Марселя говорят, что «Зефир» пришел в Марсель шестого утром, то есть, успеть еще и в Рим он никак не мог.
Во-вторых, в Марсель «Зефир» пришел с другой командой, которую сразу приговорили к повешенью за пиратство, контрабанду, побег и подделку документов. И это та самая команда, о которой упоминал в последнем письме Габриэль. Он писал, что Харон и Тодт работают на Папу, а не на марсельцев или короля Франции. Судя по тому, что в Марселе их приговорили, они действительно работали не на французов.
В-третьих, римский получатель ничего не получил и уже намекнул, что ждет с нетерпением. Надо снова собирать пятьдесят тысяч.
В-четвертых, в порту говорят, что Тодт прибыл вчера на французской торговой каравелле. Как пассажир.
- Именем короля! – только что Максимилиан и Витторио скрылись за углом, а в дверь снова постучали.
Команда собралась внизу, стол вытащили из кухни, и Симон как раз разливал суп по тарелкам.
- Что вам угодно? – Симон выглянул на улицу и сильно удивился толпе вооруженных людей перед дверью.
- Именем короля требую выдать беглых арестантов! – сказал старший стражник.
Здесь самое время напомнить, что «городская стража» это никакое не типичное городское учреждение, присущее всякому городу, а просто собирательное название для вооруженных людей, которые официально следят за порядком и подчиняются номинальному руководству города.
Глядя на дюжину вооруженных людей под стенами дома алхимика, любой генуэзец сразу понял бы, что собственно «стражников на жаловании» там только половина, чтобы придать делу законный вид. Остальные же шесть человек с мечами это местные браво, привлеченные за отдельные деньги на разовую работу. И раз уж представителю власти понадобился такой отряд, то за дверью сидят четыре, а то и все шесть вооруженных преступников.
- Мы не беглые! – возмутился боцман Марко, и за дверью его услышали.
- Открывай, или подожжем дом!
Мятый потянулся за мечом.
- Дети мои, - сказал сидевший во главе стола Тодт, - Не надо тут уши рубить. Если они нам не верят, то пусть посадят вас под замок, а меня отвезут в Лавинью. Там их встретит оставленное мной папское предписание, по которому вас освободили. И охрана объяснит отсутствие арестантов обстоятельствами непреодолимой силы, а не побегом. Потеряем день или два, но не будем начинать войну на ровном месте.
Симон открыл.
Книжник вышел первым, чтобы выпустить остальных. Как всегда, безоружный.
За ним вышли тоже сидевшие со стороны двери Бруно и Джованни-Абдулла. Они, да и вообще никто из команды, не надевали пояса с мечами, садясь за стол. Вязать их не стали.
Отодвинул стол и вышел, немного хромая, боцман Марко. Без оружия.
Вышел Тодт. Меча у него и так не было, но он опирался на свою суровую палку.
Последним вышел Мятый, на всякий случай держа в левой руке меч в ножнах.
Фредерик и Иеремия не сели за стол с командой не из гордыни, а потому что за этот стол в этом холле влезало только семь человек, и то табуретка Симона стояла в дверном проеме, а он сам разливал суп, стоя на кухне.
Мятый, едва выйдя на улицу, узнал за спинами стражников и среди как бы случайно прогуливавшихся горожан знакомые лица. Те, в свою очередь, тут же узнали его, сильно огорчились и потянулись к оружию.
- Это ловушка! – крикнул Мятый, извлекая меч.
Тодт еще мог бы вмешаться и успокоить его. Арестанты знали еще с каменоломен, что Мятый бывает чересчур вспыльчив. Но не успел меч Мятого покинуть ножны, как на и без того тесной улице стало тесно от клинков. Мирные жители или бросились наутек или прижались к стенам, чтобы сбежать при первой возможности.
К дому алхимика пришло двенадцать человек, поровну стражников и наемников. Из дома вместе с Мятым вышло семеро. Симон тоже вышел, за компанию. Ширина улицы – два всадника или три пешехода, и это еще много для архитектуры того времени. Мечи из ножен все доставали, держа клинок вертикально перед собой. Выносом руки вперед, извините, никак.
Когда в ответ на «Это ловушка» улица ощетинивается оружием, становится не до переговоров. Бруно, Марко и Джованни, каждого из которых держало сзади по одному стражнику, обернулись и напали каждый на своего.
Мятый использовал преимущество нападающего первым, и продолжил движение, которым вытянул меч, в длинный выпад, закончившийся в сердце одного из врагов. Тот пытался отскочить назад, но сразу же уперся в стену.
Тодт, у которого оружие уже удобно лежало в руке, коротким выпадом посоха поразил в челюсть ближайшего человека с наполовину извлеченным мечом.
Книжник решил не мешать своим и отскочил к стене, но столкнулся с кем-то из врагов, и тот оттолкнул его на середину улицы.
Симон ни сам не считал себя беглым арестантом, ни его не сочли таковым пришедшие. Генуэзцы отличали моряка от сухопутного всегда и везде. Человек, открывший дверь, очевидно, был сухопутным, и мог оказаться постоянным жильцом дома за дверью, но никак не пиратом из беглых арестантов. С одной стороны, это не его война, с другой стороны, прилично ли не заступиться за гостей своего дома, с которыми ты преломил хлеб? Безоружный Симон никого не ударил, но выдернул из-под удара Книжника, оказавшегося в центре событий.