- Что мы с этого будем иметь?
- Мы забираем свой груз. Все остальное ваше.
- Прямо все-все?
- Прямо все-все и хоть галиот забирайте.
- Толку нам с вашего галиота без матросов.
- Забирайте любой другой груз.
- Ваш груз, наверное, золото или серебро?
Не то, чтобы гребцы из арестантов отличались особенной проницательностью, но весь морской народ, не исключая и гребцов, знает, что откуда возят. Что мог везти галиот из Генуи такого, ради чего стоило бы так рисковать? Пряности? Шелк? Зерно? Рабов? Если Генуя живет с торговли металлами, то предположения надо начинать с металлов.
Тодт вздохнул. Что толку врать, если они все равно увидят небольшие тяжеленные ящики. Не свинец же там.
Для экс-гребцов же текущий момент получался наиболее выгодным для атаки. Целых восемь новых хозяев «Пегаса» и их союзников на берегу, а те, что на корабле, распределились по всей палубе. Сейчас или никогда. Можно бы было и раньше, когда баркас только ушел на берег, но что делать с кораблем. А сейчас, если быстро поубивать оставшихся на палубе, можно вооружиться оставшимися от команды аркебузами и расстрелять уехавших на берег. Тем более, что там только Мятый представляет опасность, старпом ранен, а матросы разбегутся. Потом спокойно поднять якоря, подтянуть корабль к берегу и уйти на своих двоих, захватив столько трофеев, сколько получится унести.
Итальянцы атаковали с боевым кличем, и тут же их поддержали арабы.
Тодт никогда не носил меч, а посох положил в каюте. Никто не ходит по палубе с посохом. Устин же, как повесил саблю на пояс, так с ней и не расставался.
Среди скамей не так уж удобно перемещаться, поэтому Тодт, который ждал подвоха, увернулся от удара, схватил одного из бандитов и рухнул вместе с ним между скамей. Устину достались четверо.
Швейцарец, который вместе с Тодтом собрался крутить кормовой кабестан, бросился на помощь не к русскому, а к земляку на нос корабля. Как и все освобожденные гребцы, он первым делом выбрал себе меч из трофеев и не расставался с ним. Тем более, что лазать на мачту ему не приходилось.
На носу у команды бой сразу не задался. Слегка нетрезвый Дорада пропустил первый же удар и упал замертво. Правда, благодаря ему на Фредерика напали одновременно два араба, а не три, и он успел выхватить меч и отбиться.
Швейцарец и Бруно вступили в бой почти сразу же, и на баке им с Фредериком удалось какое-то время держаться втроем против семерых. Бруно держал меч двумя руками и отмахивался неважно, но поначалу враги его переоценили.
Корабельный врач в бой вообще не вступил, потому что оружия ему не оставили. Он просто крикнул «Матерь Божья», и ближайший араб рефлекторно его заколол. Без всякого злого умысла. Просто бой уже начался, враги – христиане, и каждого, кто кричит «Матерь Божья», надо сразу бить, потому что нет времени разбираться, солдат он или, к примеру, доктор.
Фредерик опасался, что одна или другая банда все-таки нападет, поэтому после абордажа заменил шлем на берет, стальные перчатки снял, но кирасу оставил. Когда вечером похолодало, Тодт и Мятый пошарили по кораблю и раздали всем теплую одежду. Фредерик накинул поверх кирасы теплый плащ.
Поскольку корабль сужается к носу, то окружить троих всемером не получилось. И создать преимущество тоже. Одновременно могли сражаться только четверо арабов, и так вышло, что в первом ряду оказались и бойцы получше, и бойцы похуже. Причем с разных берегов, разного происхождения и вообще совершенно разные люди. Для тех, кто способен отличить одних пиратов от других.
«Бойцам похуже» досталась роль массовки. Пока первый из них пытался достать неловко отмахивавшегося Бруно, первый из «бойцов получше» легко справился с швейцарцем. Горец даже и не претендовал на умение владеть мечом, потому что всю свою недолгую жизнь из воинского искусства изучал только работу пикинера в строю. Конечно, он имел представление о том, с какого конца браться за меч, но с такими знаниями против ветерана абордажей долго не проживешь.
В это время второй из «бойцов получше» толкнул второго «бойца похуже», и Фредерик сразу же рубанул того по голове и открылся для укола в грудь. Хитрость удалась, и укол в грудь прилетел сразу же. Но араб не понял, что под теплым плащом осталась кираса, не успел взять защиту и тут же упал с разрубленной головой.
Зарубивший швейцарца пират оказался между Бруно и Фредериком и после удачной атаки отступил назад, не имея возможности контролировать одновременно врагов с обоих сторон.
Бруно отступил назад, на самый нос. Противник шагнул за ним, а Фредерик, перед которым еще падали двое убитых, и их место пока не занял второй ряд, сделал выпад направо и воткнул меч в открытый бок нехристя.
- Сзади! – крикнул по-своему один из «второго ряда», краем глаза увидев бегущего по центральному помосту швейцарца.
Сразу двое отвлеклись на него, оставив Фредерику и Бруно всего двоих противников. Надолго ли оруженосцу пара жалких простолюдинов? Первого он переиграл имитацией укола в голову, разрубил ему правую руку выше локтя и тут же атаковал второго, перехватив меч двумя руками.
Второй, откровенно маленький и слабый, взял верхнюю защиту, но Фредерик просто снес ее «ударом быка» и разбил арабу голову. Раненого в руку тут же добил Бруно. Тот схватился левой рукой за правую, из которой хлестала кровь, и даже не подумал о защите.
Швейцарец мог бы отступить и побежать обратно. Но даже не подумал об отступлении в присутствии Тодта. К сожалению, вокруг него не было строя товарищей с пиками. Может быть, он и справился бы с одним пиратом, но двое ему оказались не по зубам.
Тем не менее, парень погиб как герой и внес свой скромный, но критически важный вклад в победу. Большая разница, сражаться против четверых одновременно или сначала против двоих, а потом против еще двоих. То есть, для оруженосца большая разница. Простому солдату и двоих таких же солдат много, а рыцарь пройдет через четверых солдат и не заметит.
Фредерик, не рассчитывая на Бруно, бросился вперед. Арабы успели помянуть Аллаха, а пророка его уже не успели.
Впрочем, умереть с именем Аллаха на устах и с оружием в руках, это хорошая смерть. Та смерть, о которой они молились последние несколько месяцев. Не та, когда гребец больше не годится, и комит бьет его по затылку и сбрасывает за борт. Любой начальник говорит нижестоящим, что во имя господа погибнуть в бою это лучшая смерть. Но для себя у начальников другой вариант. Хорошо бы дожить непобежденным до преклонного возраста и скончаться, будучи уважаемым главой семьи или даже Главой Семьи. Бабы с детишками рыдают. Друзья и ученики сурово скорбят. Вассалы клянутся в верности старшему из выживших сыновей. Ангелы плачут, хотя уже заждались. И где-то на горизонте Сатана выглядывает из ада. Не для того, чтобы воздать почести, а для того, чтобы убедиться, что на этот раз герой действительно мертв. Каждый начальник желает себе смерти по второму варианту, а подчиненных убеждает, что им и по первому достаточно чести.
Тодт сумел обезоружить противника, но рукопашную проигрывал. Итальянец вывернулся наверх, сел священнику на живот и собрался было душить двумя руками. Тодт не столько увидел, сколько почувствовал как бы порыв ветра, и голова врага свалилась с плеч.
Устин перекинул саблю в левую руку и протянул правую Тодту. Священник ухватился покрепче и встал. Остальные пятеро пиратов лежали вокруг мертвые. Как еще пятеро? Тодт посмотрел внимательнее. Еще три мертвеца и одно тело двумя кусками. Половина туловища с головой и правой рукой отдельно, остальное отдельно.
От мачты подходил Фредерик, тщательно вытирая меч какой-то тряпкой.
На берегу тоже не было полного единодушия. Но об этом знали не все. Джованни, Мятый и негры взялись фиксировать носовой якорь, а Доменико, Лука и греки – кормовой. Лука без труда сумел убедить Доменико, что их всех зарежут как ненужных свидетелей. Немного сложнее оказалось убедить греков. Если экс-гребцы могли только предполагать, что из трюма вытащили золото, то Лука точно знал, что там именно золото. А также чье это золото и сколько его. В отличие от экс-гребцов, у которых не получался никакой план, кроме нападения, четверо матросов могли и сбежать. Например, на «Химере», с которой при желании можно справиться вчетвером. И их не смогут догнать, потому что для управления «Пегасом» не хватит людей.
Греки сомневались до последнего и верили в доброту и порядочность священника и рыцаря. Лука прикинул расклад на палубе и сказал:
- Перед тем, как порешить нас, они перережут этих разбойников, которые расселись там двумя бандами, ничего полезного не делают и всех сильно злят.
- Посмотрим, - ответил старший грек.
- Как только услышим, что на палубе кого-то режут, прыгаем на борт и рубим якорь. Потому что те четверо нас уделают за милую душу.
Греки посмотрели на показавшего себя на абордаже Мятого и на клявшихся Тодту здоровых негров и согласились.
С первым же вскриком с палубы все четверо сорвались с места, и запрыгнули на борт «Химеры». Доменико выхватил из-под скамьи топор и рубанул по канату. Течение Аренона сразу же оторвало кораблик от берега.
Группе носового якоря до баркаса пришлось бежать на длину галиота больше. Босиком или в обуви на тонкой подошве по крупным скользким камням. Никто не успел добежать даже чтобы запрыгнуть на борт, а отмели, по которой получилось бы догнать не набравший ход корабль, здесь не было вовсе.
- Entschuldigung meine Herren, - сказал Тодт, - Könntest du arbeiten bitte?
Фредерик косо посмотрел на Устина. Он сам уже понял, что корабль надо тянуть к берегу, а больше некому. Но если Устин откажется делать мужицкую работу, то Фредерик попадет в глупое положение. Если вдруг русский рыцарь перестанет его уважать, то это потенциальный конфликт, а один рыцарь опаснее толпы пиратов.
- Kein Fische. Krebs ist einFische, – сказал Устин, скинул плащ и шагнул к кабестану.
Фредерик поднял бровь. Совершенно непонятная шутка. Когда нет Рыб – Рак становится Рыбами? Лучше надо было бабушку слушать, а то пошутит умный человек про астрологию, и непонятно, где смеяться.