[605]. В свою очередь, Вашингтон твердо давал понять своим стратегическим партнерам, Израилю и КСА, что, несмотря на их противодействие, ядерная сделка с Ираном будет заключена. В декабре 2014 г. во время встречи с саудовским министром иностранных дел Саудом аль-Фейсалом в Вене госсекретарь США Джон Керри поставил перед шефом саудовской дипломатии ультиматум, заключавшийся в том, что Саудовская Аравия в течение полугода должна была урегулировать все свои «непримиримые» противоречия с Ираном[606]. Президент США Барак Обама даже высказывал намерение восстановить дипломатические отношения с ИРИ и вновь открыть американское посольство в Тегеране[607].
Свое отрицательное отношение к саудовской политике на Ближнем Востоке президент Барак Обама выразил в наиболее пространном из данных им интервью. 16 марта 2016 г. в журнале The Atlantic Magazine было опубликовано интервью Джеффри Голдберга с президентом США Бараком Обамой. Собственно говоря, данный текст представляет собой «нарезку» из бесед журналиста с президентом во время поездок Обамы по зарубежным странам. Однако сомневаться в аутентичности этих материалов не приходится. Джеффри Голдберг входит в привилегированный пул журналистов, допущенных к «телу» президента, а публикация, учитывая важность сообщенных в ней сведений, наверняка была согласована с пресс-службой Белого Дома. Во всяком случае, никаких опровержений или комментариев президентской команды не поступало.
В интервью Барак Обама высказывает ряд принципиальных соображений по американской внешней политике, свидетельствующих как об эволюции взглядов самого президента, так и об изменении геополитических концепций США. Неслучайно статья Голдберга получила напыщенное название «Доктрина Обамы». Значительное внимание в своих беседах с Д. Голдбергом Барак Обама уделяет Ближнему Востоку. Новым и неожиданным в интервью явилось то, что Обама стал первым американским главой государства, позволившим себе не только жестко раскритиковать традиционного американского союзника – Саудовскую Аравию, но и усомниться в целесообразности дальнейшего продолжения стратегического партнерства с саудитами[608].
Данное интервью американского президента продемонстрировало всю глубину расхождений между Вашингтоном и Эр-Риядом. В нем американский президент, в частности, отметил, что Саудовская Аравия должна научиться жить вместе с Ираном в регионе и, более того, разделить с ним сферы влияния. Тем самым он недвусмысленно дал понять, что Вашингтон не будет, как ранее, прикрывать Саудовскую Аравию в случае возникновения конфликта с Ираном и не будет занимать откровенно просаудовскую позицию. Президент США также коснулся негативного влияния ваххабитского ислама на стабильность в Азии. Обама вспомнил, что в детстве, когда он жил в Индонезии, ислам в этой стране носил толерантный и мирный характер. В то же время по мере распространения ваххабитской пропаганды он принимал все более воинствующий облик. Обама, в частности, сказал: «Саудиты и другие арабы из стран Персидского залива наводнили страну (Индонезию) своими деньгами, учителями и проповедниками. В 1990-е гг. саудиты активно финансировали ваххабитские медресе и обучали фундаменталистской версии ислама, которую продвигает правящая семья Саудовской Аравии». Голдберг пишет, что на его прямой вопрос о том, является ли Саудовская Аравия союзником США, американский президент улыбнулся и отметил: «Все это очень сложно». Монархов стран Персидского залива Б. Обама довольно неполиткорректно назвал «халявщиками» (freeriders)[609].
Данные высказывания американского президента вызвали предсказуемую негативную реакцию в КСА. С гневной отповедью Обаме обратился принц Турки аль-Фейсал. В своей «оправдательной речи» он перечислил заслуги саудитов перед США: «Нет, господин президент, мы не “халявщики”[610]. Мы инициировали встречи для борьбы с ДАИШ (арабское название Исламского государства), на которых была создана антитеррористическая коалиция. Мы снабжаем оружием и финансируем сирийских борцов за свободу, ведущих войну с самым худшим террористом, Башаром Асадом, а также с ДАИШ и “Джебхат ан-нусрой”. Мы единственные финансируем антитеррористический центр при ООН. Мы покупаем казначейские обязательства США, довольствуясь небольшим процентом прибыли, и тем самым помогаем вашей экономике. Мы даем кров 30 тысячам американских граждан и платим им в долларах за их знания и умения в бизнесе и в экономике. Мы посылаем тысячи наших студентов в ваши университеты». Более всего Турки аль-Фейсал был обижен тем, что президент США приравнял «Королевство, которое связывают с Америкой 80-летние узы дружбы, к Ирану, руководство которого не перестает называть Америку враждебной страной».
Близкий к саудовскому истеблишменту генеральный директор телекомпании «Аль-Арабийя», финансируемой королевской семьей, Абдуррахман аль-Рашед также опубликовал в газете «Аш-Шарк аль-Аусат» своеобразную отповедь американскому президенту. В своей статье он, в частности, отметил: «Отвращение Обамы по отношению к Ближнему Востоку не является политически мудрым. Русские, которые со времен царей мечтали о выходе к теплым морям, теперь их бороздят. Все высшие лидеры стран региона на протяжении последних двух лет были вынуждены идти в Кремль по причине умышленного отсутствия Америки в регионе. Теперь они выстроили с Россией крепкие и разноплановые отношения – факт, не имевший места до этого»[611].
Впрочем, курс Вашингтона на поддержание баланса сил в регионе и нормализацию американо-иранских отношений был свернут после победы на выборах в ноябре 2016 г. кандидата от республиканской партии Дональда Трампа. Президентство Трампа выходит за хронологические рамки данного исследования. Стоит лишь отметить, что иранская политика администрации Трампа повторяет худшие образцы политического курса команды Джорджа Буша-млад-шего и неоконсерваторов. Американское руководство вернуло экономические санкции против Ирана, более того, был взят курс на международную изоляцию ИРИ и смену политического режима в этой стране. Такую резкую смену политики можно объяснить двумя причинами. Во-первых, произраильским настроем команды Трампа. Ее ближневосточную политику фактически формирует зять президента Джаред Кушнер, тесно связанный с израильскими крайне правыми кругами партии «Ликуд». Во-вторых, нацеленностью Трампа на получение экономических дивидендов и его «бизнес-подходом» к внешней политике. Во время визита американского президента в Эр-Рияд в мае 2017 г. им были подписаны сделки и соглашения на покупку монархиями Персидского залива американского вооружения на сумму 110 миллиардов долларов[612].
Подводя итоги американской внешней политики по отношению к шиитскому Ирану и суннитским акторам на Ближнем Востоке (Ираку, Турции, КСА, другим монархиям Персидского залива), можно сделать несколько выводов. Во-первых, ближневосточная политика США после исламской революции 1979 г. была направлена на изоляцию Ирана и ослабление иранских внешнеполитических позиций в регионе, если не на смену политического режима Исламской Республики. Основной причиной этого было то, что Иран не находился под внешним управлением и неуклонно проводил независимую внешнюю политику. Исключение составляет вторая президентская каденция Барака Обамы (2012–2016). В этот период демократическая элита США попыталась вернуть ситуацию до 1979 г., когда Америка в равной степени могла опираться на двух партнеров на Ближнем Востоке: Иран и Саудовскую Аравию.
Во-вторых, в начале XXI в. Ближний Восток становится геополитическим приоритетом для США. Если раньше, в период администрации Б. Клинтона, целями Вашингтона было двойное сдерживание Ирана и Ирака, доминирование в Персидском заливе (пути транспортировки нефти) и поддержка Израиля, то в начале XXI в. американскими задачами становятся regime change и «война против терроризма». Это обуславливает глубинную вовлеченность Америки в дела Ближнего Востока и оккупацию Ирака (за которой, по мысли американских стратегов, должна была следовать операция против Ирана).
В-третьих, подобная ориентация привела к тому, что суннитская Саудовская Аравия стала одним из главных стратегических партнеров США в регионе (наряду с Израилем и Турцией). КСА поддержала антисоветский джихад в Афганистан и обе войны США против Ирака (в 1991 и 2003 г.). К середине 2000-х гг. обозначились противоречия, подрывавшие стратегическое партнерство США и КСА. С саудовской стороны проявлялось недовольство американской политикой в Ираке. Со стороны США обозначилась обеспокоенность деятельностью террористических и экстремистских группировок, поддерживавшихся Эр-Риядом или вдохновлявшихся ваххабитской идеологией. Данное обстоятельство создавало препятствия в проводимой Вашингтоном «войне против терроризма».
В-четвертых, американское вмешательство в дела ближневосточных государств в немалой степени способствовало обострению суннитско-шиитских противоречий. Особенно рельефно это обозначилось на примере Ирака. Американская оккупация этой страны в 2003 г. и ставка Вашингтона на шиитские партии разрушили межконфессиональный баланс в Ираке, привели к дискриминации суннитской общины, росту суннитского сопротивления и усилению позиций экстремистских и террористических группировок. Ставка на суннитское сопротивление режиму Башара Асада в Сирии привела к усилению джихадистских группировок и кровопролитной гражданской войне в этой стране.
В-пятых, наступательная политика США на Ближнем Востоке в 2000-е гг. привела по принципу гетеротелии к прямо противоположным результатам. Произошло усиление политического шиизма и укрепление геополитических позиций Ирана. Это выразилось в том, что Ирак фактически стал сферой иранского влияния. В результате поддержки США внесистемных суннитских группировок в ходе гражданской войны в Сирии произошло усиление иранского влияния в этой стране и появление там военного присутствия шиитских союзников ИРИ. Одновременно иранское военно-политическое влияние впервые стало значимым фактором на Аравийском полуострове (йеменские хоуситы).