мульк (обычно переводится на русский язык как «царская власть»), которое имеет в приложении к человеку только негативные коннотации.
Таким образом, ваххабиты-антисистемщики отрицают сам принцип монархической власти, на котором держатся политические системы государств Персидского залива, и настаивают на возвращении к исламскому халифату. Наиболее ярко этот тренд проявляется в идеологии террористической организации «Исламское государство».
Главный идеолог «Исламского государства» Абу Мухаммед аль-Макдиси открыто подвергает сомнению легитимность саудовской монархии. Аль-Макдиси в 1421 г. хиджры (2000) опубликовал трактат «Ясные доводы неверия Саудовского государства» (араб. Аль-Кавишиф аль-джалийя фи-куфр ад-дауля ас-Са‘удийя). В значительном по объему трактате доказывается, что правящая в Аравии династия аль-Саудов – «неверные» (араб. куффар), узурпировавшие власть у Хашимитов – рода Пророка Мухаммада[744].
Отличительной особенностью радикальных исламистов нового поколения является своеобразный интернационализм и глобализм. Им недостаточно «следования праведности и исправления греха» в одной отдельно взятой стране. Целью этих политических активистов является построение халифата в рамках всего мусульманского мира. Столкнувшись с проблемой экстремизма в конце 1970-х гг., саудовские власти попытались не решить ее, а вытеснить вовне. С началом 1980-х гг. Саудовская Аравия стала наряду с Соединенными Штатами архитектором и вдохновителем антисоветского джихада в Афганистане. Саудовские спецслужбы способствовали возникновению международных джихадистских организаций, привлекавших арабских моджахедов в Афганистан, опекали и финансировали такие организации. Таким образом, возникла «Аль-Каида» Абдаллы Аззама, позже получившая всемирную известность. При этом семья аль-Саудов жестко боролась с экстремизмом у себя дома. Принц Наеф бин Абдель Азиз, занимавший пост министра внутренних дел КСА в 1975–2012 гг., по существу, ставил саудовских радикалов перед жесткой альтернативой: либо тюремное заключение или казнь на родине, либо участие в джихаде за рубежом[745]. История последних двух десятилетий показала, что эта практика не оправдала себя. Антисистемные ваххабиты грозят уничтожить не только светские режимы на Ближнем Востоке, но и королевскую семью Саудовской Аравии.
Стратегическое партнерство с Вашингтоном привело к тому, что на протяжении 30 лет американцы лояльно относились к саудовской миссионерской деятельности по всему миру. Французский исследователь Жиль Кепель так оценивает процесс ваххабизации суннитской уммы: «До 1973 года повсеместно сохраняли господствующие позиции местные (национальные) традиции, воплотившиеся в народной религиозности, богословы различных правовых школ суннизма, утвердившихся в крупных регионах мусульманского мира, а также шиитское духовенство. Они с подозрением относились к пуританизму в саудовском исполнении, ставя ему в вину сектантский характер. Ваххабиты поставили перед собой цель – сделать ислам главной действующей силой на международной арене и одновременно свести многочисленные интерпретации этой религии к символу веры хозяев Мекки. Их рвение охватывало весь мир, выплескиваясь через традиционные географические границы ислама и достигая Запада, где мусульманское иммигрантское население сделалось излюбленной мишенью саудовского прозелитизма. Все это позволяло защитить хрупкую монархию, делая ее для окружающего мира страной благотворительности и религиозности. Это также должно было заставить всех забыть, что в конечном счете защита королевства обеспечивалась американской военной мощью и что режим, улемы которого поносили безбожников и Запад, находился в полной зависимости от США»[746].
Наряду с интернационализмом и антиэлитизмом еще одним важным признаком новой суннитской идентичности является вольная трактовка Корана и Сунны Пророка. Анализ всех нестыковок теологических выводов внесистемных ваххабитов с традиционным мусульманским правом был бы слишком объемным и утомительным. Поэтому в качестве case study можно привлечь чрезвычайно важный вопрос о традиционной и экстремистской оценке террористов-смертников. Как известно, и Коран, и Сунна Пророка резко отрицательно относятся к самоубийству. В Священном Коране постулируется: «О вы, которые уверовали! Не пожирайте имуществ ваших попусту, если это только не торговля по взаимному согласию между вами. И не убивайте самих себя» (4. 33). Такие же требования содержатся и в хадисах. В них, в частности, говорится: «Тот, кто намеренно бросится с горы и погубит себя, будет все время лететь вниз в пламени ада, куда он будет помещен навечно. Тот, кто убьет себя железом, будет держать это железо в руке, поражая себя в живот в пламени ада, куда он будет помещен навечно»[747]. Можно привести еще один хадис, содержащий осуждение суицида: «Передают со слов Абу Хурайры, да будет доволен им Аллах, что посланник Аллаха сказал: “Пусть никто из вас не желает себе смерти, ибо если он совершает благое, то, может быть, он сделает еще больше, если же он совершает дурное, то, может быть, он покается”»[748].
Необходимо отметить, что до начала 1990-х гг. теракты в мусульманском мире, даже если они прикрывались религиозными лозунгами, происходили в основном против вооруженных сил противника (например, в ходе борьбы палестинского и ливанского сопротивления против израильской оккупации). Оправдание террору в отношении мирного, беззащитного населения с применением террористов-смертников впервые дал основатель «Аль-Каиды» и наставник Усамы бен Ладена Абдалла Аззам в конце 1980-х гг. Отметим, что в то время позиции А. Аззама осудили своими фетвами даже такие жесткие салафиты, как ваххабитский муфтий КСА Ахмед бин Баз и шейх Насируддин Албани. Однако в 1996 г. использование террористов-смертников для запугивания мирного населения было официально оправдано салафитским шейхом Юсуфом Карадауи, находящимся под катарским покровительством. В своей фетве он назвал операции террористов-смертников «наиболее славной формой на пути служения Аллаху» и проявлением «легитимного терроризма» (аль-ир-хаб аль-машру)[749].
Таким образом, в идеологии «Исламского государства» можно выделить комплекс «новой суннитской идентичности», в котором сочетаются упрощенные подходы к решению современных проблем, антимонархизм и антиэлитизм, выбор террора и других насильственных действий как метода решения политических проблем, интернационалистская направленность. Движения, подобного «Исламскому государству», не могло возникнуть без фрустрации суннитской общины Ирака, оттесненной от власти и собственности. Прогнозом дальнейшего развития событий, даже с учетом военного разгрома ИГ, является либо раскол Ирака на суннитское и шиитское образования, либо окончательная маргинализация суннитской общины с исходом значительной ее части из Ирака.
§ 4. Исламистские вооруженные формирования и их роль в гражданской войне в Сирии
Адекватное научное исследование гражданской войны в Сирии выдвигает на первый план ряд вопросов. Во-первых, это вопрос о движущих силах протеста, о том, в какой мере он является народным восстанием против «диктатуры Асада». Во-вторых, вопрос о соотношении светского и исламистского компонентов в антиасадовской вооруженной оппозиции.
Первоначальное ядро протеста составило сельское и городское население (жители небольших городов) центральных и северо-западных регионов Сирии, а также южной провинции Дераа, где вооруженная расправа служащих сирийской госбезопасности с протестующими подростками в марте 2011 г. и послужила толчком к началу массового оппозиционного движения. Первые вооруженные формирования оппозиции, Сирийская свободная армия (ССА) были созданы в октябре 2011 г. по рекомендации Сирийского национального совета (СНС) оппозиции для «борьбы с правительственными войсками, расстреливающими мирные демонстрации». Ядро ССА на первом этапе составили представители бедуинских кланов Дераа и северо-западной Сирии, а также дезертиры из сирийских вооруженных сил. Ее первым командующим стал бывший полковник Сирийской арабской армии Рияд аль-Асад (однофамилец президента).
Несмотря на заявления оппозиции о том, что ССА носит общенациональный характер и включает представителей всех сирийских конфессий, религиозно настроенные сунниты с самого начала преобладали в составе вооруженной оппозиции. Об этом свидетельствуют, прежде всего, названия ее батальонов, которые были даны в честь известных суннитских деятелей – батальон Халеда ибн аль-Валида (Хомс), названный в честь великого мусульманского завоевателя Сирии в VII в., созданный там же батальон Язида Ибн Муавии (Бияда, Хомс) – по имени Язида I, второго Омейядского халифа, прославившегося своей борьбой с ростом шиитского движения и почитаемого салафитами. То же самое можно сказать о других известных батальонах, батальон Умара ибн аль-Хаттаба (Дейр-эз-Зор), в честь одного из ближайших сподвижников пророка Мухаммеда[750].
Наиболее сложной в начальный период гражданской войны оказалась ситуация в центральной Сирии. Причиной этому послужило переплетение многих факторов и интересов. Провинция Хомс является пограничным регионом Сирии, имеющим выходы к территории Ливана. Там с самого начала конфликта осуществлялись контрабанда и незаконное проникновение на территорию Сирии иностранных наемников. Ситуация усугублялась тем, что этот район граничит именно с самой антиасадовски настроенной частью Ливана – подконтрольной суннитским силам клана Харири территорией с административным центром в городе Триполи. Выступления против режима Асада с этого региона, где преобладали антисирийские настроения, осуществлялись и в мирное время.