Сикейрос кивнул и, скорее обращаясь к себе, чем к Григулевичу, негромко проговорил:
— Это хорошо, конечно, что ты первым делом обратился за помощью ко мне. Я помогу тебе…
— Спасибо, амиго Сикейрос. Теперь важно, чтобы и впредь душа была тверда и чтобы страх не подавал совета.
— Страха не будет. Когда ты сможешь ознакомить меня с планом этой операции?
И хотя Григулевич еще не был посвящен в разрабатывавшийся Центром план операции «Утка»[12], он, чтобы выглядеть в глазах Сикейроса человеком компетентным, с уверенностью ответил:
— План окончательно пока еще не разработан. Насколько мне известно, в нем предполагаются два возможных варианта. Они оба приемлемы, но один из них мне представляется предпочтительным…
— И что же это за варианты? — заинтересовался Сикейрос.
— Я бы предпочел пока не говорить о них, — не растерялся, слукавил Григулевич. — Я сообщу вам все, когда будет утвержден в Москве детальный сценарий этого покушения.
— Так когда он будет готов?
— Думаю, месяца через два. Все будет зависеть от оперативности получения мною вспомогательных и очень важных для разработки операции сведений по койоаканскому объекту, то есть по вилле Троцкого… И, разумеется, по подбору людей, необходимых для реализации этого плана.
— И сколько же их нужно вам?
— Много! Человек двадцать.
— Национальная принадлежность участников операции будет иметь какое-то значение?
— Нет, не будет. В операции должны участвовать и мексиканцы, и те милисиано, которые после войны в Испании эмигрировали в вашу страну. Самое главное, чтобы люди были безграничной преданности, отважные и умеющие держать язык за зубами. Если у вас есть такие, то, пожалуйста, предлагайте прямо сейчас.
— Но имей ввиду, амиго Мануэль, что и техническое обеспечение этой операции станет не менее важной стороной дела. Оружие должно иметь стопроцентную гарантию.
— Давайте оставим этот вопрос на потом. Сейчас главное — добыть необходимые сведения о койоаканской вилле, о ее обитателях и охране. Потребуется общая схема расположения виллы, какой высоты ограда, из какого материала она сделана, общая ее протяженность, оборудована ли она системой сигнализации? Есть ли внутренняя охрана по периметру? Это во-первых…
— Позволь, я сразу отвечу на «это первое», — прервал его Сикейрос. — Вилла расположена на тихой, малолюдной улице Лондона, обнесена высоченной бетонной стеной. Особняк превращен в неприступную крепость с железными решетками на окнах и автономной системой сигнализации. По внутреннему периметру виллы задействован отряд из десяти полицейских и часовых из числа местных троцкистов. Всех входящих и выходящих проверяет наружная и внутренняя охрана.
— Откуда у вас такие подробные сведения? — усомнился Григулевич.
Сикейрос расплылся в улыбке:
— До прибытия Троцкого в Мексику я был не раз на этой вилле. А что касается охраны, то недавно мне рассказывал о ней брат жены. Он, как и я, тоже художник, и в числе других компаньеро занимался оформительскими работами в особняке Диего Риверы.
— О! Это уже интересно! — воскликнул Иосиф. — И как давно он там работал?
— В прошлом году.
— А не мог бы он по вашей рекомендации встретиться со мной и помочь мне в выяснении некоторых вопросов по вилле? Кстати, он — надежный человек?
На лице Сикейроса заиграла затаенная улыбка:
— Узнаю прежнего, испанского Хосе Окампо, — всегда цепкого, ловкого и схватывающего все на лету. Но давай все же покончим со всеми вопросами, касающимися виллы в Койоакане, потом уже поговорим о подборе кандидатур для проведения самой операции.
Григулевич кивнул.
— Нам хотелось бы выяснить прежде всего уязвимые точки в обеспечении безопасности койоаканского затворника и получить план расположения его спальни и рабочего кабинета.
— Вот это уже конкретика, — с удовлетворением отметил Сикейрос.
— А между прочим, вы так и не ответили на мой вопрос, касающийся брата вашей жены. Не могли бы вы все же назвать его имя и фамилию?
— Его зовут Леопольдо Арреналь. Когда мы с тобой воевали в Испании, он в то время занимался оформительскими работами Синей комнаты Диего Риверы. Думаю, что Леопольдо будет полезен в плане получения необходимой тебе информации.
— А вы уверены, что он захочет мне помочь? И вообще, я уже спрашивал вас, можно ли доверять ему так же, как вам?
Давид Сикейрос засмеялся:
— Я ручаюсь за него. Можешь встретиться с ним, сославшись на меня.
— Спасибо! Но было бы лучше, если бы вы сами намекнули ему, что с ним хотел бы встретиться Мануэль Бруксбанк. Не ошибитесь только с моей фамилией и именем, не называйте ему прежнее имя Хосе Окампо. И если можно, дайте мне его домашний телефон…
— Он сам найдет тебя в отеле. Я скажу ему об этом.
— Очень хорошо. А как насчет еще нескольких человек, которых можно было бы использовать в подготовке и проведении планируемой операции.
— Пожалуйста, записывай… Значит, так… Леопольдо Арреналь — раз. Его брат Луис — два. Твой бывший подчиненный в бою под Мадридом и мой хороший ученик по живописи Антонио Пухоль — три. Капитан республиканской армии в Испании Нестор Санчес Эрнандес — четыре. Он сейчас здесь, в Мехико. Майор той же армии Давид Серрано Андонеги — пять. Марио Эррера Васкес — шесть…
Григулевич, вскинув голову, спросил:
— Не помню Васкеса… Кто он такой?
— Это электрик из моей мастерской. Ты его не знаешь, но я за него ручаюсь… Так, кого бы еще назвать. — Сикейрос, сделав паузу, начал вспоминать, потом, взмахнув рукой, воскликнул: — Чуть не забыл твоего тезку Мануэля дель Вильяра Серко! Помнишь этого чилийца? Он тоже был в Испании…
— Да, хорошо помню. До невозможности был смелый человек! Итак он у нас седьмой по счету. Есть еще кто-то?
— А как же! Скрытный и благородный аргентинец Хосе Сааведра — восемь. Мануэль Родригес Бруксбанк — девять и я — Давид Альфаро Сикейрос — десятый. Хорошая компания, не правда ли?! Все, кроме братьев Арреналей и Марио Васкеса участвовали в гражданской войне в Испании.
— Но этого количества, однако, недостаточно… Надо еще столько же боевиков, не посвящая их в суть предстоящей операции. У нас найдутся другие кандидатуры?
— Найдутся. Дай мне какое-то время подумать, кого можно еще привлечь к этому делу.
— Хорошо, компаньеро Сикейрос. Теперь скажите, когда вы можете сообщить о них?
Давид Альфаро недовольно поморщился, но мягко и вежливо ответил:
— Подходи ко мне в мастерскую в это же время через пару дней. Нс раньше.
Григулевич кивнул и тут же попрощался с Сикейросом:
— Адиос. Фуэнте овехуна![13]
После встречи с Давидом Сикейросом Григулевич сам выехал в район Койоакана. Два часа он изучал расположение, подходы и подъезды к вилле Диего Риверы, у которого проживал изгнанник из России. Срисовав все, что можно было, Иосиф вернулся в отель. В тот же вечер его навестил посланный Сикейросом художник Леопольдо Арреналь. Он подтвердил, что не раз ему приходилось бывать на вилле Риверы, и по просьбе Иосифа тут же нарисовал схему расположения охраны по всему периметру виллы с показом контрольных вышек и помещений внутри особняка.
Однако передать эти сведения в Центр Григулевичу не представилось возможным: связь с нью-йоркской резидентурой, через которую осуществлялся выход на Москву, внезапно прекратилась. Это вынудило его направить гневное письмо в Нью-Йорк на подставной адрес резидентуры.
Но и после этого Москва и Нью-Йорк по-прежнему долго молчали. Не зная, что предпринять для налаживания связи с Центром, Григулевич продолжал со свойственной ему увлеченностью и активностью приобретать без санкции Москвы источники информации, которые он планировал использовать для выполнения операции по делу «Старик».
Собранные по заданию Москвы сведения по Троцкому и его близкому окружению Григулевич вынужден был хранить при себе, что было небезопасно лично для него. К тому времени у него закончились еще и деньги, которые присылал отец по его просьбе. Создавшееся положение настолько угнетало, что иногда у него стала возникать предательская мысль: плюнуть на все и уехать к отцу в Аргентину, где всегда был бы и сыт, и мил. Единственное, что удерживало его тогда от этого поступка, так это отсутствие денег на дальнюю дорогу. Не видя выхода из неблагоприятно сложившейся ситуации, молодой разведчик-нелегал от отчаяния решился на рискованный шаг: без санкции Центра поехать в Нью-Йорк и самому выйти на кого-нибудь из сотрудников резидентуры, чтобы выяснить, почему прервалась связь с Москвой и как ему теперь вести себя. Но Бог уберег его от этого опрометчивого шага: мексиканец Леопольдо Арреналь неожиданно запросил у него внеочередную встречу. На ней Леопольдо сообщил сногсшибательную новость о том, что Троцкий и его семья покинули виллу Диего Риверы.
Иосиф, обомлев, двумя руками схватился за голову:
— И куда же он мог сбежать от него?
— Не знаю.
— Получается, что все наши труды пошли коту под хвост?.. — медленно протянул Григулевич. Он был мрачен, подавлен и раздражен. — Хорошо, что не успел я еще отослать в Москву имеющиеся у меня сведения по вилле и твою схему… Но куда же он мог исчезнуть, кто мог приютить его?.. Попробуй все же, Леопольдо, поинтересоваться у Риверы, куда мог слинять его друг Троцкий?
— Теперь они уже не друзья, — раздумчиво пробормотал Арреналь.
Пропустив мимо ушей реплику Леопольдо о том, что Ривера и Троцкий уже не друзья, Иосиф с негодованием произнес:
— Неужели этот Иуда почувствовал или кто-то сообщил ему, что мы охотимся за ним?
— Возможно и почувствовал, но никто, кроме него самого, об этом не знает.
— Ничего не понимаю! У Риверы Троцкий как сыр в масле катался. Был на полном его обеспечении, имел надежную охрану, и вдруг он срывается с насиженного теплого места. Что бы это значило?