– Постараюсь. А там как судьба карты кинет.
– Хм, картежник ты наш… Учти, тема приоритетная… Однако тебе лучше обойтись своими силами. У нас сейчас с людьми напряженка конкретная… Хотя, если припрет, имеешь право затребовать резервы.
– Резервы? – Влад тут же ухватил протянутый палец, чтобы оттяпать руку. – Эскулапа дашь?
– Смеешься? – Денисов задумался на миг, потом махнул рукой. – Тунгус в твоем распоряжении.
– Спасибо и на том…
– Влад, учти. – На чело Денисова наползла туча. – Эти твари нас сильно прищемили.
– Теперь мы прищемим их…
– На тебя надеются, Влад. – Денисов вытащил из кармана коробку с маленьким лазерным диском. – Тут вся информация. Кодировка стандартная.
– Понятно. – Влад ощутил, как в груди поднимается сладостная волна, будто от диска с информацией шли флюиды энергии.
– Легкой воды, как говорят мариманы… Тебя вернули со скамейки запасных…
Холера любил лес. Он его вбирал всей душой. Знал как свои пять пальцев. И это знание не раз спасало ему жизнь.
Годы, пусть и не слишком большие – сорок восемь стукнуло, – напоминали о себе сбившимся дыханием и коликами в боку. Ног он давно не чувствовал. Но все шел и шел вперед. Иногда позволял себе короткую передышку – присесть на корягу, смахнуть пот густо татуированной рукой, растереть ноющую, сломанную десяток лет назад ногу. И дальше, в путь…
Впереди – болотистая местность. Обогнуть. Главное, не терять направления. Все-таки это не Сибирь и не Амазонка. Леса среднерусские. Если идти прямо и не сворачивать – обязательно рано или поздно упрешься в населенный пункт, наткнешься на перечерчивающую местность линию автомобильной или железной дороги… И тогда он будет спасен… Главное, идти вперед. Не терять темп и кураж!
Казалось бы, оснований считать, что за ним организована полноценная охота, не было. Какой резон искать сбежавшего бомжа по лесам и полям? Никакого. Но Холера затылком ощущал холодное дыхание. Он знал, что за ним идут по пятам. Откуда знал? Шестое чувство. Оно не раз спасало дубленную ветрами, морозами и жарой дырявую шкуру стареющего одинокого волка…
Нет, теперь им его не взять! Хватит, побыл уж лохом. Теперь пора стать тем, кем он был всегда по жизни, – изворотливым, ушлым, свободолюбивым Холерой, не признающим жалкого существования в клетке…
Попался он и вправду как лох. Где были его хваленая осторожность и ощущение опасности, когда он знакомился с каким-то никчемным, пыльным мешком пришибленным типом. Их роковая встреча состоялась в придорожном кабачке, окрестности которого Холера выбрал средой своего обитания. Унылый очкарик без чувства, тоскливо растягивал во времени одну-единственную бутылку красного грузинского вина, кажется, «Киндзмараули» – фальшивого, естественно, как и все в этой жизни. На его лице читалась решимость напиться этой самой бутылкой до чертиков. Холера угадал в этом субъекте набравшего жирок, ждущего счастливой минуты, когда его ощиплют, лоха. Прикид приличный, курточка замшевая, «дипломат» – ясно, клиент при деньгах. Такого минимум стоило развести на щедрое угощение и выпивку. Но можно и что-то более серьезное устроить, если бабки у него есть. Например, приголубить кастетом в подворотне, через которую он пойдет к автобусной остановке, – не до мокрухи бить, аккуратненько, чтобы спокойно и неторопливо провести санитарную очистку карманов. На деньгах, говорят, микробы водятся. Слишком много купюр носить с собой вредно для здоровья…
Холера подсел к нему за стол. Слово за слово – и очкарик нашел в хищно улыбающемся биче хорошего собеседника, терпеливо выслушивающего жалобы на жизнь. А список жалоб у этого типа был солидный. Он жаловался на низкую зарплату. На однокурсников, обошедших его на жизненных виражах и катающихся как сыр в масле. На неверных женщин. Ныл, что жизнь дала трещину. Вот уже на липком столе появилась вторая бутылка вина. Клиент стремительно нагружался спиртным, к которому оказался совершенно не стоек. Наконец он прослезился и заявил, что Холера отныне ему друг. А друзей он привык приглашать в свою холостяцкую квартиру, где удобно продолжить изложение перечня жалоб на несовершенство существующего мира.
– Брат, – всхлипнул растроганно очкарик. – Двигаем ко мне! Ты человек! А бабы все суки!
Холера воспринял приглашение как подарок судьбы. Овечка сама тыкалась наивной мордочкой в руки живодеру и просила, чтобы ее остригли по полной и содрали с нее шкурку. На хате у очкарика наверняка есть чем поживиться.
– Базар говно, – кивнул Холера. – Заметано… Только еще пару пузырей не забудь.
– Все схвачено, – важно кивнул очкарик. Пошатываясь, направился к стойке, где прикупил еще пару бутылок самозваного «Киндзмараули», с трудом спустился по ступенькам кафе и кивнул на стоящую в сторонке новенькую, только с конвейера, бежевую «Ладу», пялящуюся на мир желтыми противотуманными фарами.
Дальше воспоминания обрывочны. Холера помнил, что сел в машину. А как его отключил очкарик, чем приголубил – это уже в потемках…
Очнулся он в тюрьме. Точнее, это был сарай, в котором находились еще пятеро бедолаг. Но все атрибуты тюрьмы присутствовали. Закрытые на тяжелые засовы двери. Вертухаи – здоровенные мужики с помповыми ружьями. Баланда, черствый хлеб. И ни с чем не сравнимое ощущение тюремной безнадеги.
Судя по всему, охранники имели к российским госструктурам такое же отношение, как к оккупационным войскам ООН или тайной полиции Замбези. А значит, Холера попал в один из тех пунктов отстоя, о которых среди бичей ходят леденящие кровь легенды. Якобы в России существуют такие частные загоны, куда как скот сгоняют бомжей и прочих заблудившихся в современной действительности простых людей, а потом продают в рабство на Кавказ или разбирают на внутренние органы. Холера, скитающийся уже пятый год, после того как в очередной раз освободился из колонии строгого режима, много слышал баек о подобных местах, но не видел ни одного человека, который бы побывал в них, а потому все россказни считал плодом фантазии – и не более.
Теперь фантазии воплотились в жизнь. Притом в его жизнь!
Соседи его были люди вялые, готовые безропотно принять любую участь. Они себя давно похоронили.
– Слышь, молодой. Загостились мы здесь, пора и честь знать. Откидываться из этой гостиницы надо, – предложил Холера курчавому, широкоплечему смуглому парню, который производил более благоприятное, чем остальные, впечатление.
– Бежал тут один. Притащили за ноги. Дохлого.
– Что ж. Ноги – дело откидное, – осклабился, как клыки ощерил, Холера.
– Во-во! Повесили его на суку. И заставляли нас подходить и пинать тело.
– Тем более надо срываться на простор.
– Как?!
– Ты тише, молодой. Не светись… Поглядим…
Случай представился, когда привезли еще трех новеньких и Холеру с тем смуглым парнем перевели в отдельный сарайчик. Бывалый зэк уже усек, что охрана поставлена из рук вон плохо. Не выставлены люди по периметру поселка, не укреплены бараки. Здесь привыкли относиться к своей добыче как к бессловесному скоту. Откуда им было знать, что у Холеры за спиной два удачных побега, притом один – из весьма отдаленного лесного учреждения, когда до обжитых мест пришлось протопать полторы сотни километров через тайгу.
– Ну что, пацан, – прошил Холера острым взором выбранного напарника. – Рвем когти. Сегодня или никогда.
– Рвем, – без всякой радости кивнул смуглый.
Стена сарайчика оказалась ветхой, удалось выдавить часть стены и выбраться наружу.
Охранников было двое. Один дрых без задних ног, привалившись лбом к стене. Другой клевал носом на скамеечке, обняв похожую на автомат Калашникова охотничью «сайгу».
А тут еще подарочек припасен – как будто на выбор под навесом был разложен столярный инструмент, и там же три вполне приличных ножа для разделки мяса.
Напарник дернул Холеру, что, мол, надо делать ноги, да так, чтобы пятки сверкали. Но опытный зэк, плюнув на осторожность, подался к навесу, завладел ножами. Тяжело огрызаться, не имея зубов. А нож – тот же самый клык!
Они перемахнули через невысокий заборчик, огораживающий загон. И двинули в лес.
– Свобода, свобода, – шептал смуглый. По его щекам катились слезы.
– Хорош причитать! – оборвал Холера. – Еще уйти надо.
– Куда идем?
– А куда хочешь. Мне обуза не нужна. Я сам по себе.
– Но…
– Не зевай, пацан. Глядишь, фарт повалит, выживешь. – Холера бросил нож. Лезвие глубоко вошло в мягкую землю. Это последнее, что он намеревался сделать для напарника по побегу.
Больше не говоря ни слова, Холера обернулся и, как леший, растворился в лесу.
Он отлично помнил рассказ смуглого о том, как за ноги притащили труп беглеца и выставили напоказ. Многое не нравилось в ситуации. В том числе легкость побега. Закрадывалась холодной змейкой ядовитая мысль: а не дали ли им сбежать?
Вот таким образом Холера и очутился на этой тропе и с маниакальным упорством, наплевав на усталость и боль в боку, стремился вперед.
А лес все тянулся и тянулся. И не было в нем никаких признаков цивилизации, за исключением нескольких пластиковых бутылок и остова ржавого механизма, скорее всего, еще времен войны.
Солнце забралось в зенит. Холера шел уже много часов. Но проклятый лес продолжал тянуться. И тревога в душе все больше росла. Что-то шло не так. Что-то тревожило все больше и больше…
Холера стал периодически останавливаться, замирать, прислушиваясь к лесу, пытаясь уловить чуждые звуки, запахи. И был вознагражден… Тот, кто шел за ним, шумел гораздо сильнее. Не сильно, но сильнее.
Он застыл, прикидывая, что делать. Кажется, его след взяли. Это было неприятно. Он хорошо знал лес. Работал лесником, пока не покатился по наклонной. И все-таки его выследили.
Если тупо ломиться вперед – он проиграет. За его след как-то зацепились. А дыхалка на исходе. И ноги ватные. Надо схорониться…
Убежище он приискал в овражке, по дну которого журчал жиденький ручеек. Скрылся за ветками. И принялся беззвучно молить своего покровителя святого Николу, чтобы не оставил своей милостью, уберег и на этот раз. И крест бы поцеловал, да только сорвали с него крест поганые тюремщики.