– Но у людей бывает высокая цель, – возразила Мищенкова. – Бывает дело.
– Высокая цель – это телебашня. В нее хорошо целиться из танка.
– Значит, высокие побуждения вы отвергаете. А я?
– Что вы?
– Какой резон мне тратить на вас и вам подобных силы, жизненную энергию? Вкладывать в вас душу? – В ее словах проскользнула обида.
– Тоже честно?
– Тоже честно.
– Женщин на военный фронт может вытащить только неудача на фронте личном. Поэтому вы проводите время не с семьей, а в моем не слишком приятном обществе.
Она покраснела, потом пожала плечами и как-то осторожно, будто нащупывая дорогу, произнесла:
– Ну, ваше общество как раз не вызывает у меня неприятия.
Она потупила глаза.
«Это еще что за новости?» – подумал Влад, придавая себе виноватый вид.
– Извините, если обидел вас. Всегда страдаю за длинный язык.
– Ничего, ничего, – Мищенкова вернулась к ноутбуку. – Итак, мы не закончили по поводу непреодолимого препятствия…
Еще один нелегкий день – тесты, просмотры учебных фильмов – когда только они успели и где наснимать столько. Скорее всего, пользовались чьей-то готовой продукцией.
Завтрак. Обед. Ужин. Усталость. И пустая голова.
Влад видел, что окружающие люди меняются. Интеллигент с каждым днем все больше впадал в какое-то лихорадочное состояние, одному богу известно, что творилось в его утонченной душе. Работяга становился все более немногословным и угрюмым, иногда застывал надолго, уставившись в одну точку на стене… День за днем.
А в душе Влада продолжало нарастать ощущение неуютности и беспокойства. И нервировал постоянно сопровождающий, даже на улице, запах земляники. Влад не имел ничего против земляники, но запах ее досаждал все больше.
– Не чувствуешь, пахнет чем-нибудь? – спросил он у Работяги.
– Дерьмом, – однозначно и четко ответил тот. Вопросов к нему больше не было.
Между тем Вован становился все более несносным. Если вначале его подначки еще можно было терпеть без особого ущерба, то с каждым днем они становились все более ядовитыми и злобными.
– Э, поведай, за что тебя из армии вышибли, – спрашивал он, задрав ноги на спинку кровати, когда в окно уже светила луна.
– По сокращению, – без особой охоты отвечал Влад.
– Условно-досрочное освобождение это называется… На хрен ты, погоны, армии не нужен был… Наверное, плохо строем шагал.
– Не увлекался хождением строем, – миролюбиво отвечал Влад, так и не снимавший маску не слишком далекого военного увальня. – Я инженер.
– Чего инженерил?
– Неважно.
– Военная тайна… Вот я могу сказать, как на зоне инженерил в Самарской области… Эх, погоны… Ты чего, обиделся?
– Нет.
– Правильно. На обиженных хрен кладут…
Вован кучу времени тратил на то, чтобы нащупывать у людей слабости и топтаться на них, унижать, высмеивать, вышучивать. Достиг он в этом ремесле определенного совершенства. Умел ввернуть такое, что всем становилось смешно, кроме жертвы его острого язычка. Впрочем, Влада его фокусы не задевали ни в коей мере, даже развлекали.
– Правильно. На меня не надо обижаться… Я сам могу обидеться, – Вован присел на кровати. – Слышь, погоны, Интеллигента с Работягой подтягивать надо поближе. Как-то они как не свои…
– Подтягивай.
– А ты чего, мне не кореш?
– Слушай, давай спать…
– Спать будем, когда я скажу…
– И когда скажешь? – Влад ценил эти минуты развлечения, когда Вован считал, что дрессирует свою шестерку.
– Выключай свет. Спать…
Влад провалился в сон, тяжелый и какой-то тягучий.
Проснулся он среди ночи от неясной тревоги. На часах было полпервого.
Открыл глаза…
И тут тишину прорезал истошный крик. Страшный. Леденящий душу истошный крик существа, которому перегрызают горло…
Сердце ухнуло куда-то в желудок и там замерзло…
Вован тоже резко вскочил с кровати, как подброшенный пружиной. Нелегкая жизнь отточила его реакцию:
– Бля, что там?
Влад не ответил. Он не знал, что там. И эта неизвестность ему сильно не нравилась. Заснул он только под утро…
Утреннее солнце, играющее в зеленых кронах деревьев, смыло беспокойство. Теперь казалось, что ночного крика не было…
Но он был. Никуда не денешься. Похоже, здесь начали закручиваться какие-то события…
Кто кричал? Утром в столовой все были на месте. Ободряющий вывод – из слушателей никого не забили на колбасу. И персонал «Лиги», кажется, весь на месте. Что бы это значило?
Влад изучал конспекты, которые заполнил на лекции профессора Загребенского, памятуя зарок своего институтского преподавателя военной кафедры – не насилуйте память, записывайте карандашом. В тетрадях была записана куча банальностей – пространные рекомендации: как достичь нирваны и как работать с биоэнергией.
«Экран Мыслей формирует навык проекции своих мыслей на внешний экран с целью их последующего изучения и управления», – вот такой хренотой, оказывается, должен владеть супермен.
«Левитация Руки и Перчаточная Анестезия позволяют достичь особой глубины состояния работы мозга, при которой возможны эффекты анестезии, уменьшения кровоизлияния в случае травм, а также управления отдельными функциональными системами работы организма»…
Влада не оставляло ощущение, что все туфтень. Подобной информации немерено в Интернете. От книжек с этими откровениями полки в библиотеках и книжных магазинах ломятся…
Главное не информация, которая вываливается на слушателей. Тут действуют другие факторы. Жалко, нет Тунгуса. Он бы просек, что тут творится. Но, в общем-то Влад и так мог предположить, что происходит. День за днем на них обкатывают методики выворачивания мозгов… Очень осторожное, прямо-таки гомеопатическое воздействие. Но капля камень точит… Это еще не кодировка. Не инициация. А что? Подготовка к чему-то большему?
– О, смотри, – развалившись в кресле и положив ногу в мятой тапочке на тумбочку, Вован забавлялся с цифровым диктофоном, который ему подарил Интеллигент. Точнее, подарил – сильно сказано. Вован настолько достал его, что, когда вежливо намекнул – нет у беглого урки такой вещички, тот с радостью согласился, лишь бы пару дней не видеть уголовника. Но тут он ошибся – меньше внимания ему Вован оказывать не стал. – Молодец, Склифосовский, уважил дядю…
Теперь Вован был при цифровом диктофоне…
Владу это уже потихоньку начинало надоедать. Он продолжал, чтобы не выходить из имиджа, терпеть своего напарника. В общем-то, при железных нервах мог терпеть его еще долго.
– Десять дней уже здесь, погоны… К финалу все идет. А воз и ныне там.
– Что ты имеешь в виду? – уставился на него Влад.
– Уж давно пора брать коня за рога… Где обещанное просветление? Где сверхвозможности боевого слона? Где все?
– А ты сильно надеялся? – хмыкнул Влад.
– Я, конечно, пацан крутой. Но маленько побольше крутизны мне не помешало бы.
– Тогда весь свой колхоз пригнул бы, – хмыкнул Влад.
– А вот грязными лапами души моей не касайся. Кого пригибать – я знаю. И пригну обязательно.
«Господи, все они одинаковы, сволочье, – глядя на уголовника, с какой-то горечью подумал Влад. – Все одержимы тем, чтобы друг друга пригнуть и свое драгоценное Я поверх других поставить…»
Но вслух ничего не сказал.
– Эх, чую какой-то запах тухлятины, корешок ты мой. – Вован кинул на кровать диктофон. – Ох, чую…
– Да брось ты, Вован. Не бредь…
– Чего? Ты слушай, когда я говорю. И голос не подавай.
– Слушаю.
– Так вот, тухлятиной тянет…
– Тянет так тянет…
– Эти лепилы в белых халатах. Настройщики с ассистентами этими мутными… Такая подлянка у них на рылах написана…
На следующий день профессор Загребенский собрал всех в актовом зале. И слегка огорошил бодрым заявлением:
– Ну что же, первая часть обучения, можно считать, прошла успешно. По тестированию практически у всех «выбранных» наблюдается резкий рост базовых показателей.
– Что-то в упор не видно, – буркнул Вован.
– Вы и не должны ощущать изменений. Сначала почву засевают, и лишь потом взрастают всходы. Время всходов обязательно настает. Для воодушевления неверующих и колеблющихся хотелось бы устроить небольшую демонстрацию. Мы чужды балагана. Это свято охраняемые тайны нашей фирмы.
Он прокашлялся, глотнул воды и продолжил:
– Вы увидите, что могут люди, которые еще недавно пребывали в том же жалком состоянии духа, что и вы сейчас.
– Состояние нестояния, – буркнул Вован, мрачнеющий все больше…
– Прошу всех в спортзал, – профессор махнул немного развязным жестом рыночного зазывалы.
Спортзал был подготовлен для предстоящего представления. В потехе публики участвовали тот самый самоуверенный смуглый ассистент, уговаривавший Влада прибыть сюда, и еще наголо бритый человек лет тридцати на вид, которого раньше здесь не видели.
– Начали, – хлопнул в ладоши профессор Загребенский. Хлопок получился звонким и четким, как выстрел стартового пистолета.
И пошло-поехало… К чести устроителей, зрелище вышло достаточно впечатляющее.
– Йэх, – с молодецким криком смуглый ассистент полосовал руку ножом, в остроте заточки которого присутствующие могли убедиться, – на коже ни царапины! Накрывал ладонью электрическую плиту с раскалившимися кругами – ни следа ожога.
Лысый пролежал одиннадцать минут в выставленном в центре зала аквариуме.
– Цирк какой-то, – пробурчал озадаченный Вован.
– Это не цирк, – возник рядом профессор Загребенский. – Это врожденные возможности человека, скованные, как коростой, предубеждениями, неправильным воспитанием духа и тела. Мы стесываем коросту, открываем то, что скрыто в каждом, – сверхсущество, хозяина этой планеты.
Чудовищный удар «сверхсущества» – бетонная плита раскалывается.
Настороженные аплодисменты существ обычных.
Чтение пальцами букв, глаза завязаны – для супермена раз плюнуть.
Аплодисменты собравшихся заурядов.