– Это и смущает.
– А вы не допускаете, что действительно все по-настоящему? Все достаточно серьезно. Настолько, что вы представить себе не можете.
– Допускаю. Оборонка? Спецслужбы?
– Все в прошлом, – отмахнулся, как черт от ладана, профессор. – С этой мерзостью покончено.
Влад видел, что профессор нервничает. И разговор этот неспроста. По ходу беседы он начинает прокалываться. Черт возьми, может, все-таки Загребенский и есть Ангел?
– А что в настоящем? – поинтересовался Влад.
– У нас серьезный проект. В конечном итоге приносящий неплохие доходы… А еще – наука. Вы не представляете, какое это ощущение, когда учишься творить чудеса.
– И получаешь возможность опытов над людьми.
– Ох, оставьте это для Голливуда. У нас вполне корректные исследования. Мы не преступники против человечества, а группа психологов и врачей… Но я не об этом. – Профессор побарабанил пальцами по компьютерному столу. Он нервничал. – Из потока вы единственный, офицер, с кем можно работать серьезно… При обоюдном желании. Вы должны сделать шаг нам навстречу. Вы слишком зажаты. Подозрительны… Мы просим немного – доверия.
– Подопытный кролик должен преисполниться доверия.
– Подопытный кролик? У вас потенциал стать кролиководом, милейший…
– Прям по старому анекдоту. Бизнесменов разводил, а кроликов не довелось.
– Знаете, иногда юмор не слишком уместен. – Профессор нервничал все сильнее. Пальцы начали шарить по карманам. Сейчас вынет античную монету… Или опять пачку сигарет.
– Ладно, не буду утомлять вас, – так ничего и не найдя в карманах пиджака, махнул рукой профессор Загребенский и резко поднялся. Кивнул и вышел из комнаты.
Влад посмотрел ему вслед. Японский городовой, так Ангел это или нет?! Нужна уверенность. И тогда можно будет приступать к следующему этапу плана. Но уверенности нет. Ничего нет, кроме ощущения, что сидишь в западне и с тобой играют в кошки-мышки… Что на уме у этого чертова профессора? Он производит впечатление человека на грани срыва. И Мищенкова производит впечатление человека на грани срыва. Вся верхушка с разболтанной психикой. Слушатели грохаются в обмороки и орут по ночам. Единственно, кто непробиваем, это обычный персонал, ассистенты и рядовые настройщики.
Во время следующего завтрака Влад обнаружил, что еще на одного слушателя стало меньше. Итак, из «Двенадцати апостолов» осталось восемь пришибленных, с каждым днем становящихся все более замкнутыми людей.
Самое интересное, что меньше всего пострадал Вован. Его широкая морда стала еще краснее, а глаза злее. Он стал меньше балагурить, особенно после того, как все чаще натыкался на стеклянные глаза слушателей. Но в целом это был все тот же Вован – жертва социума и перестройки.
Вечером, после занятий по эффективной сенсорной проекции, они сидели за столом вдвоем. Интеллигент на ужин частенько не ходил. Вован огляделся на присутствующих и произнес тихо:
– Погоны, посмотри на них… Они тут прижились. Их трактором не сдвинешь. И им плевать, что они могут стать припадочными и ковер грызть… А знаешь, в чем дело?
– В чем?
– Они стали рабами этой долбаной «Лиги». Им нравится…
– А тебе?
– А мне? – Вован только хмыкнул саркастически. – Черт, погоны, почему же я перестал ощущать запахи? А ты?
– Я – нет.
Только не добавил про то, что все запахи перебивает запах земляники.
– А я перестал. И вкуса нет… Ох, погоны… – Вован начал перепиливать ножиком отбивную…
В номере, когда уже стемнело, Вован неожиданно предложил:
– Может, пойдем покурим?
Влад пожал плечами.
Они вышли в парк. Гравий скрипел под подошвами ботинок. Погода не собиралась портиться. Она звала людей выбираться из тесных комнат, вдыхать полной грудью наполненный летними ароматами воздух. Однако желающих не было. Люди обрекли себя на пребывание в четырех стенах. Они попрятались в дырах, как тараканы, и боялись простора.
– Санаторий, – хмыкнул Вован.
– Да уж.
– А по мне, зону топтать лучше. – Вован остановился, взял за локоть Влада: – Тут все далеко зашло. Смотри, сколько жмуров уже.
– Почему жмуров?
– А я не верю, что припадочных отпустили. Посмотри правде в глаза, погоны! Нас какой-то дрянью кормят, и люди жмурятся. Кто следующий? Ты? Я?
– Пока на здоровье не жалуюсь.
– Ну да. Как Работяга, пока визжать по ночам не начал. Или «ариец». Они тоже хорошо себя чувствовали… Нас всех здесь похоронят. Или в какое-нибудь такое дерьмо кинут, что мы пожалеем, что кони вовремя не бросили. Я не знаю, зачем им это надо. Но чувствую эту гниль…
– Что ты предлагаешь?
– Да есть одна идея.
– Ну, говори…
– Жить я хочу. А для этого горы сверну. Пусть все на свете загнутся. Но я буду жить. – Голос у Вована стал хриплым, нечеловеческим, проскользнула безумная одержимость. – Я буду жить. Это они сдохнут.
Влад ощутил, что почва уходит из-под ног, на просмотре очередного учебного фильма. Речь там шла о жизнеописаниях святых угодников в преломлении резервных возможностей организма.
– Духовные практики христианских святых наглядно демонстрируют, – вещал голос за кадром, – что даже ложный идеологический посыл, воспринимаемый субъектом как религиозная или иная истина, способен мобилизовать скрытые резервы организма. Религиозный фанатизм – мощнейший психостимулирующий фактор, оказывающий порой судьбоносное влияние на целые цивилизации.
Потом врезал органный аккорд, появился пейзаж с величественным собором. И у Влада перехватило дыхание. Все тело будто заполнили ртутью, которая тяжело прокатилась по организму. Сначала быстро. А потом медленно, болезненно. В глазах мутилось…
Когда он оглянулся, увидел, что Вован лежит на полу и хрипит. Над ним склонилась все та же молоденькая ассистентка, исполняющая функции врача-реаниматора.
Опять воздействие, притом его сила начинала возрастать. Это значило, что дело идет к развязке. И Влада это пугало…
– Все, жить будет, – обычной присказкой закончила свои манипуляции над телом ассистентка.
Вован пришел в себя, на его щеках заалел румянец. Но он сидел, тупо уставившись в одну точку. Не было сомнения, что в его в душе творилось что-то неладное.
На вопросы почти не отвечал. На происходящее реагировал туго.
Влад пригляделся к остальным слушателям. Троим тоже было дурно. Остальные восприняли происходящее вполне равнодушно, без былого интереса.
Весь день Вован был как трактором перееханный. Увял. Не балагурил. Только и хватило на фразу:
– Тут линкором надо быть. Башню снесет – еще четыре останутся…
На ужине механически пережевал столько еды, что хватило бы на взвод солдат, но, кажется, даже и не заметил этого.
Потом в номере часа три лежал, пялясь в потолок, не отвечая на вопросы. Неожиданно резко поднялся и заявил:
– Не могу здесь дышать. Пойду прошвырнусь.
– Пошли, провожу. – Влад тоже встал с кровати.
Вовану везде мерещились микрофоны, возможно, не без оснований. На улице он затравленно огляделся, высматривая притаившегося в кустах врага. Не обнаружив шпионов, приблизился к Владу и прошептал хрипло:
– Я решил ноги делать… Сегодня же. Пошли со мной, погоны. Вместе выберемся наверняка.
Влад пожал плечами:
– А смысл?
– Заморят нас здесь. Или чего похуже… Ты не представляешь, как сегодня было… Будто душу вынули и через стиральную машину пропустили. Врагу не пожелаю… В общем, я рублю концы… Как говорил Жора Прыщ – лучше поздно, чем навсегда… И тебе советую… Давай, погоны… Речь о шкуре идет. Тут ее быстренько соломой набьют.
– Смысл, если можно просто попрощаться и уехать?
– Ага! Раньше русалка на шпагат сядет, чем нас отпустят! Неужели ты, чердак картонный, не понял этого?!
– Что, автоматчиков поставят?
– Нужно будет, поставят. Они волки. А мы их добыча. Где ты видел, чтобы волк от добычи отказался?
– Куда ты пойдешь, Вован? Дома тебе вилы. Денег у тебя нет. Штуку подъемную ты давно прогулял.
– Домой не подамся… А зелень… Тут у профессора в кабинете гроши. Я видел… Ящик железный подломить – нет базара. Обычной отверткой вскрою. А башли там конкретные. Пополам делим… Пополам, хотя работа вся моя…
– Я остаюсь…
– Смотри, погоны! Пожалеешь!
– Ты не нагнетай… Это глюки твои. Не надо их на меня вешать.
– Как знаешь… Свою голову не приставишь…
– Послушай моего совета. – Влад посмотрел на Вована. На миг ему стало жалко этого жизнелюбивого, растрачивающего всю свою неуемную энергию на богопротивные дела и на копошение в дерьме, ожесточившегося русского парня. – Не стоит рыпаться. Тебе не выбраться.
– Почему?
– Это мой тебе совет… Тебе решать. Я тебе мешать не буду. Но и помогать тоже.
– Ясно. Это тоже твой выбор. А ко мне удача повернется фортуной. – Он сжал кулак. – Все. Не было разговора. – Он внимательно посмотрел на собеседника.
Влад пожал плечами:
– Не было.
– Вот и хорошо… Как я рад, что очутился в этом прекрасном месте в окружении прекрасных людей, душеведов. Меня аж распирает незамутненная детская радость! – Вован нервно хохотнул, сорвал цветочек и втянул ноздрями его запах. Отбросил: – Не чувствую запаха. Нет его!
Тьма кружила землю в своих объятиях, захватывала людей, принося с собой сон и оцепенение, наводя мороки и зовя нечистую силу куролесить по темным полям. Темный лес. Темные коридоры. Темные души. Темные дела…
Вернувшись с улицы, Вован забился в угол комнаты. Там, сжимая в ладони крест, он шепотом молился, осеняя себя крестным знамением. Просил у бога снисхождения…
Ушел он в два часа ночи. Проскользнул тенью по коридорам. Маршрут им был изучен давно.
Влад был на девяносто девять процентов уверен, что санаторий не снабжен никакими сложными системами охраны. В паре мест он видел зрачки видеокамер, но они были больше для порядка. Содержатели этого заведения не придавали особого значения различным угрозам. То ли не верили в них вообще. То ли считали, что имеют эффективные возможности обеспечения спокойствия.