Медведев ворчал на комиссара, не одобряя рискованное мероприятие, но сам Павел не считал свою затею такой уж опасной.
Погибнуть можно было и оставаясь в урочище Лопатень. А ну как бомбовозы нечаянно вывалят свой груз над «столицей» Захидного края?
В колонне не было танков, только бронеавтомобили «Шревер» и «Панар», «Ганомаги» да рабочие лошадки вермахта – грузовики «Опель-Блиц».
Судоплатов взял с собой сто пятьдесят бойцов, все в немецкой форме, сплошь пулеметчики да автоматчики. Парочка «Опелей» везла на прицепе противотанковые орудия. Так, на всякий случай.
Получилась большая мобильная группа.
Подъезжая, Павел связался с «Дядей Костей».
– «Андрей» на связи. Что нового?
– Приехали… эти! Вот, сижу на чердаке, наблюдаю. Пока не безобразничают. Собрались у бывшего сельсовета, пьют. Похоже, скоро начнется! Румыны не показываются, эти и наглеют. Немцы бы сразу укорот сделали, а «мамалыжники», как та мамалыга – размазня сплошная…
Уговорившись, куда и как подъезжать, Судоплатов объявил конец связи.
Клесово стояло на железной дороге между станциями Сарны и Олевск, среди лесов и болот – самые партизанские места! А к северу тянулись топи и дебри белорусского Полесья.
Мобильная группа подъезжала с юга, от деревни Виры.
Станция Клесово была невелика, и румынский гарнизон, стоявший здесь, сильно обрадовался проезду «немцев» – неуютно было «мамалыжникам». Южане так и тянулись во фрунт, когда Судоплатов в форме оберштурмбаннфюрера СС небрежно «зиговал» из кабины «Ганомага».
Само село размещалось за железной дорогой, туда вел проселок.
– Красиво здесь, – оценил водитель. – Сосны, смолой пахнет… Красотень!
Павел кивнул.
– Красотень. Значит, так… Сбавь немного скорость, мы вроде как не спешим. Едешь, не останавливаясь, до самого сельсовета. Марина!
– Я здесь!
– Группа Мухи останавливается на околице. В село всех впускать, никого не выпускать. У группы Творогова такое же задание – перекрыть проезд с северной стороны, к Томашгороду. Группа Ермакова шерстит улицы – всех бандеровцев гоним к сельсовету. Остальные со мной. Начали!
Каменные дома и беленые хатки выстраивались вдоль двух или трех улиц, так что капитану Ермакову работы выпало немного.
К зданию сельсовета подъехала пара «Ганомагов», «Шревер» и «Опель», из кузова которого тотчас стали выпрыгивать бойцы в форме СС, спокойные и молчаливые.
А бандеровцы, по всему видать, уже «разогрелись» – из окон сельсовета неслась пьяная брань и гогот, там вовсю щелкали рюмками и звякали стаканами.
На посту у входа стояли, покачиваясь, два полицая с повязками на рукавах, глотали мутный самогон и закусывали хрусткой капустой из миски. Увидав немцев, они выпучили глаза и застыли по стойке смирно, лишь челюсти продолжали перемалывать закуску.
На небольшую площадь, вернее, даже площадку перед сельсоветом, где ныне размещалась комендатура, уже выходили, похохатывая, бандеровцы. Расхристанные, оживленные, они вели перед собою четырех человек, здорово избитых и связанных. Еще двое молодцев волокли упиравшихся девушек лет пятнадцати, да как бы не меньше. Эти брыкались и визжали, но их упорно тащили, причем без рукоприкладства, чтобы внешний вид не попортить.
Немало принявшие самогону, ОУНовцы далеко не сразу приметили «слонов».
Судоплатов вышел и остановился, расставив ноги и заведя руки за спину, теребя стек. Он смотрел на бандеровцев со скучающим видом, и до тех не сразу, но стало доходить – хозяева пожаловали.
Полицаи и вовсе едва капустой не подавились. Никогда бы им – людям второго сорта – и в голову не пришло жрать на крыльце комендатуры. Погнали бы их отсюда пинками да прикладами – знай свое место. А с румынами – «прокатило».
Судоплатов освободил одну руку и жестом показал Трошкину – заходи этим со спины. Пятеро «эсэсовцев» подбежали трусцой, выстроившись за бандеровцами.
Схваченные ОУНовцами селяне не знали, радоваться ли им неожиданному вмешательству немцев.
Не глядя на них, Павел поманил к себе одного из тех, кто волок девчонок. Коротко стриженный парубок, но с чубом, в старой немецкой форме, приблизился.
– Кто ты есть? – спросил Судоплатов, немного искажая русскую речь. – Имя? Фамилия?
– Так… это, пан офицер, – замычал парниша. – Грицько я, Рудак. Ага.
– И куда вы ведете этих милых фройляйн?
– Га? Так… это… На допрос!
Небрежным, но сильным движением Павел стегнул Грицько стеком по морде, рассекая щеку. Тот захныкал, сжимаясь и поводя плечом.
– Клаус!
Тот выскочил, всем видом изображая образец дисциплины.
– Этих – в машину, – сказал Судоплатов на корявом немецком, указывая на задержанных селян, – и фройляйн. Этих, – стек уткнулся в направлении растерянных бандеровцев, – связать.
– Яволь!
Укрофашисты и слова, и полслова не смогли вымолвить, пока их профессионально вязали.
Тут из переулка вывернул «Опель» Ермакова. Подъехав к комендатуре, партизаны вытолкали из кузова повязанных бандеровцев.
– Грабили, герр оберштурмбаннфюрер!
Выговор Трошкина тоже не отличался изыском, но кому было сравнивать?
Судоплатов принял донесение к сведению и обернулся к полицаям.
– Ты, – ткнул он стеком в того, что стоял на ступеньку ниже. – Кто есть?
– Старший полицейский, пан офицер! – доложил тот сиплым, испитым голосом. – Ондрий Шморгун!
Пулеметчики глаз не спускали с комендатуры. Парни Трошкина уже обошли ее, отрезая пути отхода. И в этот момент двери с треском распахнулись, и двое краснолицых, потных вышли на крыльцо, вынося нагую девушку за руки и ноги. Ее голова с распущенными волосами безжизненно болталась на тонкой шейке.
– Сдохла, жидовка! – радостно начал один из молодчиков и замер на полуслове.
Второй, поводя мутными глазами, еле выговорил:
– Привели?
– Взять, – холодно скомандовал Павел.
У него просто рука чесалась выхватить пистолет и всаживать, всаживать пули в это мурло, в эту мерзкую харю, но он сдержался. Затевать боестолкновение было бы не лучшим решением. Бандеровцев в Клесово не меньше сотни, и потерь среди своих Судоплатов не хотел.
– Где ваш командир? – резко спросил он.
Молодчики, как по команде, вытянули руки к комендатуре.
– Ну, шо еще не так? – послышался недовольный голос, и из дверей комендатуры показался человек, за которым Павел давно охотился. Степан Бандера.
В какой-то полувоенной одежке, «проводник ОУН (б)» выглядел не слишком представительно.
– Вас выпустили из Заксенхаузена? – прохладным голосом осведомился Судоплатов.
– Так точно, пан офицер, – наклонил голову Бандера. – Позвольте спросить, что здесь происходит?
– Генеральная уборка, – усмехнулся Павел. – Взять его!
– Па-азвольте!
Но добры молодцы Трошкина уже сработали, «как учили»: заломили Степану руки за спину и бегом отвели к «Опелю», куда и забросили, ожидая дальнейших указаний.
– Всех на улицу, – скомандовал Судоплатов.
«Эсэсовцы» бодро взбежали на крыльцо и скрылись за дверями комендатуры. Возмущенные крики, доносившиеся изнутри, резко обрывались – партизаны не были склонны шутить и заигрывать.
Вскоре толпа бандеровцев повалила на улицу – пьяные, растрепанные, злые или струсившие, они сгрудились на площади, переглядываясь и осматриваясь.
Бронеавтомобили и целый отряд СС мигом погасили порывы самых безбашенных – они прекрасно знали, на что способны выкормыши покойного Гиммлера, а потому и не «рыпались».
– Построиться!
Бандеровцы суетливо, путаясь, стали в строй, не зная, что отданная «паном офицером» команда прозвучала не только для них…
Чуть шевельнулись пулеметные башенки бронеавтомобилей, навелись стволы «ручников» в кузовах грузовиков.
Павел оглядел строй и гаркнул:
– Фойер!
Загремели пулеметы, скашивая строй. Пули рвали и кромсали тела, а Судоплатов словно видел кадры кинохроники, где вот такие же немецкие холуи расстреливали евреек в Бабьем Яру.
Правый фланг бандеровцев качнулся, обращаясь в бегство, но пулеметчик с «Ганомага» живо перекрыл ход, пустив длинную очередь. Те, кто стоял в заднем ряду, попытались скрыться за комендатурой, но там их поджидали парни Трошкина – к низкому гоготанью пулеметов добавился сухой, отрывистый кашель «шмайссеров».
Еще минута, и все было кончено.
Деревенские стояли, оцепенев. Оглядев их, Павел усмехнулся.
– Подводы найдутся? – сказал он на чистом украинском языке.
– Ч-что? – еще сильнее растерялись селяне. – К-как?
– Мы не немцы. Ваша задача – собрать всю эту падаль и вывезти куда-нибудь, чтобы не портила воздух. Справитесь?
– Справимся! – дружно ответили клесовцы, уверовавшие в чудо.
– А с Бандерой что делать? – поинтересовался Трошкин. – Расстрелять?
– Много чести. Повесить.
Тут взревел двигатель «Опеля», и грузовик, подкидывая задком, устремился прочь. Вслед ему застрочили автоматы, но машина свернула в проулок.
– Угнали-и! – донесся крик.
– Что случилось?
– Товарищ комиссар! Тарас ушел, сволочь, и «Опеля» увел!
– Там Бандера был! Он сам – бандеровец недорезанный!
– Догнать!
Пара «Ганомагов» и «Панар» покатили, разгоняясь. Шибко большую скорость на местных проселках не развить, да и «Опель-Блиц» – не гоночная машина.
– Майор Трошкин!
Тот материализовался, как джинн из сказки. Когда Судоплатов обращался к нему по званию, это означало, что командир, весьма обходительный и воспитанный человек, находится в полном бешенстве.
– Товарищ комиссар, это Тарас Парубий был, водитель. Мы его проверили, как следует, он уже полгода в отряде. Уж чем его купил Бандера, мы не знаем. Но узнаем обязательно, когда словим обоих!
Сдерживаясь, Павел спросил:
– Бандеровцев, которых вы собирали по селу, допрашивали?
– Так точно! Этот отряд задержался здесь, а еще один, человек в полтораста, отправился в соседнюю деревню. Его повел Шухевич. Подходы к Клесову с той стороны я укрепил еще одним «Панаром».