Супердиверсант Сталина. И один в поле воин — страница 42 из 45

Глава 23«Дело Абакумова»

Москва, 6 июля 1942 года

Эйтингон должен был вернуться в Москву 8-го числа, на ту же дату был запланирован и его доклад Берии. Но удалось сократить путь – авиаторы помогли – и он добрался до пункта назначения на два дня раньше. Настроение от этого стало резко приподнятым – уже и Павел прилетел, и прочие знакомцы – Трошкин, Ермаков, Медведев, Приходько, Ларин. Кто по делам, кому светило награждение или, что грустнее, лечение.

Наум ухмыльнулся. С друзьями-товарищами он обязательно встретится, но сначала заявится домой к своей Музочке!

Предвкушая отдельные детали близящегося свидания с законной супругой, Эйтингон ехал в такси и наблюдал за жизнью столицы СССР.

Ленинград, откуда он недавно вылетел, еще не до конца очухался, не отошел от страшной зимы, сохраняя все черты прифронтового города, а вот Москву не узнать – на улицах много девушек в легких платьях, слышен смех, очереди выстраиваются к лоткам с мороженым и к бочкам с квасом – жарко.

Покинув таксомотор, Наум бегом поднялся на свой этаж и позвонил. Улыбаясь, прислушался. Идет!

Дверь отворилась, выглянула Муза. Ее озабоченное лицо поменяло выражение. Моментально выходя из образа замужней дамы, Муза взвизгнула и бросилась целовать Наума, а тот, как юный пионер, всегда был готов…

– Приехал, приехал!

Внезапно женщина отстранилась, виновато посматривая на Эйтингона. Наум не собирался упускать свое сокровище – облапив Музу, он прижал ее к себе и понял, отчего она так смотрела на него – смущаясь, извиняясь будто.

Из комнаты вышла Эмма Судоплатова, напряженная и расстроенная. Ее покрасневшие глаза выдавали недавние слезы.

– Эммочка, кто тебя обидел? Ты ж у нас генеральшей стала!

Женщина лишь помотала головой, и слезы потекли опять.

– Что случилось? – уже серьезно спросил Наум, чувствуя, что мечтания о приятном деньке и чувственных удовольствиях тают.

– Павел пропал, – негромко сказала Муза.

– Как это? Стоп-стоп, не обе сразу! Эмма, рассказывай.

«Генеральша» прерывисто вздохнула, собралась и стала излагать.

– Вчера после обеда ко мне заходил Трошкин, хотел повидаться с Пашей. Я ему сказала, что Паша на работе, и Женя отправился туда, пропуск у него был. А где-то в третьем часу прибежал и говорит – меня, мол, дежурный завернул. Мол, только что вышел генерал-лейтенант. Сказал, что ему надо быть на «Динамо», но от машины отказался, отправился пешком. Дежурный еще поторопил Женю – мол, догоните еще, товарищ Судоплатов направился к улице Горького, он всегда так ходит, чтобы ноги размять. Трошкин говорит – я сразу дунул, а на Кузнецком мосту вижу – стоит командир, то ли ждет кого, то ли просто воздухом дышит. И тут подъезжает черный «ЗИС», а двое прохожих хватают Павла – и в машину! И все, и с тех пор о Паше ни слуху ни духу…

– Та-ак… – протянул Эйтингон. Пройдясь по тесной прихожке, он остановился и задумался. – Наши тут ни при чем. Если что, Павлушу в кабинете бы взяли…

– За что? – застонала Эмма.

– Да ни за что! Ну-ка, скажите: вы верите Павлу?

Обе женщины посмотрели на него с горчайшей укоризной.

– Вот, так и дальше глядите, – хладнокровно сказал Наум. – Павел чист и праведен. Его могли подставить – это да. Вот что… Если Павел даже и нарушил закон, я его найду и вытащу. Если за ним ничего нет – тем более. Трошкин где?

– В гостинице, наверное… Вот, он оставил телефон Шереметева.

– Ну-ка… – быстро набрав номер, Эйтингон приложил трубку к уху. – Алло! Гаврик, ты? Привет… Я, я! Кто ж еще… Ты в курсе? Насчет Павла? Спокойно, спокойно! Трошкин где? Скажешь ему, чтобы подходил… м-м… Помнишь ту пивную, где мы весной пересеклись? Туда пусть и подходит. Остальное при встрече. Давай…

Положив трубку, он быстро поцеловал Музу и Эмму.

– Все, я побежал! Будут новости – сообщу. Пока!

Не давая времени женщинам всполошиться, Наум покинул квартиру и спустился во двор.

«Та пивная» находилась не столь уж далеко, поэтому Эйтингон решил потренировать ноги.

Сожаление об испорченном дне прошло, другие мысли тревожили Наума. Подозрений хватало, версий тоже.

Шереметева с Трошкиным он обнаружил поблизости от пивной и поманил за собой в заведение. Там было довольно шумно, сюда забегали не только пенсионеры, но и всякого рода деятели тыла, бывали и фронтовики. Чисто было в пивной, и частенько подавали отменных раков. Пиво также наливали неразбавленным. Ну, почти.

Заказав по бокалу, Эйтингон первым делом распотрошил рака, а вот пивко лишь пригубил – не любитель был.

– Не будем тянуть кота за известные места, – без улыбки начал Наум. – Женя, ты хорошо рассмотрел тот «ЗИС»?

Трошкин кивнул.

– Черный, новый. Номеров не разглядел – далеко был.

– А куда он поехал?

– Свернул на Неглинную, в сторону Трубной.

– Значит, так. Ты сам из милиции, вот и вспомни былое. Надо пройти за этим «ЗИСом», проследить, куда он двинул и докуда доехал. Помнится, на Неглинной пост ОРУД стоял…

– Пройдусь, – кивнул Евгений, – вызнаю, что смогу.

– Насчет пройтись это ты хорошо придумал, но гулять будем как-нибудь потом. Я вызову три… нет, пять «эмок», чтобы не бегать, а ездить.

– А не много – пять? – засомневался Шереметев.

– А ты оглянись! – хмыкнул Наум.

В пивную, принимая скучающий вид, заходили Ермаков, Ларин и Приходько.

– А-а… Ну, да. Я о чем и говорю…

Полчаса спустя задания получили все, а тут и транспорт нарисовался. Договорились встретиться через час в Сокольниках.

* * *

Ровно через три часа пять «эмок» съехались к парку. Трошкин с Шереметевым и Ермаковым прошли весь путь следования таинственного лимузина. Таких машин в Москве было довольно много, но это лишь на первый взгляд. «ЗИС-101» – штука заметная.

Его замечали орудовцы и глазастые бабушки, пацаны и торговки квасом. Так Трошкин и добрался до «конечной остановки».

– Это особняк в три этажа, – докладывал он оживленно, помогая себе руками, – внутри – двор. Туда под арку ворота. Закрытые. Я в щелку подглядел – «ЗИС» там. Тот самый! Я сразу увидал белую отметину на переднем крыле – как будто известкой мазнули! Мы с Гавриком местных поспрошали… Ну, как поспрошали… Поговорили за жизнь, посудачили, вскользь упомянули про тот самый «ЗИС» – вот, дескать, жируют шишки всякие! В общем, выяснилось, что как заехала машина, так больше и не выезжала. Я оставил Гаврика подежурить.

– Стало быть, – приободрился Эйтингон, – Павел Анатольевич все еще там.

– Могли и по дороге высадить, – прикинул Ермаков.

– Та навищо його высажуваты? – подивился Приходько. – Там вин, там!

– Значит, так, – Наум оглядел всех. – Это дело я беру под свою ответственность. Мы все знаем, чьи ушки торчат за похищением Судоплатова…

– А мени до сраки, хто там торчит! – разволновался Микола. – Треба вытащиты товарища командира. Ось так!

– Да я согласен, – улыбнулся Эйтингон, – и пойду до конца, кто бы в том особнячке ни засел.

– И я! – поднял руку Приходько.

– Мы все пойдем! – решительно сказал Трошкин.

– Я и не сомневался, – кивнул Наум. – Тогда готовимся. Как стемнеет, выдвигаемся!

* * *

Едва завечерело, как «опергруппа» выехала на место. Машины оставили на соседних улицах и собрались вместе.

Густые заросли сирени скрыли всех. Трехэтажный особняк напротив был темен и будто брошен.

– Никто не выезжал, – приглушенно доложил Шереметев, – приехал еще один «ЗИС», и один тип выходил, в магазин смотался и вернулся. Знаете, кто? Серега Крупский.

– Крупа? – поразился Трошкин.

– Знаешь его? – спросил Наум.

– Да чего его знать! Крыса та еще. Его перевели в «СМЕРШ», хотя оперативник он никудышний.

– Вряд ли в этом милом домишке служат опера, – усмехнулся Эйтингон. – Приступим. Только помните: всех, кто нас там увидит, надо будет валить. Иначе нас самих усадят рядом с Павлом, как соучастников и пособников.

– Да пошто вы нас все увещеваете? – усмехнулся Ларин. – И так все ясно. Схватили Павла Анатолича? Стало быть, поганки. Перебьем, однако…

– Ну, раз вы все понимаете, вперед!

Ломиться в ворота никто не стал. Ермаков ловко залез по водосточной трубе на карниз второго этажа, с помощью стеклореза и собственного локтя «отворил» оконную раму. Осмотрев помещение, сбросил вниз прихваченную веревку.

Вскоре вся группа очутилась в темной комнате, где пахло бумагой и кошками. На то, чтобы отворить дверь, запертую снаружи, потребовалось полсекунды. Щелчок – и Наум выглянул в неширокую щель. Он увидел длинный коридор, ряд дверей по одну сторону и широкие окна – по другую. Две тусклые лампочки давали мало света, едва выделяя казенные темно-зеленые панели и беленый верх.

«Ну, тем лучше, – подумал Эйтингон, – нам светиться ни к чему».

– За мной, – шепнул он. – Трошкин налево, Ларин направо!

Бывший милиционер и бывший охотник скользнули, пригибаясь, вдоль стены и вскоре вернулись.

– Никого! – доложил Евгений.

– Однако, мужик, – сообщил Иван. – Видно, что сторожить приставлен. А пол там хороший, не скрипит.

Эйтингон подумал и сказал:

– Трошкин… А ну-ка, глянь своим глазом. Не ваш ли знакомец там сторожем подрабатывает?

Капитан бесшумно прокрался и выглянул. Ему хватило одного мгновения, а после он обернулся и кивнул.

– Он! – сообщил Трошкин, вернувшись. – «Крупа»!

– Будем брать, – решил Наум.

Осторожно, бочком, он выглянул в окно. Во дворе горел яркий фонарь, и за окнами просматривались коридоры второго этажа – напротив и слева, а вот тот, где маялся Крупа, имел иную планировку – там комнаты и кабинеты располагались по обе стороны.

– Никого вроде. Ты, Гаврик, и ты, Федя, идете вкругаля и заходите с тыла. Крупа вас не заметит, он будет смотреть на меня.

Эйтингон, готовясь к операции, хотел сначала обрядиться в камуфляж, но потом передумал и остался как есть – в галифе и в кителе полковника.