Он ответил честно:
– Пока никаких зацепок, товарищ нарком, но убежден, гулять ему недолго.
– На чем строишь увереност, Трущев?
– На сроках исчезновения. У нас есть фактическая дата, а это немало. Он сбежал из Свердловска в тот же день, когда был арестован отец. Мы тотчас перекрыли транспорт, дороги, частный извоз, так что далеко от Свердловска он, скорее всего, уехать не мог. Значит, где-то поблизости, но если это соображение окажется ошибочным, ничего страшного – просто фронт работы увеличивается. Шеелю необходимо легализоваться как можно скорее. Документы у него, полагаю, наичистейшие, следовательно, он вполне может обратиться в такое учреждение, куда сезонно набирают людей. Завербоваться на Север? Вряд ли – оттуда так просто не выбраться. Скорее всего, что-то по линии учебных заведений и тех организаций, которые обладают собственным жилым фондом. Фотографии разосланы, работа закончится через месяц-другой.
– Будем считать это предельным сроком. Иди, работай.
Трущев ничем не выказал недоумения. Встал, вышел.
Весь день он ждал вызова от Федотова. Когда дождался, поразился – тот ни словом не обмолвился о ночном происшествии. Начальник отдела еще раз тщательно проработал с Трущевым все возможные варианты поиска Алексея Шееля, напомнил об осеннем призыве в армию.
Удача выглянула из-за угла, как убийца, – неожиданно и страшно, даже «внутри все затрепетало».
Забирая у Анатолия Закруткина подписку о неразглашении, Трущев официально поблагодарил паренька за проявленные выдержку и мужество при выполнении задания. Насчет мужества, добавил от себя Трущев, судить, конечно трудно, – «я, так сказать, авансом», – но с выдержкой у Анатолия действительно все оказалось в порядке. Возможно, сказалась отцовская закалка. Закруткин так и не спросил о цели всего этого спектакля, о том, хорошо ли он сыграл свою роль. Ему хватило ответа – так надо.
Но глаза…
Глаза откровенно выдавали его. Глядя в них, Трущев вспомнил себя в кабинете Берии – неужели он тоже выдал себя взглядом? Это недостойно чекиста, у которого должен быть холодный взгляд, большие, крепкие руки и что-то там с сердцем.
Трущев не имел права ничего объяснять пареньку, однако оставлять эти глаза в неведении было в высшей степени жестоко.
Он сказал так:
– Типа одного надо было расколоть, матерого шпиона. Ты оказался похож на связного, направленного к нему из-за кордона. Мы решили продемонстрировать резиденту, что ты у нас в руках.
Анатолий удивленно глянул на Трущева.
– Говорите, связного?..
Трущев кивнул.
– Значит, связной похож на меня? – поинтересовался Закруткин.
Николай Михайлович промолчал, тем самым как бы подчеркнул, что молодой человек недалек от истины.
Анатолий задумчиво поделился:
– То-то я понять не мог, что это Колька из соседней группы ко мне прицепился. Что ты, мол, летом делал в Одессе? Я отбрыкиваюсь, не был я в Одессе, а он мне: «Брось! Я что, слепой? Разгуливаешь по Дерибасовской в курсантской форме. Я тебя окликнул, а ты вроде как не заметил».
– Кто, говоришь, видал тебя в Одессе? – мимоходом поинтересовался Трущев.
Анатолий назвал фамилию Кольки, и уже на следующий день, поговорив с приятелем Закруткина, Трущев обнаружил, что летом сорокового года в Одесское пехотное училище имени Клима Ворошилова согласно направлению, выданному в Харьковской области, поступил курсант Неглибко Василий Петрович, как две капли похожий на Анатолия Закруткина.
В тот же день Трущев доложил Федотову о найденном шпионе и диверсанте. Пора брать, предложил он.
– Да, конечно, – согласился Федотов, затем, встрепенувшись, заявил нечто прямо противоположное: – Ни в коем случае!! Он под надежным наблюдением?
– Обложили со всех сторон.
– Не говори гоп, – предупредил Павел Васильевич. – Впрочем, сейчас есть дело поважнее. Ты подготовился?
– К чему?
– К чему?! – Федотов в первый раз выказал откровенное раздражение. – Как отвечаете, младший лейтенант?
Трущев вытянулся.
– Все материалы по делу Шееля помнишь?
– Так точно.
– Будь гот…
Он не договорил.
Зазвонил телефон. Федотов снял трубку.
– Да, товарищ нарком. У меня. Есть, так точно. Товарищ нарком, обнаружен младший Шеель. Да-да, лично Трущевым. Так точно. Да-да. Слушаюсь. Через пять минут будет внизу.
Он положил трубку и, сменив гнев на милость, предупредил:
– Послушай, голубчик, у наркома сейчас нет времени для доклада, поэтому ты поедешь с ним и по пути все расскажешь. Это очень важно. Безоговорочно выполняй все его распоряжения, каждую секунду будь готов дать справку. Помнишь, о чем тебя предупреждали? Отвечать кратко и по существу, свои домыслы, тем более советы, держать при себе. И не лезь, пока не спросят. Понял?
– Никак нет!
– Что ты не понял?
– Куда мы поедем.
– В Кремль, Трущев! В Кремль!!! По дороге доложишь наркому насчет младшего Шееля. Если он возьмет тебя с собой, держись достойно. Будешь докладывать или нет, не знаю. Этого никто не может предугадать, но ты должен быть наготове.
Трущев взмолился:
– Товарищ комиссар, да объясните, наконец, в чем дело. Кому и что я должен докладывать?
Федотов выдержал длинную паузу, потом, на что-то решившись, сообщил:
– Товарищу Сталину! Насчет Шееля…
Трущев отпрянул на шаг.
– Зачем товарищу Сталину Шеель-то понадобился?
Федотов вновь выдержал паузу, затем предупредил:
– Забудь все, что я тебе скажу. Этот Барон оказался крупной птицей. К сожалению, о его аресте узнали там, – он ткнул пальцем в сторону заходившего солнца. – Это, конечно, наша недоработка, но теперь поздно посыпать голову пеплом.
Еще пауза.
– Некоторое время назад полномочный посол Германии, граф фон Шуленбург, по особому каналу обратился к товарищу Молотову с необычной, или, точнее, необычно-личной просьбой облегчить участь арестованного фон Шееля и по возможности сохранить ему жизнь. Якобы Шеель приходится ему родственником. Молотов упомянул об этой просьбе в присутствии вождя. Хозяин заинтересовался и предложил Лаврентию Павловичу прояснить суть вопроса. Все эти дни мы ждали вызова в Кремль. Сейчас позвонил Поскребышев… Ты поедешь вместе с наркомом и Меркуловым, посидишь в приемной. Если Лаврентию Павловичу понадобится справка, выдашь ее. Все помнишь? Смотри язык не проглоти. Это наша работа, голубчик, – информировать высшее руководство страны обо всем, что происходит на тайном фронте. Этого требует от нас партия. Ступай.
О посещении Кремля Трущев сообщил следующее:
– Что сказать о Петробыче? Ростом он был повыше меня, но не намного. Вот настолько… – Трущев, раздвинув большой и указательный пальцы, продемонстрировал расстояние, отделявшее его от Сталина. Оно оказалось невелико – сантиметра три. – Разговаривал запросто, акцент был куда менее заметен, чем у Берии, разве что называл он меня ближе к Трющеву, чем к Трущеву.
Николай Михайлович закурил.
– В Кремль въехали через Боровицкие ворота и сразу за угол. Обогнули дом Верховного Совета, поднялись на второй этаж. В приемной сидел Постышев, секретарь, следующая комната – зал ожидания. Там находился Власик. В зал мы вошли втроем. Когда Власик распахнул дверь в кабинет, Меркулов неловко, но сильно ткнулся в меня, и я против воли сделал шаг вперед. Берия покосился, но промолчал. Пришлось зайти. О кабинете рассказывать?
Я кивнул.
– Кабинет просторный, как я уже сказал, на втором этаже служебного корпуса, расположенного за Верховным Советом. Ближе к двери большой стол для заседаний – за столом сидели Калинин, Ворошилов, последним Молотов, подальше от членов Политбюро Маленков. Он что-то писал в блокноте. Мы вошли и встали у порога. Меркулов держался так, что мне показалось, вот-вот грохнется в обморок. Не знаю, может Сталин любил пугать его, но начал он именно с Всеволода Николаевича. Правда, сначала подошел к нам, поздоровался, на меня глянул вскользь. Затем, обращаясь к членам Политбюро, спросил:
– Как нам поступить с товарищем Меркуловым? Как партия должна поступить с наркомом госбезопасности, позволяющим себе писат песы[17]. Что вы можете сказать по этому поводу, товарищ Меркулов?
– Это никак не мешает мне выполнять свои служебные обязанности, товарищ Сталин.
– Значит, вы пишете песы в свободное от работы время?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Значит, у вас много свободного времени, товарищ Меркулов?
– Не-ет, товарищ Сталин.
– Я думаю, и товарищи по Политбюро поддержат меня, что у вас должно быть мало свободного времени. Если мало времени, значит, песа не может получиться удачной. Вы согласны, товарищ Меркулов?
– Согласен, товарищ Сталин.
– Вот и хорошо. Запомните, товарищ Меркулов, литературным творчеством займетесь, когда переловите всех шпионов. Тогда у вас будет много свободного времени, и песы будут получаться хорошие. Как, например, у Булгакова. А пока шпионы гуляют на свободе, вам следует усердней исполнять свои прямие обязанности. Например, что вы можете сказать о Шееле?
Берия не упустил момент и сделал шаг вперед.
– Дело находится в стадии завершения. Скоро оно будет передано в суд.
– Вы уверены, товарищ Берия, что НКВД выкорчевал все сорняки, виращенные этим матерым шпионом?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Ви хотите сказать, что нашли его сына?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Где ви его нашли?
– В Одессе, в пехотном училище имени Клима Ворошилова.
Ворошилов поперхнулся от такой наглости.
– Непростительная халатность!.. – воскликнул он и всплеснул руками. – Необходимо немедленно начать расследование…
– Подожди, Клим, – прервал его Сталин, потом, обратившись к Берии, поддержал Ворошилова. – Действительно, куда забрался! Он у нас все военные секреты выведает! Как же вы обнаружили его?
Берия кивнул в мою сторону.