– Да.
– А он?
– А он – это он. Первый. Ты была с ним?
– Нет, я была с тобой! Я ждала тебя, и я была с тобой!
После паузы она спросила:
– Что теперь будет? Ты лег со мной в постель, чтобы завербовать в шпионки? Ты женат? Там?..
– Нет. Уже нет.
– Что же будет, Еско?!
– Это тебе решать, Магди.
Она долго и по-прежнему тихо рыдала. Скорее всхлипывала. Она была плакса, но знала, что я не люблю сморщенных носиков, слез и прочей ерунды, которые могут помешать в космическом полете, поэтому горевала молча, разве что со всхлипами не могла справиться.
Наконец всхлипы прекратились, и я увидел перед собой немецкую женщину, беспощадную к врагам рейха. Его лицо заметно напряглось, взор заострился.
– Ты приехал сюда, чтобы гадить исподтишка? Как ты мог, Еско? Что ты задумал?
Губы у Магди перекосились, она закрыла лицо руками и рухнула на кровать.
– Остальное додумай сам. Кто из нас, в конце концов, литератор?! Почему я должен делать за тебя твою работу?!
– Нет уж! – возразил я и нарочно подвинул диктофон к барону поближе. – Договаривайте! Я буду считать этот эпизод документальным только в том случае, если вы доведете рассказ до конца.
В этот момент в столику вернулся Анатолий Константинович. Как ни в чем не бывало предложил тост за «тех, кто не с нами». Это следовало понимать: «за тех, кто в море». Мы выпили, и барон отправил Закруткина за очередной порцией. Тот покорно удалился, без всяких шуточек-прибауточек. Может, интуитивно оценил важность момента?
– …я погладил Магди по волосам. Она не подняла голову. Она была умная девушка и понимала, что мы не можем вот так встать и разойтись. Помочь нам могло только согласие. Только такой исход позволил бы обойтись без крови, без психических сдвигов и страха, которые обещала нам эта непростая ситуация.
Я попытался вновь сблизиться с девушкой, но она гневно отпрянула. Тогда я сел на кровати, предложил ей сесть рядом.
Тоже отказ.
– То, о чем я хотел бы поговорить с тобой, можно высказать только шепотом, – признался я. – Поэтому сядь поближе.
Она, робея, присела.
Вот так мы и сидели, два обнаженных голубка. В самой сердцевине арийского дома, посреди войны, в какой-то занюханной берлинской гостинице, где всем заправляла искалеченная фрау Марта. Когда-то она участвовала в акциях Ротфронта, двое ее сыновей погибли на Восточном фронте, во время бомбежки ей оторвало ногу, поэтому я, применив теорию Трущева и советы этого подлого Мессинга, быстро смекнул, что она неодобрительно относится к режиму, следовательно, даже если услышит что-то подозрительное, не помчится в гестапо. Но береженого Бог бережет.
Магди поинтересовалась:
– Ты убьешь меня? Дашь яд или будешь душить?
– Нет, я расскажу тебе о мальчишке из хорошей семьи, помимо воли выброшенном из родной страны и нашедшем приют в русской пустыне. Отец не спрашивал моего согласия, сказал – «это приказ фатерлянда!» В России я тоже часто слышал – «это приказ Родины!» Я успел побывать в Швейцарии, там собрался бежать, спрятаться и от красных, и от этих… но меня попросили спасти Нильса Бора. Знаешь такого?
Магди кивнула, затем подняла голову и резко выговорила:
– Не надо обращаться со мной как с ребенком. Я уже достаточно взрослая, чтобы самой разобраться, что есть что.
– Вот и хорошо. Эти, на Потсдамплац, хотят заставить Бора призвать датчан сплотиться с гражданами рейха и всем как один встать на защиту арийского дома. Либо Бор подпишет воззвание и переедет в рейх, где его подключат к какой-нибудь военной программе, либо его жена, сыновья, семья брата Гаральда, но, главное, все его соотечественники по матери, вместо Швеции отправятся в Терезиенштадт. Ты слыхала о Терезиенштадте?
Магди кивнула.
Я профессионально уточнил:
– От кого?
– У нас в доме бывают большие шишки. Они не очень-то стесняются меня. Терезиенштадт – это где-то на севере Богемии. Туда свозят евреев со всей Европы.
Помолчав, она спросила:
– Теперь ты заставишь меня записывать все их разговоры и спать с ними, иначе меня ждет пуля?
– Нет, я не стану заставлять тебя подслушивать у дверей и соблазнять эсэсовских недоносков. Ты могла бы помочь мне в другом.
Она нахмурилась.
– Чем немецкая девушка может помочь отъявленным врагам рейха и обманщикам?
– Спасти Бора.
– Что для этого требуется?
– Отправиться со мной в Данию. На заводе в Вестербро кто-то сжег цех вспомогательного производства. Завод встал. Дорнбергер приказал мне отправляться в Данию и на месте принять меры для восстановления поставок насосов. Ты могла бы сопровождать меня в качестве невесты. Из Копенгагена тебе придется вернуться в Берлин и передать Первому мои документы. Всякие иные варианты связаны со срывом задания и гибелью Бора и его семьи. Сама останешься в Берлине.
– Я не хочу оставаться в Берлине без тебя.
– Значит, придется провести несколько часов в купе с Первым.
– Ты готов оставить меня на ночь в купе с этим большевиком? С этим представителем низшей расы?
– У нас нет выбора.
Она подозрительно глянула на меня.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– А как я должен говорить об этом?
– Эта поездка поможет Бору?
– Да.
– Хорошо. Я согласна. Если папа отпустит.
– Давай вместе попросим его. Но будет лучше, если это сделаешь ты. Будет полезно, если он позвонит в Копенгаген, мол, его дочь решила побывать в датской столице, вдали от бомбежек… Тут как раз случай представился, ее жениха направляют Данию в служебную командировку. Он хотел бы встретиться с Бором.
– Хорошо. Если хочешь знать, я их не одобряю.
– Что не одобряешь?
– Ну, все это. Особенно когда берут в заложники детей. Мне жалко Бора, он такой великий. Ребята с физического факультета упрекают его в происхождении, но никто не отрицает, что голова у него золотая. Только учти, – Магди принципиально посмотрела на меня. – Мне очень хочется быть с тобой, но я никогда не буду навязываться.
– Это благородно, Магди. Это вызывает уважение, но сейчас главное дело.
Подошел Первый, принес виски. Я предложил выпить за госпожу баронессу Магдалену фон Шеель.
Выпили стоя.
Глава 6
– …тот же обеденный зал, та же унылая Геба, молочный мрамор, искренняя радость хозяина. Затем разговор по душам в лаборатории, где любезный хозяин показал мне нобелевские медали и продемонстрировал, как надежно спрятать их, чтобы они не достались оккупантам.
Медалей было три – собственная, Бора, а также двух других, доверивших ему свои награды лауреатов, пострадавших от смены режима в Германии – фон Лауэ и Франка[72]. Профессор на моих глазах растворил их в кислоте, затем не без удовольствия заверил:
– Самый надежный способ избежать конфискации.
Он приставил стул к стеллажу, забитому склянками с реактивами, влез на него и поставил пробирку на самую верхнюю полку.
Удовлетворенно сообщил:
– Здесь не найдут, – и потер руки.
– Но, профессор?..
– Когда наступят лучшие времена, а они обязательно наступят, не так ли? – проще простого выделить золото из кислоты и вновь отлить медали. Это элементарно, Шеель. Полагаю, такой эксперимент повеселит историю?
Долговязый Бор кряхтя спустился на пол и продемонстрировал маленький саквояж.
– Я готов. Со мной отравятся Маргарет и Оге.
Я был вынужден разочаровать Бора.
– Все не так просто, уважаемый профессор. Здесь не помогут законы химии или физики…
Мы отправились в сад, и я вкратце объяснил профессору замысел санкционированной в Берлине операции «Июльский снег».
– К сожалению, слова против слов, – усмехнулся Бор. – Все вокруг твердят о благородстве Дуквица, его бескорыстном желании спасти несчастных датчан и в первую очередь меня. Я нуждаюсь в более весомых аргументах.
– В таких делах, профессор, самым убедительным доказательством обычно становится результат. Кстати, в Риме был такой император Домициан, первым высказавший неглупую мысль – когда властитель утверждает, что против него готовится заговор, ему никто не верит, а когда поверят, бывает поздно. Со своей стороны я хочу обратить ваше внимание – кто предупрежден, тот спасен. Давайте попробуем вписать мою версию в систему координат, в которой некие могущественные лица собираются любой ценой привлечь к сотрудничеству одного из отцов современной физики.
– Что вы предлагаете?
– Вам надо согласиться на предложение Дуквица.
Нильс Бор задумался.
– Когда оно последует?
– Приказ из Берлина должен прийти со дня на день.
– Хорошо, предположим, приказ поступил. Дальше что?
– С вами свяжутся. Полагаю, ни сам Бест, ни Дуквиц не горят желанием лично предложить вам условия сделки. Думаю, они воспользуются моими услугами, но даже если придет кто-то другой, вы должны долго и нудно торговаться. Ради сохранения спокойствия в стране они готовы выпустить вашу семью и семью вашего брата Харальда. Они даже готовы закрыть глаза на исход тех, кто причисляет себя к евреям. У вас будет возможность потребовать выполнения этих условий. Их согласие будет решающим доводом в мою пользу.
– Ваша теория безумна, но достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной? Откуда у вас такие сведения? Я понимаю, вы не имеете права сказать всю правду, но и мне трудно принять решение, не имея всей картины.
– Я встретился с вами с санкции Дуквица. Бест тоже в курсе, ведь со мной в Копенгаген прибыла дочь видного эсэсовского генерала, коротко знакомого с Бестом и прочими местными шишками. Я для них свой человек. Я передам, что вы настаиваете на личной встрече с Дуквицем. Скажу, что не доверяете мне. Кто он, этот обер-лейтенант?
Бор удивился.
– Вы обер-лейтенант?
Я кивнул.
– Странно, – усомнился профессор. – А там, на Востоке? Надеюсь, не ниже майора?..
Я не стал разочаровывать лауреата. Знал бы он, какое звание у меня было в России…