При переправе через Неман…
После того как добрался до своих, прошел проверку…
Так точно, господин штурмбаннфюрер, в СД, в Познани…
Списали… – он продемонстрировал Ротте искалеченную руку.
Работать могу…
Да, и на ключе тоже. В случае чего сумею повернуть тумблер левой рукой.
Да, наловчился. В окружении чему только ни научишься.
– Хорошо, Густав. Могу предложить тебе работу. Вернусь из командировки – поговорим.
– Премного благодарен, господин штурмбаннфюрер.
– Не распускай сопли, Густав! Ты же был самым активным членом местной ячейки гитлерюгенда. Кстати, как ты сумел устроиться в этот союз?
Крайзе замялся.
– Выяснилось, что моя мать – немка, господин Ротте. Из переселившихся на Украину.
– Я смотрю, ты ловкий парень, Густав. Как у тебя с образованием?
– Закончил три курса на электротехническом факультете Высшей технической школы в Берлине.
– Этого вполне достаточно, чтобы помочь рейху. Моя лаборатория занимается радиоэфиром, точнее, спецэффектами, которые возникают при прохождении радиоволн через атмосферу Земли. Ты слыхал о радиоэхе[37].
– Так точно, господин штурмбаннфюрер!
– Перестань!.. – прервал его боров. – Называй меня «господин Ротте». Что именно ты слыхал о радиоэхе?
– На тот момент, когда меня призвали в армию, я прочел все, что имело отношение к эффекту LDE. В Витебске мне попалась русская книжка, посвященная разгадыванию секрета повторных сигналов.
– И какой вывод сделали русские унтерменши?
– Они полагают, что это особого рода код, которым пользуются голоса в межпланетном пространстве.
– Они употребили термин «голоса»?
– Нет, «голос». Автор назвал его «голосом межпланетной цивилизации».
– Не так глупо для унтерменшей, – буркнул Ротте. – Когда я вернусь из командировки, мы детально поговорим на эту тему. Ступай. И, будь любезен, без всяких чинопочитаний.
Когда Густав удалился, Ротте как ни в чем не бывало продолжил:
– Прозит, Алекс!
– Прозит!
– Что касается Люцифера, его пути неисповедимы. Он бродит по Земле в самых разных обличьях. Есть множество свидетельств. Не доверять им нет оснований. Это первый тезис, который тебе следует усвоить. А второй касается упомянутого тобой информатора – ему ни в чем нельзя доверять. Этот Hundsfott[38], как говорят Советы, мать родную продаст.
– Может, и так, но он обещал подарить мне одну занятную книжицу. Угадай, какую?
– Что же здесь угадывать! Мою диссертацию.
«Умен, гад!» – подумал я, а вслух восхитился:
– Точно! Ты гений, Франц! По его словам, там много всяких тайн, а это неплохой товар. Тайны имеют спрос на рынке, надо только уметь их подать. Впрочем, меня мало интересуют тайны, меня интересует возможность выжить в том аду, который вскоре опустится на Германию. И сохранить капитал.
– А если не опустится? – тихо переспросил Ротте. – Если этот ад низвергнется на головы наших врагов? Если священный огонь испепелит всех унтерменшей, всех буржуазных плутократов и озверевших от крови большевиков?
– А если не испепелит? Впрочем, рассуждая подобным образом, мы никогда не придем к согласию. Если ты считаешь, что в твоем проекте нет и не может быть коммерческой выгоды, а исключительно адский огонь и разрушение, тогда нет смысла этим заниматься. И мы с тобой просто составим график погашения оставшейся части твоих долгов и на этом расстанемся.
Боров дал задний ход. Он ловко пользовался этим приемом – начинал вытирать шею, отдувался, искренне изображал испуг. Он всегда трусил в решающий момент.
– Ты меня неправильно понял. Я имел в виду, что в моем проекте можно отыскать выгоду, но чуть позже, когда закончится главный эксперимент. Когда рейх обретет несокрушимую мощь. Тогда можно будет поговорить об акционерном обществе, в которое войдут только надежные и влиятельные люди.
– Людвиг фон Майендорф подойдет? – не без иронии поинтересовался я.
– Без его поддержки дело застряло бы на самой нижней точке.
– А господин Хаусхофер?
– Вряд ли, – задумчиво ответил Ротте. – Кстати, мы отправляемся в Мюнхен спасать его. Это приказ самого рейхсфюрера. Профессор оказался причастен к заговору, однако вовремя спохватился, а вот его сынок Альбрехт увяз по самые уши. К сожалению, негодяй сумел улизнуть. Папаше, конечно, вряд ли известно, где прячется это дерьмо, впрочем, это дело гестапо. Наша задача – втолковать профессору, что только с фюрером Германия в силах добиться победы. Кроме того, необходимо извлечь всю переписку профессора, особенно послания, которые он получал от небезызвестного Рудольфа Гесса во время войны. Слыхал о таком?
Я кивнул.
– Этот предатель, сидя в английском плену, берет на себя смелость давать указания Хаусхоферу. Трудность в том, Алекс, что изъять письма у профессора надо деликатно. Не без нажима, конечно, но деликатно. Не забывай, одно время он считался наставником фюрера и в 1938 году даже посмел повысить на него голос, что, конечно, непростительно для подлинного арийца. Изъять письма или сделать с них копии – твоя задача. Попытайся поладить со старым дуралеем, пусти слезу – как я мечтаю ознакомиться с документами отца!.. Твой отец тоже состоял в переписке с Хаусхофером и во многом с его подачи старый барон приобрел нелепое мнение, будто высших сущностей должно быть много.
Это заблуждение.
Высшая сила, или Люцифер низвергнутый, может быть только в единственном числе. Он – Вождь мира (Führer der Welt), его цель – пасти народы, в его силах опрокинуть всех, кто отважится посягнуть на рейх. Пробьет наш час, и без пяти двенадцать огненная длань Сына света (Sohn des Lichts) сокрушит наших врагов.
– Ты сумасшедший, Франц?
Ротте не смог скрыть удовлетворения и принялся активно вытирать загривок. Для него было наслаждением просветить испорченного славянским воспитанием арийского миллионера, вернуть его на путь истины. Впрочем, каждому из нас приятно дурачить других.
– Я ждал этого вопроса. Я рад, Алекс, что ты задал его. Мне нравится твое большевистское прямодушие, иначе я заподозрил бы, что имею дело с коварным лицемером, скользким, как жаба, и ядовитым, как змея. Нет, Алекс, я не сумасшедший. Готов согласиться, мой пафос может выглядеть напыщенно, но когда ты воочию встречаешься с целью своих поисков, когда получаешь возможность вступить в контакт с неощутимой, но тем не менее самой могущественной силой на Земле, ты так или иначе должен будешь поверить своим глазам.
Я веду речь о некоей физической сущности – подчеркиваю, физической! – владеющей миром и, в частности, нашей планетой. Всякого рода христиане, моралисты и унтерменши страшатся ее. Так, устами Ницше, говорил Заратустра! Столкнувшись со всякой недоступной их пониманию тайной, они испытывают ужас. Только подлинные, кровь от крови, арийцы способны смело взглянуть тайне в глаза, подружиться с ней. Этим я, в общем, и занимаюсь.
– Это программа «Аненэрбе»?
Боров вздохнул:
– В какой-то мере. К сожалению, моя лаборатория существует полуофициально. Тому есть серьезные причины. Наши поиски слишком опасны и непредсказуемы, чтобы Зиверс[39] взял нас под свое крыло. Я действую на свой страх и риск, конечно, под негласным покровительством господина Майендорфа и самого рейхсфюрера, но об этом не стоит распространяться.
Наступила тишина.
Боров долго остывал после такого продолжительного монолога. Я не мешал ему и с бешеной скоростью прокручивал в уме вопросы, на которые надо было обязательно получить ответ.
Пусть Ротте выскажется.
Пусть его послушает мой визави, укрывшийся в шкафу.
Пусть Крайзе запишет ответы борова.
Я первым нарушил тишину:
– Это серьезный разговор, Франц. Ты убедил меня, что занимаешься важным делом, однако непонятно, почему ты сам не можешь выудить у Хаусхофера необходимые тебе материалы? Насколько мне известно, ты защитил у него диссертацию.
– К сожалению, наши дороги разошлись. Мы крупно повздорили. Профессор почему-то решил, если он когда-то помог мне, то может считать меня своим преданным учеником. Я предан рейху, а не отдельному человеку, и эту границу никому не позволено переступать. Это размолвка связана с Гессом, тот был его верным последователем, но не будем развивать эту тему. При встрече с Хаусхофером пустишь слезу. Ты лучше других подходишь для этой цели. Профессор сентиментален. Можешь предложить ему выбор – свобода в обмен на письма. Можешь сыграть в оппозиционность режиму…
– Ни за что!! – воскликнул я.
Ротте хмыкнул.
– Не беспокойся. В этом деле замешаны такие высокие особы, что никому в голову не придет заинтересоваться твоей мнимой оппозиционностью.
– Майендорф в курсе?
– Это его идея – привлечь тебя. Рейхсминистр, как говорят Советы, дал добро. Пора налаживать более тесные контакты между «Аненэрбе» и вермахтом.
После короткой паузы Ротте открыл карты.
– Несколько дней назад рейхсфюрер, докладывая о ходе следствия по делу июльских заговорщиков, упомянул о Хаусхофере – мол, этот выживший из ума профессор до сих пор ведет переписку с завзятым предателем Рудольфом Гессом. Фюрер своей гениальной мыслью сразу проник в самую суть. Он заявил, Рудольф не предатель… он никогда не изменил бы мне… этой перепиской следует обязательно заняться… может, мы что-то упустили в смысле возможности перемирия на Западе… Рудольф даже в английском плену не станет терять времени даром. Возможно, он посылает нам сигналы? Возможно, англичане опомнились и перед лицом большевистского потопа пытаются возобновить прерванные переговоры? Цензурные копии не могут вскрыть тайный смысл…
Одним словом, рейхсфюрер поставил задачу добыть эти письма, причем сделать это надо деликатно, не привлекая внимания врагов рейха.
Ты вступил в большую игру, Алекс. Имей в виду, это большая ответственность, но только в этом случае перед тобой откроются невиданные перспективы, по сравнению с которыми твои потуги подключиться к какому-нибудь выгодному дельцу выглядят мелковато. Прозит!