е это лишь «крыша» для нелегальной деятельности разведчика. Его помощниками в этом деле становятся болгарские коммунисты. А в 1929 году он, вопреки конспирации, вызывает из Болгарии в Париж жену с детьми. Кстати, именно в Париже он получил свой основной псевдоним — его прозвали «Черным» за смуглый цвет лица.
В 1927 году во Франции произошел крупный провал группы резидента Стефана Узданского, в 1931 году — еще один, группы Павла Стучевского. Французские спецслужбы стали уделять особо пристальное внимание деятелям французской компартии. Под наблюдением оказался и Кукец. В сентябре 1931 года он вместе с семьей уезжает в Москву. Некоторое время работает в аппарате Коминтерна, потом возвращается в Разведуправление штаба РККА. Но сначала его направили не работать, а учиться в Военную академию, которую он закончил в 1935 году. После учебы он получил направление в Польшу, в Краков. Теперь его звали Стоян Владов Николов, а его помощницей (по «легенде» — племянницей) стала Петрана Иванова. Сначала он устроился в Париже, потом — в Вене и, наконец, летом или осенью 1936 года, прибыл в Польшу, где купил большой участок земли и открыл садоводческое хозяйство — для прикрытия. В Польше он создал группу под кодовым названием «Монблан».
После начала Второй мировой войны группа продолжала работать. После 22 июня 1941 года его связь с Москвой почти полностью прекратилась, поскольку ни рации, ни радиста в группе не было. Тогда он стал сотрудничать с польским движением Сопротивления. В январе 1943 года Попов был арестован гестапо. Его отправили сначала в Освенцим, затем — в Маутхаузен. Погиб он 13 июля 1944 года в австрийском заме «Хартхайм», где проводились медицинские эксперименты над заключенными.
Таков был болгарин, донесения которого передавала Урсула.
После Китая Европа казалась Урсуле скучной. Она была оторвана от всего, что в течение пяти лет занимало все ее мысли и чувства, а полноценной замены не было. С Рольфом они жили как два товарища, ни разу не поссорившись, у них был сын и общие интересы. Но Урсула чувствовала себя подавленной, а Рольфу было еще тяжелее.
Незадолго до рождения ребенка Урсула отправилась в Краков, чтобы увидеться с Поповым. Краков — прекрасный город, и молодую женщину всегда радовали такие поездки. Она посещала замок, церкви, не забывала и магазины. Однако в этот раз поездка была тяжелой, она быстро уставала, и не оставалось ничего другого, кроме как возвращаться в маленький нетопленый номер на третьем этаже гостиницы.
Пытаясь справиться с плохим настроением, Урсула с грустью думала: «Как жаль, что рождения моего ребенка не ожидают с радостью два человека». Из окна номера она рассеяно наблюдала за домом напротив. Какой-то мужчина стоял у окна, повернувшись в профиль. Внезапно в его объятия скользнула девушка… «Счастливые!» — с завистью вздохнула Урсула.
27 апреля 1936 года в варшавской клинике «Опека» родилась Янина — здоровый, прелестный ребенок. Когда Нине исполнилось четыре дня и ее принесли для кормления, с улицы внезапно донеслась музыка — это был «Интернационал». «Сегодня же Первое Мая!» — вдруг вспомнила Урсула. Она вскочила и с ребенком на руках подбежала к окну. Вдруг ей на плечо легла чья-то рука. Это была главврач, доктор Украинчик. Она посмотрела вниз, на улицу, и тихо сказала:
— Там мои дочери.
Впоследствии Урсула иногда спрашивала себя, не нашли ли ее девочки свой конец в Варшавском гетто?
Рождение Нины обошлось благополучно. В день очередного выхода в эфир Урсула смогла покинуть клинику и добавила к своей ночной радиограмме короткое известие о том, что у нее родилась дочка. Миша был в восторге от сестренки. Теперь Урсула довольно много времени проводила с детьми. Часто они веселились на полянке перед домом. Олло, которая была без ума от девочки, проводила с детьми все время, во всем помогая Урсуле. Присутствие Олло избавляло разведчицу от огромного нервного напряжения— как часто во время своей работы в Китае она жила в тревоге и волнении за Мишу, а ведь теперь у нее на руках было двое. Однако Миша никак не желал признавать Олло.
— Возвращайся назад, в свой Лондон! — кричал мальчик. Он ревел, грубил, но моментально начинал сиять, как только в комнату входила Урсула. Дело дошло до того, что Олло в конце концов ударилась в слезы. Еще бы: она нарадоваться не могла на этого ребенка, а сейчас оказалась не способна завоевать его любовь.
Оказалось, что в Польше свидетельство о рождении выдается только крещеным детям, так что пришлось им отправиться в церковь, и дочка двух неверующих коммунистов стала католичкой. Юргена, приехавшего в гости в июле 1936 года, Урсула упросила быть крестным отцом, а крестной матерью стала Олло. В церкви неправильно записали профессию Юргена: вместо «статистик» написали «статист».
— А в самом деле, какая разница? — хохоча, поддразнивала брата Урсула.
В день возвращения Урсулы с дочкой из клиники их с Рольфом ожидала еще одна большая радость. В гости, на несколько дней приехал Гельмут — у него был отпуск, который он проводил в Европе. Урсула не расспрашивала их старого друга о подробностях его работы, и он тоже не задавал вопросов. Они говорили о политическом положении в Шанхае и Польше, он рассказывал о знакомых. Это была их последняя встреча — больше они не виделись.
Вторым контактом, установленным по поручению Центра (это было еще до рождения Янины), стала группа товарищей в Данциге. Урсула не раз ездила к ним, а зимой 1936 года получила задание: на несколько месяцев перебраться в Данциг, чтобы лучше помогать группе.
В конце 1936 года Данциг официально еще считался «вольным городом», однако эта «вольность» была весьма своеобразной. Здесь, на крошечном пространстве, нацисты повторили все учиненное ими в Германии. «Приобщение» Данцига к господствующей идеологии, которое позднее перешло в кампанию под девизом «Домой, в рейх!» входило в военные планы Гитлера и претворялось в жизнь с методичностью и варварской жестокостью.
Данцигский сенат возглавлял нацист Грайзер, подчиненный нацистскому гауляйтеру Форстеру. Коммунистическая партия Германии была запрещена еще в 1934 году, и сотни ее членов томились в тюрьмах; в 1936 году запретили Социалистическую партию (СПГ), и в 1937 году ликвидировали партию Центра. На общественных зданиях появились флаги со свастикой, в учреждениях красовались портреты Гитлера. Польское население терроризировали, евреев запугивали, преследовали, арестовывали, если они не проявляли готовности «добровольно» покинуть Данциг. Эти меры отразились и на Урсуле. Перед тем, как сесть на скамейку в чудесном парке Олива или войти в магазин, она должна была убедиться, что поблизости нет запрещающей надписи. Некое кафе в Лангфуре поставило дело на особо солидную основу, вывесив объявление: «Здесь не желают видеть евреев, поляков и собак».
Польское правительство, которое, согласно конституции, тоже имело право голоса в Данциге, почти ничего не делало для защиты даже польского меньшинства, не говоря уж об евреях. Лига Наций, когда в нее поступили жалобы в связи с неслыханными посягательствами нацистов на данцигскую конституцию, сочла «целесообразным не вмешиваться во внутренние дела Данцига». СС, СА, полиция и союзы бывших фронтовиков готовились к предстоящей войне. Немецкие и польские коммунисты действовали в подполье, сопротивляясь режиму — мало кто из них остался в живых. В 1949 году, к моменту основания ГДР, в живых оставалось около 65 немецких коммунистов из Данцига; они обитали, главным образом, в старых немецких городах на побережье: Ростоке, Грейфсвальде, Штральзунде и Гревесмюлене.
Польские почтовые служащие, железнодорожники, учителя и рабочие Данцига боролись за свои права и не сдавались, несмотря на нацистские преследования. У Урсулы была связь только с одной группой из шести человек, которым она должна была помогать советами и обеспечивать радиосвязь. Все члены группы были рабочие. Они собирали информацию и готовились к борьбе против нацистов. На данцигской верфи строились подлодки, и из Данцига же военные грузы отправлялись в Испанию. Промышленные предприятия работали на фашистов. В то время работа группы только начиналась, и основную свою задачу она видела в том, чтобы сунуть нацистам хоть какую-нибудь палку в колеса. Руководитель группы был членом Коммунистического союза молодежи. Это был человек лет тридцати, с тонкими чертами лица и каштановыми волосами. Он болел туберкулезом и жил с женой и дочерью в садовом поселке, в маленьком домишке.
Итак, в январе Рольф отправился в Данциг, чтобы подыскать жилье. Он искал отдельный дом — это было удобно для ведения передач. Сам он, однако, не собирался переезжать. Рольф решил остаться в варшавской архитектурной фирме, чтобы не потерять легального положения в стране. Они нашли прелестный домик с садом в 15 минутах езды от Данцига, но уже через неделю этот домик пришлось оставить. Сильный гул глушил и передачу, и прием — как оказалось, причиной тому была расположенная поблизости электростанция. Найти новый дом оказалось очень трудно, и Урсула с детьми въехала в дом-новостройку в том же городском районе Олива.
Помимо других трудностей — Янине было девять месяцев, Мише шесть лет, а тут переезд за переездом — пришлось объясняться с домовладельцем. Ну как объяснить свой переезд через неделю после заключения договора об аренде? Ведь семья оставалась в городе, и к тому же переезд означал потерю квартирной платы, внесенной авансом за несколько недель. Договорились, что Рольф свалит все на свою капризную жену, которая, видите ли, вдруг решила, что с домом слишком много возни и лучше снять квартиру. После этого Рольф вернулся в Варшаву, а Урсула устроилась с Олло и детьми в новом жилище, собрала свой «патефон» — передатчик и начала выходить на связь дважды в неделю.
Квартира была солнечной. В большой комнате было окно с двойными рамами, между которыми оставалось широкое пустое пространство — для цветов. Там поставили коляску, в которой Янина часами спала или играла. В Данциге Мише исполнилось шесть лет. Семья отпраздновала этот знаменательный день первым в его жизни посещением театра!