Поежилась, почти явственно ощутив дуновение прохлады, и остановилась возле двери нужного дома. Небольшой, старый, даже, я бы сказала, неказистый какой-то домишко. Словно строили его наспех много лет тому назад. Зато и двор, и фасад выглядели достаточно ухоженно: ровный заборчик, клумбы с цветами, новые оконные рамы, старательно окрашенные в белый цвет. На одной из них после стука шевельнулась тонкая занавеска. Через секунду открылась и дверь.
— Да? — На пороге стояла женщина лет сорока. Светлые, зачесанные назад волосы длиной до плеч, стройная, в платье из тонкого ситца с цветастым фартуком поверх. Бледноватая, но и без косметики выглядевшая достаточно симпатично. — Чем могу помочь?
Не успела я ответить, как из дома выскочил долговязый пацан лет десяти-двенадцати в кислотного цвета шортах и полупрозрачной майке на голое тело. В правой его руке были ласты, в левой — маска. Оглядев нас с безразличным видом и поправив кепку, он бросил через плечо:
— Я к Сереге, мам! Потом мы нырять.
— Алеша! — Незнакомка вытерла руки о фартук. — Только без дяди Ашота не ходите на море, слышишь?
Пацан громко шмыгнул носом.
— Конечно…
— И к обеду вернись!
— Да-да-да, — недовольно проговорил он, сворачивая за угол.
Женщина проводила его тревожным взглядом и легонько качнула головой.
— Так к кому вы? Так и не сказали.
Воздух застрял у меня в горле.
— «Прибрежный вестник», — Гринев подался вперед и показал удостоверение. — Это — Варвара, меня зовут Артем, мы хотели бы уточнить некоторые детали для статьи, которая выйдет в нашей газете. Петр Кулагин здесь проживает?
— Да. — Кивнула, расплываясь в улыбке. — Это мой муж. — Сделала шаг назад, жестом приглашая войти. — Сейчас он вернется из магазина, вы проходите. Подождите его здесь.
— С удовольствием! — Подтолкнул меня внутрь Артем.
— Присаживайтесь, — поправив прическу, женщина указала на диван. — Хотите травяного чая?
— Не откажемся, — улыбнулся мой спутник и сел.
— А вы? — Большие голубые глаза, точно такие же, как у выбежавшего из дома мальчишки, смотрели на меня с недоумением.
Наверное, я выглядела так, словно увидела привидение.
— Буду, спасибо. — Выдохнула, опускаясь на диван. — Как вас?
— Елизавета.
— Спасибо, Елизавета.
Она понимающе улыбнулась и скрылась в соседнем помещении.
Теперь можно было оглядеться. Обстановка чем-то напоминала мне дом простых мексиканцев среднего класса. Окрашенные матовой краской стены, керамическая плитка с орнаментом, зеркала в толстых рамах, много света и зелени, яркие краски в интерьере и пестрый палас на полу. Все такое нарядное, жизнерадостное, светлое.
Сразу вспомнилось, как впечатлен был мой отец после их с мамой поездки в эту страну. Планировал все переставить в доме, сделать ремонт и обновить дизайн. Долго рассказывал про местные обычаи и про то, что у мексиканцев не встретишь обычных домашних кошек. «Они их боятся. Странные, говорят, существа: падают с балконов и, приземляясь на лапы, не разбиваются. Да и вообще, кто их знает, мало ли что. Вот и не принято их дома держать. А проживающие в Мексике русские даже прячут своих домашних котов от местных, не позволяя усатым выходить на балкон»
Потом он громко смеялся, рассказывая, что символов смерти в этой стране, как ни странно, не боятся. И зрелище, когда ребенок играет игрушечным скелетиком с костями или гробиком, гораздо привычнее, чем игра с домашними животными. А еще, помню, он тогда начал добавлять во все блюда лимон и скупать вербену и шафран, чтобы мама могла ему готовить «совсем как в Мексике». Настолько он был тогда впечатлен их культурой и бытом. Словно нашел вдруг что-то свое в таком огромном мире.
— Смотри, — шепнул Артем и подхватил меня под локоть, вставая. — Фотографии.
Позади нас на полке, выложенной плиткой с узорчатой вязью, стояло несколько фотографий в деревянных рамках. Подошла и затаила дыхание. Мой отец. Такой, каким я его увидела вчера на фото, — тощий и с бородой. На другом фото — моложе. В куртке и шапке с голубоглазым мальчишкой под руку. На третьем — ровно такой, каким мне удалось его запомнить прямо перед его «смертью» — с густыми темными усами и взлохмаченными волосами. Разве что глаза выглядели немного печальными. Рядом с ним на фото была Елизавета с букетом и в простеньком белом платье.
— А вот и чай… — женщина замерла на пороге с подносом в руках.
Артем не растерялся:
— Простите, увидели тут у вас фотографии… — Взял из моих рук рамку и поставил обратно на полку. — Они очень красивые. У вас отличная семья, поздравляю. И с мужем повезло, такое хорошее начинание, толчок для развития нашему городу.
— Спасибо, — смутившись, произнесла она и поставила поднос с чаем на журнальный столик. — Ему никогда не сиделось на месте, деловой он у меня, башковитый.
— Скажите, сколько ему лет на этом фото? — Не удержалась я.
— Не знаю, — Елизавета неуверенно пожала плечами и бросила взгляд на настенные часы. — Это наша свадьба… двенадцать лет назад…
— А есть более ранние снимки Петра? — Подошла и уселась напротив нее на диван.
Женщина выпрямилась, недоверчиво оглядела обоих.
— Просто у нас возникла такая идея. — Вступил Артем, усаживаясь рядом со мной. — Сделать что-то вроде… — Взмахнул руками, изображая. — Петр в юности… стоит у подножия утеса… задумчивый взгляд, мечты о преобразовании родного края, большие планы… и вот он вырос и смог осуществить то, что дано не каждому мальчишке из небольшого поселка. Как вам?
— Я не знаю… — Елизавета принялась комкать руками край фартука. — У него не осталось таких фотографий… Из детства…
— Почему? — Спросила, не собираясь и притрагиваться к чашке.
— Ну… — Она заметно побледнела. — Рос в детдоме… Сложное детство…
— Так это ведь тоже отличный материал для статьи. — Взглянула на Артема и вернулась к растерянной хозяйке дома. — Надеюсь, он нам расскажет поподробнее, как вернется. Хорошее получится интервью. Скажите, а как вы с ним познакомились?
Елизавета больше не улыбалась. Отрывисто выдохнула и гневно нахмурилась.
— Какое это отношение имеет к статье? Или к тому, чем он занимается? — Развела руками. — Не совсем понимаю.
Ее пальцы задрожали.
— Мы собираем матери… — начал Гринев, но я положила свою ладонь на его, заставив оборвать фразу на полуслове.
— Петр Кулагин — не тот, за кого выдает себя. — Сказала тихо, не отрывая от нее глаз. Внимательно наблюдала за реакцией. — Настоящее имя этого человека — Николай Астафьевич Комаров. Вы это знали?
Кажется, она вдруг начала задыхаться. Застыла, ловя ртом воздух и теряя над собой всякий контроль. Схватилась за сердце, когда вся кровь в организме разом отлила от ее лица, придав щекам мертвенной бледности, а затем прилила обратно с новой силой, заставив густо покраснеть. Закрыла лицо правой рукой, а левой нащупала подлокотник кресла и ухватилась за него.
Мы не двигались. Ждали.
Елизавета ничего не спрашивала, не говорила, что мы ошибаемся, и такого не может быть. Она все знала. И поэтому просто тихо всхлипывала, навалившись на спинку кресла. Услышанное поразило ее настолько, что женщина даже не пыталась скрыть шоковое состояние за маской гнева или безразличия.
— Я… не знала, как его зовут… — Выдавила она, теперь наклоняясь вперед и тяжело дыша. — Не знала…
Медленно подняла на нас взгляд, полный слез, и покачала головой.
— А что вы знали, Елизавета? — Спросила ее твердо. — Говорите. Мы все равно спросим у него самого.
— Нет! — Вдруг вскрикнула женщина, закрыла руками рот и затряслась. — Нет! Пожалуйста, нет! Не говорите ему ничего!
— Так он… — С силой сжала ладонь Артема. — Мой отец не знает, кто он?!
— Ваш отец? — Спросила жалобно и зажмурилась, сотрясаясь всем телом. — Господи, прости… — Вытерла слезы запястьями. — Знала ведь, что этот день когда-нибудь наступит, но так не хотелось верить. Молилась, чтобы никто не узнал. Все было так хорошо, так хорошо…
— Успокойтесь, Елизавета. — Внутри меня росло напряжение и уже грозило взорваться оглушительным фейерверком. — Принести вам воды?
— Сейчас принесу, — Артем вскочил и направился туда, где должна была располагаться кухня.
— Я предпочитала не думать… — Всхлипнула женщина, когда принесенный стакан с водой заплясал в ее дрожащих руках. — Думала, все обойдется… Господи, что же я натворила…
— Что вы натворили? — Мой тон становился все требовательнее. — Говорите, Елизавета!
Артем придержал меня за плечи.
— Умоляю… — Она посмотрела на меня с такой тоской. — Не говорите ему пока. Он же меня никогда не простит. Никогда не простит! — Зажмурилась, позволяя крупным каплям падать с ее век прямо на колени. — Я же не знала, что у него есть семья. Думала только о себе. Молодая, отчаянная, беременная!
Мы переглянулись.
Я ничего уже не понимала. Меня охватывала ярость. Хотелось прижать эту женщину к стене и хорошенько встряхнуть, чтобы правда уже вылетела из нее наружу, как монеты из старой копилки.
— Море. — Она тяжело вздохнула, отпив воды из стакана. — Море. Оно принесло его в тот день. Мне не хотелось жить. Беременная, брошенная, совсем одна. Пошла топиться. А тут он. Лежит в воде лицом вниз. Голова вся в крови. — Ее грудь сотрясли очередные рыдания. — Помню, как нащупала у него пульс, как пыталась делать искусственное дыхание, как тащила его за руки по песку, падая и снова поднимаясь. Из последних сил… — Женщина перекрестилась. — Прости, Господи. Тащила и мечтала, чтобы от натуги у меня дите… ну, вы понимаете… не хотела я его…
Тяжело вздохнула и приложила ладонь ко лбу. Мне казалось, что я сама уже горю. Ноги подкашивались, руки ослабли.
— Что вы с ним сделали потом?
— Позвала отца. Он осмотрел его, погрузил в свой пикап и отвез в районную больницу. — Елизавета краем фартука промокнула опухшее от слез лицо. — Папа работал там, заведовал отделением…
Как же трудно было сквозь рыдания вытаскивать из нее правду! Буквально по крупицам, по слову в минуту. Ждать, когда она продышится и продолжит. Меня это убивало, разрывало на части.