— Еще как, корешок! Ты что, собственную подругу не знаешь?
— Она со мной ужасно застенчивая, — сказал я. — И КТС, Гризли, уже никто не говорит «корешок».
Джоши пожал плечами:
— Молодость есть молодость. Молодая речь, молодая жизнь. Кстати, как твой водородный показатель?
Она вышла, красная, но счастливая, прижимая альбом к груди.
— Не могу, — сказала она. — Это глупость. Я все порву!
Мы, как полагается, запротестовали, заглушая друг друга громом баритонов, а Джоши застучал кружкой по кофейному столику, точно охрипший студент на собрании братства. Застенчиво, однако не без кокетства, позаимствованного, надо полагать, из старых телесериалов про женщин на Манхэттене, Юнис Пак протянула Джоши альбом.
Она нарисовала обезьяну. Резуса, если я не ошибся. Выкаченная седая грудь, длинные уши как сердечки, совершенно черные лапки изо всех сил цепляются за ветку, на макушке седой завиток, на лице гримаса, выдающая игривый ум и удовольствие.
— Как точно, — сказал я. — Как подробно. Ты посмотри на эту листву. Юнис, ты замечательная. Я поражен.
— Да уж, Лен, она тебя один в один сняла, — сказал Джоши.
— Меня? — Я снова вгляделся в обезьянье лицо. Красные потрескавшиеся губы и буйная щетина. Утрированный нос, кончик и переносица блестят, к голым вискам тянутся ранние морщины; кустистые брови, которые сойдут за отдельных существ. Если посмотреть под другим углом, если передвинуть альбом в полутень, вместо удовольствия в полноватом обезьяньем лице читалось желание. Это был мой портрет. В виде макаки-резуса. Влюбленной макаки-резуса.
— Ух ты, — сказал Джоши. — Как это медийно.
— Это ужасно, — сказала Юнис, — двенадцатилетняя девочка нарисовала бы лучше, — но в голосе ее не хватало убежденности. Мы оба на прощание обняли Джоши. Некоторое время он целовал Юнис в щеки, затем наскоро похлопал меня по плечам. Предложил нам на дорожку по стаканчику и клубнику с севера штата. Вызвался проводить до первого этажа и переговорить с вооруженными людьми. Он стоял в дверях, цепляясь за косяк, и глядел, как мы уходим. В это последнее мгновение, в эту минуту расставания я увидел его в профиль, различил скопление лиловых вен, и он вновь будто внезапно постарел — будто страшный рентген высветил все то, что бурлило под этой роскошной новой кожей и в глубине сияющих молодых глаз. Мне мало было этого глупого мужского прощания. Хотелось обнять Джоши, утешить. Если он все-таки провалит дело своей жизни, кто из нас будет несчастнее — отец или сын?
— Вот видишь, все обошлось, — сказал я в лимузине, когда на плечо мне легла сладкая, пахнущая алкоголем голова Юнис. — Весело же было? Он хороший человек.
Я слышал, как она ровно дышит мне в шею.
— Я тебя люблю, Ленни, — сказала она. — Я так тебя люблю. Жалко, что я не могу описать точнее. Но я люблю тебя, как только могу. Давай поженимся. — Минуя семь КПП ДВА и весь ФДР-драйв, мы целовали друг друга в губы, рты, уши. Военный вертолет как будто провожал нас до дома, и его одинокий желтый луч гладил по спинам барашки на Ист-Ривер. Мы говорили о том, как пойдем в Ратушу. Гражданская церемония. Может, на следующей неделе. Почему не расписаться? Зачем нам разлука? — Я хочу только тебя, кокири, — сказала она. — Одного тебя.
Стариковские выкрутасыПочтовый ящик Юнис Пак на «Глобал Тинах»
20 июля
Голдманн-Навсегда: Привет, Юнис. Это Джоши Голдманн. Как делаааа?
Юни-сон: Джоши?
Голдманн-Навсегда: Ну, босс Ленни.
Юни-сон: Ой. Здравствуйте, мистер Голдманн. Откуда у вас мои контакты?
Голдманн-Навсегда: Тинкнул и нашел. Какой еще мистер Голдманн? Это папа мой — мистер Голдманн. Зови меня Джоши. Или Медведь Гризли. Так меня зовет Ленни.
Юни-сон: Ха-ха.
Голдманн-Навсегда: В общем, хочу напомнить, что у нас с тобой свидание.
Юни-сон: У нас свидание?
Голдманн-Навсегда: Мы же хотели учиться рисовать.
Ну?
Юни-сон: Да? Простите. Я была ужасно занята всю неделю. Надо работу в Рознице искать и все такое.
Голдманн-Навсегда: У нас полно клиентов из Розницы. Что за работа? Вот сейчас приходил дядька из какой-то «ПОПЫ». Вообще-то это секрет.
Юни-сон: Нет, ну я не могу вас так обеспокоить. Голдманн-Навсегда: Перестань! Кто обеспокоил? Ха! Мы тебя мигом устроим в какую-нибудь чокнутую ПОПУ.
Юни-сон: Ладно. Спасибо вам.
Голдманн-Навсегда: Короче, я записал нас обоих на летний курс в Парсонс-Ихва.
Юни-сон: Это чудесно, но летний семестр уже начался.
Голдманн-Навсегда: Они сделали исключение. Нас будет только двое. Хотя, может, не стоит говорить Ленни. Ха-ха.
Юни-сон: Спасибо вам огромное, но я не могу себе это позволить.
Голдманн-Навсегда: ЧЗХ? Я уже все устроил.
Юни-сон: Вы очень добры, мистер Голдманн. Но мне, наверное, сейчас лучше работу поискать.
Голдманн-Навсегда: Как ты меня назвала?
Юни-сон: Прости!!! То есть Джоши.
Голдманн-Навсегда: То-то же. Короче, ты так прекрасно нарисовала резуса, я не хочу, чтоб ты прохлопала свой талант, Юнис. Ты суперодаренная. Может, это странно прозвучит, но ты как бы напоминаешь мне меня, когда я был моложе. Только ты симпотнее. Я был ужасно злой вьюнош, пока не понял, что необязательно умирать. Некоторые из нас особенные, Юнис, им не нужно поддаваться Заблуждениям Чистого Бытия. Может, ты тоже особенная, а? Короче, я могу тебе помочь найти работу, так что не беспокойся. И вместе поучимся. Будет круто!!! Нарисуешь Ленни в виде разных животных и подаришь ему осенью на день рождения.
Юни-сон: Я как раз думала, что бы ему подарить.
Голдманн-Навсегда: Идиольно! Ладно, улетаю, напиши мне поскорее про курсы. Для нас двоих учителя из Парижа заказали.
Юни-сон — Зубоскалке:
Милая Прекрасная Пони,
ЕБАНЫЙ НАХУЙ В РОТ!!! Ладно, спокойно, спасай меня, спермартышка. Ладно, ты там сидишь? Короче, мы с Ленни пошли в гости к его боссу, чудесная олдскульная квартира, прямо парижская. Так изысканно обставленная, и не слишком типично Медиасамцовая, как будто он по правде вникал, когда обставлял. Для него даже целую улицу закрыли. И его босс — он ТАКОЙ чудесный. Глава огромной компании, которая помогает людям выглядеть гораздо моложе. Ему за семьдесят, но он выглядит как младший брат Ленни, только красивее. Помнишь, мы в детском саду порно смотрели? Где старик пристает к подросткам на пляже. Как оно называлось? «Стариковские выкрутасы», да? Вот примерно такой, голова бритая, только симпатичнее и моложе.
Короче, босс Ленни говорит, в нем такие микророботы, они восстанавливают мертвые клетки, но это чушь какая-то. Наверняка он просто делал много пластических операций, и собой занимается, и качается трижды в день (В ОТЛИЧИЕ ОТ ЛЕННИ!). И, в общем, мы у него тусовались, я столько вина не пила с самого Рима, и меня слегка повело, а этот парень, мистер Голдманн, он на меня все время смотрел, и у него лицо было симпотное и похотливое, типа, он хочет меня отшлюшить, но нежно, как будто я одновременно его дочь и секс-игрушка. Он такой безбашенный охламон (у него раньше был живой моноспектакль на сцене, и он рисует чудаческие картинки со старухой, у которой на лобке волос целый лес — БР-Р!), и мне прямо хотелось на колени ему, что ли, прыгнуть. Я от этого как бы слегка повлажнела, до того он был обезоруживающий и умный и легкий и попросту веселый, Ленни таким больше не бывает. Я стала немножко потеть и УЖАСНО стесняться. У меня бедра жирные, они когда соприкасаются, как будто, блин, целуются. ЧМОК! ЧМОК! ЯДМОСОВ!!! Надо худеть НЕМЕДЛЕННО, в пожарном порядке. Больше никаких белков с углеводами, хотя вот мистер Голдманн много всего говорил про концентрированные белки. Короче, на этой неделе буду есть только это низкокалорийное корейское мороженое с фасолью, а вместо ужина выпивать пять стаканов воды.
А потом мы с Ленни поехали домой и всю дорогу обнимались, потом еще был Волшебный Час Пизды и все такое, но я постоянно думала про Джоши Голдманна. БЛИН! Что со мной такое? Можно подумать, Ленни недостаточно стар. У меня прямо комплекс харабоджи[79]! Ха-ха! Надо спросить Сэлли, нельзя ли стажироваться в гериатрическом отделении этой больницы, где она волонтерствует. И мне, видимо, было так стыдно, что я все твердила Ленни, как хочу за него замуж! Короче, на следующий день написал Джоши (он хочет, чтоб я его так звала), и он говорит, МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ ЗАНИМАТЬСЯ ЖИВОПИСЬЮ в Парсонсе, только я, он и какой-то французский преподаватель. И, типа, не надо рассказывать Ленни, что нас там только двое. Это вот он заигрывает, как думаешь? Что мне делать? Он босс моего парня, Пони!
А, и он сказал, что может найти мне работу в Рознице, типа, в «ПОПЫшности» или что-нибудь такое. Он очень могущественный. Суть в том, что он, типа, лет на 40 старше Ленни, но в нем все равно живет ребенок, только очень развитый. Любит веселиться и всеми командовать и наверняка может оплатить все мои счета в «ОбъединенныхОтходах» — ХА-ХА-ХА! Шучу, шучу. Но с другой стороны, мне проще с ним коннектиться, чем с Ленни, хотя он почему-то не таскает с собой эппэрэт и я не могу найти его профиль. Господи боже, пизда-пиньята. Пожалуйста, скажи мне, что я плохо себя веду, и вправь мне мозги, пока я опять со старикашкой не спуталась.
В общем, еще одно важное: я виделась с отцом, и это было странно, но как-то слегка подлечило мне сердце. У него и правда больше нет пациентов, и он спросил Сэлли, не надо ли помочь в каком-нибудь лагере НИИ, и она послала его на Томпкинс-сквер, а потом как бы «подстроила», чтоб мы там встретились. Вечно играет хорошую дочь, которая мирит семью.
Такой вдруг случился дождь, что смыло всю еду со столов, а кто-то пожертвовал три окорока, поэтому люди плакали. На той неделе одна старушка умерла от инфаркта, а «скорые» туда больше не ездят плюс ни у кого нет ваучеров на Медобслуживание. И папа такой прилетел всех спасать. Полдня бесплатно проводил осмотр. И сначала Дэвид на него рявкал, пытался командовать, это важнее или то важнее, а папа на него смотрел, как вот на меня смотрит, только не говорил ничего. И Дэвид такой: ну лаааадно. Папа привез эти свои медицинские прибамбасы, и так странно было: он идет по лагерю, старый