– Итак, – сказал Джан-Марко, когда все трое порталом вернулись в Ка’Тезено и уселись в гостиной с видом на пустеющий Гранд Канал. – Итак, для начала: я тебе дам сопровождающего. Во-первых, для придания расследованию официального статуса это лучше, чем просто бумага. Во-вторых, он пригодится, если понадобится с кем-то поговорить на местном наречии. И наконец, иной раз нужно попросту куда-то сбегать…
– Да что ж ты меня убеждаешь, я и не спорю! – пожала плечами Лавиния. – Что за сопровождающий?
– Наш новый сотрудник, хороший мальчик. Отучился в университете в Падуе и вернулся в Венецию.
– В Падуе – это хорошо. Вот Марджори как раз там отыскала старую оперную примадонну, так что завтра с утра в Падую мы и отправимся.
– Отлично. И я отыскал тебе… правда, не примадонну, а старого костюмера, зато он живёт совсем близко, на острове Сан Микеле.
– На кладбище? – удивилась Лавиния.
– Рядом. Паскуале ушел из театра и стал кладбищенским смотрителем.
– Ну что же, это похоже на план, – госпожа Редфилд удовлетворённо кивнула. – А пока слушай, что нам удалось отыскать в дневнике самого первого из суперинтендантов «Ла Фениче»…
Выслушав цитату из дневника и последовавшее за нею довольно пространное рассуждение о вариантах причины проклятия, Джан-Марко кивнул и ответил:
– Тенора мы пока не нашли. Франко Фальеро и в самом деле планировал перебраться в Неаполь, и заключил контракт с театром «Сан-Карло». Однако к началу сезона, тридцатому сентября, он в Неаполе не появился, и суперинтенданту «Сан-Карло» пришлось искать другого тенора. А ведь сумма по контракту там изрядно выше, чем была в «Ла Фениче»! Так что…
– Это ничего не значит, – вмешалась Марджори. – Когда Франко увольняли отсюда, он ещё не знал, как ему удастся устроиться, так что вполне мог сделать прощальный жест. Да просто в расстройстве мог! Иной раз обольёт тебя из лужи проезжающий экипаж, так ему такого пожелаешь в сердцах!..
– Согласен. Поэтому завтра утром, после официального открытия дела о проклятии, я отправлю в театр пару магов, чтобы они, во-первых, нашли источник…
– Если он определяется, – добавила Лавиния. – Мне отыскать его не удалось. Правда, я не использовала никакой техники.
– Ну вот, а у ребят будет аппаратура. А во-вторых, путь попробуют зафиксировать ауру.
– Через полгода после воздействия? – госпожа Редфилд скептически покривилась. – Ой, сомневаюсь я.
– Сомневайся – не сомневайся, а есть порядок действий, вот по нему в точности и пойдём, – твёрдо ответил Джан-Марко. – Жди сопровождающего в девять.
– А как его зовут?
– Джан-Франко, – ответил Торнабуони, шагая в портал. – Он мой племянник!
Часть 3
«E fin l'ultimo sospir, caro nome, tuo sarà» (aria Gilda del “Rigoletto”, Giuseppe Verdi)
«И даже вздох последний мой будет тебе принадлежать, о дорогое имя»,(ария Джильды из оперы Джузеппе Верди "Риголетто")
Выпускник падуанского университета был точен. Ровно в девять утра, с первым ударом молота Гигантов, он постучал в их квартиру. Марджори распахнула двери, окинула его оценивающим взглядом и кивнула: годится. Молодой человек – для мага совсем молодой, лет двадцати трёх-двадцати четырёх – был высок, обладал густой светлой шевелюрой и тёмными бровями. Позднее выяснилось, что он умеет быть смертельно серьёзным при необходимости и широко улыбаться при желании – чего ж ещё желать?
– Итак, Джан-Франко, для начала мы с вами отправляемся в Падую, – сообщила Лавиния. – И там нас ждёт…
Юный представитель семьи Торнабуони достал блокнот и прочёл:
– Леона Джиральдони, меццо-сопрано, маг воздуха. Родилась в тысяча девятьсот семьдесят пятом, выступала в «Ла Фениче» с девяносто пятого по девяносто восьмой и затем после восстановления театра до две тысячи сорок девятого. Проживает в Падуе, на виа Антонио Толомеи, дом шестнадцать.
Госпожа Редфилд перевела взгляд на секретаршу. Та кивнула, мол, да, та самая певица, о которой я упоминала.
– Очень хорошо, Джан-Франко. Но я вчера не сообщала вашему дядюшке имени дамы, к которой мы отправимся.
– Не сообщали, синьора коммандер, – согласился молодой человек. – Но я проверил, в Падуе проживает всего одна женщина, которая служила в «Ла Фениче» и остаётся в своём уме. Относительно, конечно.
– Вот как? А есть и другие?
– Да, синьора коммандер. В трёх километрах от города находится санаторий для престарелых, в котором постоянно проживают ещё две бывшие певицы этого театра и один хормейстер. Но они… не слишком пригодны для допроса.
– Допроса? О, нет, Джан-Франко, ни в коем случае! Это будет разговор, самая нежная и щадящая беседа, какую вы только можете себе вообразить.
– Как прикажете, синьора коммандер, – коротко поклонился он.
– Мы отправимся через стационарный портал?
– Как пожелаете, синьора коммандер. Я могу открыть окно и отсюда, но оно привязано к университету.
– Это далеко от интересующего нас адреса?
– Примерно полчаса пешком.
– Думаю, я не развалюсь за получасовую прогулку, – хмыкнула Лавиния. – Марджори, ты пока свободна, когда вернусь, я тебя найду.
Сиреневая точка расширилась до нормального портального окна за минуту, и она подумала: «Надо же, какой талантливый мальчик! Надо изучить его получше…».
Шагнула в портал и оказалась на мозаичной мостовой внутреннего двора падуанского университета.
Выстроенное квадратом здание, в двух первых этажах – широкие галереи с ионическими колоннами, белые стены почти сплошь покрыты щитами с изображениями гербов; башня с часами, на которых четверть десятого…
Лавиния вопросительно взглянула на Джан-Франко, и он пояснил:
– Часы врут на минуту в сутки. Их выставляют по понедельникам, сегодня пятница…
– Ага, поэтому на сегодня ошибка составляет четыре минуты. Понятно. Но почему не наладить механизм?
– Никто не знает, как это сделать, не повредив сами часы, – пожал плечами молодой человек. – Дело в том, что их рассчитал, собрал и установил Галилео Галилей, и сделал это в одиночестве, без чьей-либо помощи. Часы работают на энергии огненных элементалей, которые неизвестным образом подзаряжаются друг от друга.
– Погодите, Джан-Франко, – Лавиния даже остановилась, и в неё тут же врезался спешивший куда-то юноша. – А маятник? Если я правильно помню, именно здесь, в Падуе Галилей работал над теорией движения маятника?
– А маятника нет, – развёл руками юный маг. – Только семнадцать фиалов. Тетрадь с расчётами этого устройства была передана сыном учёного, синьором Винченцо, в университетскую библиотеку. Вот только когда часы решили наладить, тетрадь эту не нашли.
Отчего-то в голосе Джан-Франко слышалось ехидство…
Госпожа Редфилд чуть было не начала строить предположения о том, куда могли деваться записи, но вовремя себя остановила: «Старая ты ворона, да тебя же дразнят! Мальчишке явно рассказали обо мне, в том числе и о том, насколько я могу увлечься делом, вот он и проверяет границы. Нет уж, на провокацию не поддамся! Не поддамся в этот раз», – добавила она самокритично и сказала уже вслух:
– Тем не менее, нас ждёт свидание с пожилой дамой, опаздывать было бы неловко. Вперёд, Джан-Франко, ведите!
Улица Толомеи оказалась узкой и совершенно пустынной. По обеим её сторонам тянулись без единого просвета между ними двухэтажные дома, выстроенные примерно в одном стиле: в центре фасада арка, закрытая ажурной решёткой, за ней дверь. Справа и слева от арки – окна, плотно закупоренные ставнями; одно здание от другого отличалось лишь количеством этих окон, да размером и количеством балконов на втором этаже. Тот дом, к которому они подошли, был на улице самым длинным: целых четыре балкона с ажурными оградами.
Джан-Франко уверенно прикоснулся к пластине рядом с аркой и громко сказал:
– Коммандер Редфилд к синьоре Джиральдони, по договорённости.
Какое-то время ничего не происходило, но у Лавинии появилось чувство, что на неё смотрят. Да нет, её разглядывают!
Наконец решётка разъехалась, дверь распахнулась, и сопровождающий деликатно взял её под локоть:
– Нас приглашают войти.
Леона Джиральдони была стара, очень, очень стара. Об этом даже не говорили, а кричали выцветшие, когда-то голубые глаза, редкие седые волосы, завитые в смешные кудряшки, накрашенные ярко-розовой помадой морщинистые губы. Синьора сидела в кресле-каталке возле растопленного камина, её колени были покрыты клетчатым пледом, а возле ног, на маленькой скамеечке, сидела столь же сморщенная, словно выцветшая чернокожая старуха.
Тем неожиданнее оказался прозвучавший голос – глубокий, низкий, с красивыми обертонами. «Кажется, именно об таких голосах говорят – чарующий», – промелькнула у Лавинии мысль.
– И кто же из вас коммандер? – с долей насмешки спросила синьора Джиральдони.
– Я. Коммандер Лавиния Редфилд, Служба магбезопасности Союза королевств.
– Очень хорошо, – бледно-голубые глаза переползли на Джан-Франко. – А вы, молодой человек?
– Я представляю здесь магбезопасность Венеции, – поклонился он. – Стажёр Ринальди.
– Рина-альди… Сын Франко или Микеле?
– Внук, синьора. Внук Микеле Ринальди.
– Ах, Великая Матерь, как бежит время! Подойди поближе, мальчик, дай на тебя посмотреть. Сядь-ка вот сюда… Белла, принеси мне мятного ликёру! Садись, садись… Представь себе, ты вполне бы мог оказаться и моим внуком тоже, если бы в один прекрасный вечер твой дед был чуточку порасторопнее…
«Играете, синьора? – думала Лавиния, лениво разглядывая дивной красоты кофейный столик, на крышке которого цветной мозаикой из полудрагоценных камней были выложены цветы и бабочки. – Делаете вид, что обо мне уже и забыли? Удобно, наверное, изображать беспамятную старуху… Кстати, я ведь старше вас, а вы мне даже и сесть не предложили. Ну, ничего, я могу подождать. Представлю себе, что нахожусь в зале музея». И она в самом деле стала медленно обходить комнату, разглядывая антикварную мебель и диковинные безделушки.