Сжав зубы, Лавиния выслушала объяснения, поблагодарила и отключилась.
Всё время, пока они говорили, ей казалось, что спину сверлит горячий луч. Сунув в карман коммуникатор, госпожа Редфилд резко развернулась: сзади только заброшенный дом, витрина в первом этаже покрыта густым слоем пыли. Ощущение déjà vu было таким сильным, что она тряхнула головой и вспомнила: дорога от Гвискарди в театр для первого разговора с суперинтендантом, площадь со смешным названием Campo alla Fava, человек в чёрной мантии и маске с длинным изогнутым клювом, глядящий на неё сквозь запылённую витрину закрытого магазина…
Первым порывом Лавинии было подойти, дёрнуть дверь, взломать её, взять незнакомца за клюв и поинтересоваться, какого Тёмного он за ней следит… Она длинно выдохнула и развернулась спиной к закрытой двери. Встреча назначена, опаздывать ей не к лицу, а если этому типу, прячущему лицо и фигуру, что-то нужно от коммандера Редфилд, он, в конце концов, ей попадётся.
Так или иначе.
Сегодня архиепископ ждал её в своём рабочем кабинете. Или не только её: Вентури, отворяя перед Лавинией дверь, шепнул:
– Постарайтесь не очень долго, через полчаса у монсиньора очень важное совещание.
– Да хоть молебен, – буркнула она и шагнула через порог.
О, сегодня монсиньор Гвискарди был великолепен! Любимый им лиловый шёлк дополняли золотые знаки Единого, вышитые на рукавах сутаны и на концах пурпурного пояса. Голову прелата закрывала небольшая четырёхугольная шапочка-биретта, тоже пурпурная, с кокетливым помпоном, а на столе лежали золочёный посох и перчатки.
– Добрый день, монсиньор! – поздоровалась госпожа Редфилд.
– А, синьора коммандер! Рад видеть, – приветливо ответил Гвискарди, откладывая в сторону толстый том, который листал. – Прошу, присаживайтесь! Кофе?
– Спасибо, нет. У меня в разгаре расследование, вы тоже спешите…
– О расследовании я и хотел спросить. Что-то выяснилось?
– Да, монсиньор. Проклятие действительно есть, – тяжкий вздох, сорвавшийся с губ архиепископа, мог бы наполнить паруса небольшой лодочки. – Полагаю, что в течение ближайших двух-трёх дней оно будет полностью нейтрализовано. Да и опасности, реальной опасности для артистов или кого-то из персонала оно не представляло.
– Так что Лаура может исполнить свою мечту?..
– Да-да, вполне. Монсиньор, а что мешает ей подождать полгода или отправиться, например, в Медиоланум, чтобы там штурмовать оперный олимп? Мне просто любопытно, что делается в голове у нынешних девушек.
Гвискарди снова вздохнул и махнул рукой.
– Её мать. Лючия была очаровательна двадцать лет назад, – тут архиепископ запнулся и покосился на Лавинию; та молчала. – Да, она была прелестна, но после появления на свет Лауры все помыслы сосредоточились только на девочке. Бедняжка должна была выполнить всё, что не удалось в своё время её матери, но главное – дебютировать в «Ла Фениче».
Деликатно отведя глаза, госпожа Редфилд сделала вид, что продолжает верить в легенду о племяннице.
– Понимаю… Действительно, бедная девочка, – сказала она сочувственно. – Знаете, монсиньор, если бы Лаура пришла советоваться ко мне, я бы рекомендовала ей удрать как можно дальше и попробовать пожить своей собственной жизнью, без оглядки на матушкины желания. Пожалуй… – тут она замолчала, перебирая в памяти свои знакомства. – Пожалуй, я бы попробовала составить для неё протекцию в оперном театре Нувель-Орлеана. Разумеется, если она захочет.
– Нувель-Орлеана? – вытаращил глаза Гвискарди. – В Новом Свете? Но… но это же так далеко!
– В этом и смысл, монсиньор! – широко улыбнулась искусительница. – В противном случае, возможно, Лаура и будет оперной звездой, но вряд ли сумеет стать счастливой. Впрочем, решать ей.
– Да, вы правы… – архиепископ сдвинул набок шапочку и по-простонародному почесал макушку. – Наверное, вы правы, и я подумаю об этом.
– Итак, наш договор выполнен? – спросила Лавиния, вставая.
– Целиком и полностью! – подтвердил прелат.
Судя по лёгкому свечению, окутавшему их ладони в рукопожатии, исполнение обещания было учтено и засвидетельствовано высшими силами.
– У меня ещё вопрос, если позволите, монсиньор.
– Разумеется.
– Здание Ка’Тре Фонтани принадлежит вам. А земля и вода под ним?
– Городу, – уверенно ответил архиепископ.
– И каковы в этом случае взаимные обязательства?
Тут Гвискарди задумался, потом покачал головой:
– Знаете, Лавиния, интуитивно я это понимаю, но сформулировать юридически не смогу. Надо спросить у специалиста.
– И вы, Паоло, конечно, дадите мне такого специалиста?
– Ну, во-первых, лучшим из лучших является Serenissimo Principe Винченцо Лоредано…
– Дож? А если я не смогу быстро до него добраться, тогда кто?
– Юрист семьи Торнабуони вас не устраивает?
Госпожа Редфилд покачала головой.
– Нет. Точно так же, как и законовед любого другого клана. Мне нужен кто-то, стоящий вне этого… – она пошевелила пальцами в поисках деликатного определения, не нашла его и бухнула: – Этого клубка змей.
Прелат тонко улыбнулся, показывая, что против такого определения нисколько не возражает.
– Пожалуй, у меня есть такой… знакомый, – сказал он. – Но я не обещаю, что он захочет с вами разговаривать. Или что скажет что-то полезное, или скажет хотя бы правду. Вообще ничего не могу гарантировать, понимаете?
– Вполне.
– Вас интересуют ответы на конкретные вопросы или общий трёп тоже?
– Общий трёп – чрезвычайно полезная штука.
– Тогда подождите здесь, прошу вас. Джакомо всё же принесёт вам кофе.
Лиловый шёлк его сутаны развевался, словно знамя, с такой скоростью архиепископ вышел. Лавиния покосилась в сторону книжного шкафа, там виднелся корешок, похожий на книгу, за которой она давно и безуспешно охотилась, но в кабинет с той же неприличной скоростью вошёл секретарь. Устремив на госпожу Редфилд укоризненный взгляд, он сказал:
– А я ведь предупреждал, что у монсиньора важная встреча! – на столе перед ней появились кофейная чашка с блюдцем и серебряной ложкой. – Я вас просил его не задерживать, – кофейник-бульотка над синеньким огоньком спиртовки занял своё место. – Теперь он опоздает… – чудовищный серебряный сливочник в виде коровы встал рядом с бульоткой.
– Вентури, вам лучше помолчать, – ответила Лавиния. – Ещё лучше – скажите-ка, что вы знаете о Лючиано Корнаро?
Секретарь остановился, задумавшись, держа в руках блюдо с печеньем.
– Корнаро… Небольшой клан, примыкающий к семье Фабриччако. До недавнего времени занимались поставкой и наладкой высокоточного оборудования на заводы, принадлежащие клану Гвискарди, но пару лет назад контракт закончился и не был возобновлён. Сколько мне известно, Корнаро сильно сократили производство и уволили тридцать процентов работников, и с тех пор лихорадочно ищут партнеров и покупателей. Вроде бы прошёл слух о государственном заказе, но никто не знает, правда ли это, – тут Вентури очнулся, поставил на стол печенье и с удивлением спросил: – Почему я всё это вам рассказываю?
– Потому что я спросила, – пожала плечами госпожа Редфилд, наклоняя кофейник над чашкой. – А где живёт Лючиано Корнаро? В клановом доме?
«Это было бы до Тёмного неудобно, – продолжила она про себя. – Конечно, ни одна дверь передо мной не будет закрыта, но всё же не хотелось бы начинать разговор с конфликта. Не в этом случае».
– Насколько мне известно, Лючиано принадлежит дом где-то в сестьере Каннареджо, – ответил Вентури.
– Ясно, спасибо. Прекрасный кофе, синьор Джакомо, просто прекрасный.
– Что-нибудь ещё, синьора коммандер?
– Пока нет, спасибо. Хотя… найдите мне карту Венеции, понятную для гостя города.
– Таких не существует, синьора коммандер, – с ноткой превосходства ответил секретарь.
«Интересно, он остаётся в кабинете для того, чтобы я не скучала? Или следит, чтобы мои жадные руки не потянулись к чему-то ценному? – внезапно подумала Лавиния. – А если Джакомо Вентури надеть маску с длинным клювом и чёрный плащ до полу, он будет очень похож на того, из пыльной витрины. Впрочем, кто угодно будет похож…».
Она с новым интересом посмотрела на секретаря, но тот встретил взгляд совершенно бестрепетно.
– Скажите мне, синьор Джакомо, я что-то забыла историю таких масок, с длинным-длинным носом?
– А, medico de la Peste! Чумной доктор, говоря иначе, – кивнул Джакомо. – Ну как же! Эту маску обычно не носят без повода, – тут он захихикал. – А в старые времена поводом была чума. При эпидемии обычной чумы в длинный нос закладывали ароматические вещества и защитные амулеты. Но бывала ещё и чума магическая, тогда всю маску и плащ полностью обрабатывали особой жидкостью, секрет которой унесён в могилу последним представителем семьи Бонаманцо.
– Бонаманцо? Не слышала такой фамилии.
– Естественно! – и снова в голосе Джакомо прозвучало превосходство. – Джузеппе Бонаманцо умер от неустановленных причин двадцать два года назад. Ка’Бонаманцо находился на отдельном острове, Мезоле, вдали от основных водных путей, поэтому никто на него не претендовал. Говорят, сейчас этот дом почти полностью разрушен.
– Представьте, я видела сегодня человека в такой маске.
– Да? Странно. Наверное, какой-нибудь чудаковатый путешественник, пленившийся мрачной легендой, – пожал плечами секретарь.
Эту занимательную беседу прервал вернувшийся архиепископ.
Гвискарди даже несколько запыхался, но, войдя, в кабинет, вернул себе прежнюю плавность движений и ослепительно улыбнулся Лавинии.
– Надеюсь, вы не успели заскучать, дорогая синьора?
– Нисколько. Вот синьор Джакомо меня развлекал беседой…
– Ну, хорошо. Вентури, вы пока свободны. Передайте там членам совета, чтобы начинали без меня, я скоро подойду.
Поклонившись, секретарь молча вышел. Гвискарди же сел в кресло напротив Лавинии, наклонился к ней ближе и передал клочок бумаги, возникший в его пальцах. «Пьетро Дзукетти Ризардоло, – прочла она. – Джудекка, calle Vecchia, 695е. Привет от Caputincollo».