Не знал и Джан-Марко, поэтому усиленно хмурил брови и смотрел на проводника особым, начальственным взглядом. Марджори, фыркнув, сбежала из купе, сообщив, что пойдёт изучать, где бар и ресторан, и что сегодня в меню. Когда она ушла, Лавиния повернулась к Торнабуони и спросила:
– Про секретаря Гвискарди удалось что-то узнать?
– Джакомо Вентури? Ребята пока копают. К большому заговору он никаким боком не имеет отношения, и вообще, на первый взгляд – сама чистота. Но меня, знаешь ли, смущает то, что в Ка’Тре Фонтани он попал десять лет назад, когда приехал в Венецию…
– Откуда?
– Вроде бы из Рима. И действительно, жил в Риме такой, года два, с две тысячи сто восемьдесят четвёртого. Служил в центре помощи при храме Единого, что рядом с Колизеем, не воровал, но и альтруизмом не блистал. Серый такой чиновник, как раз, чтобы посчитать, внести в таблицы, записать, что и кому раздали.
– С восемьдесят четвёртого? – вычленила Лавиния важное. – А до того?
– А тут начинается сущий вестерн! В Рим он прибыл с кораблём из Нувель-Орлеана, где тоже прожил не более пары лет, до того числился в маленьком городке поблизости, с населением шестьсот пятьдесят два жителя. Городок этот был полностью уничтожен ураганом в восьмидесятом. Погибших похоронили, выжившие получили помощь и разъехались по всей империи Новый свет…
– Угу. Бумаги, разумеется, никто во время урагана не спасал, и аурные отпечатки уже не восстановить. То есть, мы не знаем, кто сидит в приёмной у архиепископа и ежедневно суёт свой длинный нос в его секреты. С другой стороны, какие уж там секреты…
– О, вот тут ты сильно ошибаешься! Ты даже себе не можешь представить, какой количество секретов зажал монсиньор в своих пухлых пальцах, сколько нобилей вздохнуть боятся без его позволения.
– Знаешь, я предпочту обойтись без этой информации, – поморщилась она.
На перроне дважды ударил колокол, в купе вошла Марджори.
– Мне пора, – Джан-Марко с сожалением поднялся. – Жду тебя вечером восемнадцатого, открою портал.
– Договорились.
Он вышел.
Было слышно, как переговариваются проводники, запирая двери, как стучат по коридору каблучки припозднившейся пассажирки, потом колокол ударил трижды, и поезд потихоньку тронулся с места. Перрон пополз назад, и Марджори помахала рукой Джан-Марко Торнабуони, стоявшему там с забытым букетом, зажатым под мышкой.
Dolce far niente надоело Лавинии уже утром следующего дня.
Она повалялась на удобном диване, в который проводник превратил её постель, пока она и Марджори завтракали в вагоне-ресторане. Почитала подсунутый подругой роман, но уже на пятой странице возмущённо фыркнула и сообщила, что ни один маг, действуя подобно главному герою, не прожил бы на воле и трёх дней. Книга отправилась назад в чемодан, а Лавиния решила смотреть в окно.
Пейзаж стал казаться однообразным через полчаса.
Туннель Симплон, именем которого был когда-то назван этот поезд, вызвал некоторое оживление среди пассажиров: экспресс остановили, его тщательно осмотрели стражники с собаками, а потом ещё и группа магов. Среди магов госпожа Редфилд заметила знакомого и совсем уже было собралась выйти и поболтать, но сочла, что отвлекать служащего от работы было бы неправильно, и со вздохом осталась на месте. Потом она вспомнила, что Джан-Марко отдал ей на рецензирование свою статью для «Вестника магической экспертизы», счастливо улыбнулась, потёрла руки и занялась делом.
Лютеция встретила их мокрым снегом и пронизывающим ветром, но это госпожу Редфилд вовсе не беспокоило – она была дома, в городе, где жила давным-давно, с тех самый пор, как умер её последний, четвёртый муж. Ну, не умер, а погиб, они оба были боевыми магами…
Она погрузила Марджори и её чемоданы в экипаж, сунула туда же свою дорожную сумку, а сама открыла портал домой, в свой особняк на берегу Сены.
Пусть погода гадкая, зато у неё в саду под магическими колпаками расцвели крокусы! Кстати, надо не забыть подзарядить амулеты, поддерживающие купол над клумбой…
Дворецкий Бакстон подал чай и булочки, приехавшая Марджори ушла к себе, попросив не беспокоить, в камине горели яблоневые дрова, и жизнь была простой и правильной.
Пока из горы почты не вывалилось письмо в конверте из веленевой бумаги с нарисованным гербом – лисьей мордой. Лавиния застонала сквозь зубы…
«Драгоценная синьора, вы говорили, что сможете дать Лауре рекомендации к вашим друзьям в Нувель-Орлеане. Это предложение остаётся в силе? Расплата по долгам за мной не задержится. Всецело ваш, Паоло Гвискарди, Архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже».
– Н-да… Ничего не поделаешь, действительно говорила. Кто меня тянул за язык? Ладно, в конце концов, это не так и сложно.
В Нувель-Орлеане у неё и в самом деле были отличные знакомые: мэр города и его помощник, а также глава местной Школы магии. Лавиния заколебалась, кому же лучше писать, потом махнула рукой и решила отправить просьбу всем. Оперный театр – важная для города культурная единица, пусть радуются, что юная талантливая певица из Старого света решила обратить на них своё внимание!
Вечер незаметно перешёл в ночь, но спать не получалось, чего-то не хватало. Наконец, ей удалось угомониться, и уже на грани сна Лавиния поняла: ей недостаёт плеска воды в канале под окном и гортанных окриков гондольеров.
На все дела, которые нужно было сделать в Лютеции, у неё было два дня, шестнадцатое и семнадцатое января. Ну ладно, ещё первая половина восемнадцатого, потому что вечером этого дня Джан-Марко откроет портал, и она перейдёт в Венецию.
Утром шестнадцатого её разбудил магвестник, присланный Ризардоло: Ящер обещал ответить на её вопросы и сделал это. Птичка была куда больше обычной, прямо не воробей, а хорошо упитанный голубь, и коммандер с интересом развернула письмо. Два листа, исписанных чётким ровным почерком. Синие чернила, старомодное перо.
«Дорогая Синьора! Как вы догадываетесь, мне в моём положении неловко было бы обращаться к вам как положено, по титулу и должности. Конечно, можно было бы найти вам прозвище на нашем старом лагунном диалекте, и я этим непременно займусь на досуге. Пока же, с вашего позволения, буду именовать вас так, как сицилийцы именуют Этну: Синьора. С заглавной буквы… – Лавиния хмыкнула: сравнение с вулканом было остроумным, немного льстило и отчасти таило насмешку. – Итак, я пообещал ответить вам на несколько вопросов, и делаю это. Начну, с вашего позволения, с последнего – не появлялся ли на Сицилии Франко Фальеро, драматический тенор? Нет, Синьора, не появлялся! Более того, этого имени не слышали ни в одном из достойных внимания оперных театров Лация, от Медиоланума до Рима и от Рима до Генуи. Конечно, хороший певец может и обойтись без контракта с театром и выступать самостоятельно, на тех площадках, который он сам найдёт, или же предложит ему агент. Но Фальеро не звучал нигде. Остался ли он в Венеции? Очень возможно, я бы на его месте так и сделал. Жив ли он? Тьма его знает, не возьмусь предполагать! Интуиция мне подсказывает, что мы о нём скоро услышим, но этой даме не всегда можно верить…
Далее.
Специалист по рунной магии у меня есть, но с нумерологией он знаком мало, в чём и сознался. Поэтому простите, тут я помочь не смогу.
Что пострадает в сестьере Кастелло, если случится наводнение, которое захватит и его? О, Синьора, об этом лучше спрашивать вашего коллегу и друга, поскольку значительная часть земли и воды в этой части города принадлежит семье Торнабуони. Я же могу лишь сказать, что сестьере Кастелло – чуть ли не самая высокое место в Венеции, и если уж и его затопит, из воды будут торчать лишь купола Сан-Марко.
Шучу.
Но… Вы помните, что я много лет был моряком, и прошёл путь от юнги до капитана. Уверен, что большое наводнение чревато столь же значительной отливной волной. И пойдёт эта волна на юг, в сторону Кьоджи. Что находится в Кьодже – большой секрет, но уверен, синьор Торнабуони его знает. Я бы рекомендовал найти кого-то, кто занимается расчётами течений, и задавать вашему другу вопрос, имея эти расчёты в руках.
И последнее: я не знаю точно, кто именно отдал приказ считать причиной крушения моего корабля природный катаклизм. В тот момент, как вы можете догадаться, я лежал без сознания, и маг-медик спорил над моим телом с похоронной командой… Знаю лишь, что моего второго помощника (первый не выжил) допрашивала объединённая комиссия из представителей Совета двенадцати и Службы магбезопасности. И именно эти синьоры сочли тайфун отличным объяснением, с которым и вышли Urbi et Orbi.
За сим остаюсь всецело в вашем распоряжении, Синьора, всегда ваш Ризардоло.
P.S. К вопросу о решении моём и Денизы касательно учёбы я вернусь чуть позже в отдельном письме. Спасибо».
Отчего-то это письмо, написанное таким старомодным, и в то же время ясным языком, произвело на Лавинию сильное впечатление. Она решила его перечитать, но в этот момент оба листа бумаги вспыхнули холодным пламенем и осыпались ей на колени серым пеплом.
– Собственно говоря, синьор Ризардоло, – проговорила она, отряхивая пижамные штаны, – вы практически ничего мне не сказали. Ни одного факта, кроме того, что Фальеро не видели в Палермо, и что некие секреты скрываются в какой-то Кьодже. Это надо уметь, так ответить на вопросы, чтобы не дать никакой информации и в то же время оставить ощущение, что оказали услугу. О да, это надо уметь… Ну да ладно, не слишком-то я рассчитывала на вашу помощь.
Беседу с отсутствующим собеседником прервал дворецкий, постучавший в двери спальни.
– Доброе утро, мадам! – почтительно поклонился он. – Ваш чай.
– Давайте, Бакстон, – махнула рукой Лавиния. – И попросите Марджори ко мне зайти.
Бакстон неодобрительно покосился на размазанный по пижаме пепел и осторожно водрузил ей на колени поднос с заварочным чайником, сливочником, чашкой тонкого фарфора и тарелочкой, на которой лежали два подсушенных ломтика кекса с изюмом. Дополняла натюрморт вазочка с букетиком крокусов.