Внезапно процесс остановился. Произошла закупорка шланга. Доцент Яковлев, вращая глазами, поручает мне прочистить шланг. Я иду к крану, где моются инструменты, начинаю мыть шланг, пытаясь вытряхнуть из него говно. Вдруг чую, за спиной – САМ.
– Твою мать, что ты его трясешь?! Это же чистая операционная!
– Так больше негде, Владислав Геннадьевич!
– Знаю, что негде! Дай я сам!
Яковлев берет шланг, ловким движением вставляет его в патрубок крана и нервно открывает воду. Происходит взрыв. Все вокруг в говне. Я, в ослепительно-коричнево-белом халате, белые стены предоперационной в коричневую крапинку, доцент Яковлев – вообще весь в говне, включая бородку клинышком. То есть абсолютно все.
Доцент Яковлев посмотрел на меня. На себя в зеркало. Зачем-то спросил, как меня зовут, и скомандовал: «В душ, блядь!» После душа я и доцент Яковлев, вновь в ослепительно-белом, заняли исходные позиции. После эвакуации еще пяти килограммов каловых масс возник дефицит тары. Все пять литровых контейнеров вакуумного отсоса были заполнены говном. Тары не хватало. Было принято решение использовать вакуум по открытому контуру с привлечением подручной посуды. Каловые массы складировались в тазики, кастрюльки и прочую посуду, найденную в оперблоке. Вонь стояла невыносимая. Создавалось впечатление говенного апокалипсиса. Когда процесс эвакуации каловых масс закончился, в операционной осталось совсем мало людей, да и те, время от времени, выходили «подышать». Говно было везде. Чистая операционная, гордость отделения, превратилась в пещеру из говна. А я был ее почетным Али-Бабой.
Пациентку увезли выздоравливать, хирурги, привычные к говну, с флегматичным видом удалились восвояси. Остались двое: я и Слава Яковлев. Он – потому что заведующий отделением, а я – потому что кто-то должен был убирать все это дерьмо.
– Денис, посыпь все хлоркой и иди спать, – сказал Слава Яковлев. Голос его дрожал. – Пиздец операционной! Все плановые операции на завтра отменить! Завтра вызовем дезинфекцию.
Наутро, зайдя в операционную, я обнаружил, что кучки говна, засыпанные хлоркой, превратились в сталактиты. То есть окаменели. Но это была уже не моя проблема. Дежурство закончилось.
С тех пор Слава Яковлев стал меня замечать. Он первым здоровался в коридоре на зависть интернам! Мы вместе ходили курить к нему в кабинет, где он рассказывал байки и однажды даже научил меня вязать хирургические узлы. Позже, через год, на экзамене по акушерству и гинекологии, который я сдал на «отлично», он подмигнул мне и спросил, не хочу ли я продолжить обучение по специальности на кафедре.
Так я стал хирургом-гинекологом. И учеником Славы Яковлева.
Особенности родов у английских дам высшего света
Еще не перевелись в Южном Девоншире носители знатных фамилий, отпрыски пэров и, возможно, даже прямые потомки сэра Чарльза Баскервиля, сохранившие благороднейшие манеры и говорящие на таком изысканном английском, что хочется взять блокнот и записывать за ними каждое слово, чтобы потом при случае щегольнуть на одном из госпитальных балов. Однако неумолимый ход времени все же накладывает отпечаток и на незыблемые английские традиции. И вот яркое тому подтверждение.
Джессика и Джонатан, утонченная молодая пара с ярко выраженными врожденными аристократическими замашками, говорящие по-английски словно персонажи сериала «Дживс и Вустер», пришли к нам рожать своего первенца, тоже потенциального отпрыска знатной фамилии, между прочим. Было все, что по всем аристократическим канонам должно сопровождать рождение первенца, а именно: толщиной с «Войну и мир» план родов, расписанный поминутно, распечатанный на бумаге «Конкера» (двадцать фунтов стерлингов за пачку, с водяными знаками) и обрамленный в шикарную кожаную папку с серебряными уголками. Записи в том фолианте были примерно такие: «Когда начнутся первые схватки, я бы хотела, чтобы сестры милосердия принесли мне чашку свежезаваренного чая „Эрл Грей“, чтобы набраться сил перед родами». Или, к примеру: «Я бы хотела, чтобы роды проходили как можно более естественно, и ни при каких обстоятельствах не даю своего согласия на использование эпидуральной анестезии[5], так как это противоречит моим представлениям о нормальных родах…»
Была там и стереосистема «Боуз» с расслабляющей музыкой, и голубой свет, создающий атмосферу благолепия в затемненной родильной комнате, напрочь вырубающий и без того сонную акушерку Дженни, которая вернулась вчера в два часа ночи с дружеской попойки и пыхала все утро таким факелом, что увяли к черту все хризантемы на отделении; и заготовленные две бутылки в позолоченном ведерке, и лепестки роз для бассейна… Ну, в общем, подготовились на славу… Остались сущие мелочи – родить малыша.
Первые неприятности начались с первыми серьезными схватками… Вместо того чтобы отведать бодрящего чаю с лепестками роз, Джессика спокойным ровным голосом сообщила всем о своем твердом решении выброситься из окна, если ей сию минуту не сделают эпидуральную анестезию. Для этого был вызван анестезиолог, который согласился организовать «эпидуралку» при условии, что дама вылезет из бассейна. После оживленных переговоров все пришли к решению, что анестезиолог в бассейн не поместится, и лучше всего проводить анестезию на кровати. После эпидуральной анестезии вновь заструился голубой свет и замяукала в магнитофоне приятная расслабляющая музыка.
Большего внимания заслуживает второй период родов… Несмотря на эпидуральную анестезию, потужной период может быть достаточно болезненным, и разные женщины ведут себя в нем по-разному. Кто-то кричит благим матом, так что пролетающие за окном птицы падают замертво, кто-то, сжав зубы, тужится сквозь боль, кто-то требует немедленного кесарева сечения, кто-то просто сдается и впадает в тихое запредельное отчаяние… Но у аристократов, как выяснилось, все иначе…
Вот такой примерно диалог, который я не побоюсь назвать классическим, произошел между мной и Джессикой непосредственно перед рождением ее ребенка.
– Джессика, я должен заметить, что шейка вашей матки полностью раскрылась и голова ребеночка вот-вот покажется на свет.
– Очень мило с ее стороны, надеюсь, вы останетесь с нами до конца и проинформируете меня о том, что пора тужиться.
– Несомненно. Тем более что тужиться необходимо, как только вы почувствуете, что начинается схватка.
– ААААА!!!! (Схватка!) ААААА!!!!! Извините.
– Вам совершенно не стоит извиняться, это вполне нормально – так себя вести в родах.
– Извините, что информирую вас об этом, но боюсь, что я обкакалась.
– Очень хорошо. Мы позаботимся об этом, вам не о чем волноваться.
– Благодарю вас. Вы очень добры. Я не волнуюсь, просто обычно я делаю это без свидетелей.
– Не сомневаюсь.
– АААА!!!! (Схватка!) ААААА!!!! Извините.
– Наберите полную грудь воздуха и потужьтесь!
– !!!!!!!!!!!!!
– Отлично, голова уже родилась. Теперь нам надо родить плечики и туловище!
– Доктор, будьте откровенны со мной. Надеюсь, что волосы у малыша не рыжего цвета?
– Нет, мадам. Могу вас заверить.
– Очень хорошо. Не будете ли вы так добры усадить Джонатана на стул. Это не его обычный цвет лица…
Джонатан тем временем, с лицом белого цвета, неуклонно сползает по стенке на пол, его подхватывает акушерка.
– !!!!!!!!!! (Схватка!)
Родившегося мальчика подносят к Джессике. Ни тени эмоций на лице, кроме одной-единственной мелькнувшей слезы, пробежавшей по щеке так быстро, как будто бы ее и не было…
– Good afternoon, baby boy!
– Уааа-уаааааа!!!!!!
Самым интересным неожиданно оказался последний диалог, когда родили плаценту, зашили небольшой разрез на промежности, привели в чувство счастливого отца семейства и разлили «Боллинджер» по бокалам. Джессика все еще находится в родильном кресле с ногами на подставках и десятком подушек под головой.
– Посмотрите, Джесс, вашего огромного живота больше нет!
– Blimey! I can see my bits now, can I not?[6]
– You can indeed![7]
– Thanks for your help.[8]
Да… Леди во всем, ну что тут скажешь…
Эсс Пушкин, или Трудности перевода – 1
Завелась у нас как-то в клинике девушка-докторесса из Москвы по имени Светлана. Она закончила ординатуру по гинекологии дома, вышла по Интернету замуж за английского электрика и приехала в Англию жить и сдавать экзамены на медицинскую лицензию. Сдача медицинских экзаменов в Англии – процесс, требующий не только большого ума, но также самоотречения, времени и усердия, поэтому параллельно с сидением за учебниками Светлана приходила два раза в неделю к нам в клинику, где ей было дозволено сидеть с докторами на приеме и наблюдать за работой родильного отделения и операционной.
Так вот, работаю я с утра в родильном отделении, а Светлана, миловидная блондинка из Москвы, ходит за мною хвостом и задает вопросы. К обеду, когда мы закончили обход и плановые операции, нас выловил мистер Данкли, заведующий отделением, великий профессор, ценитель русской литературы и, как выяснилось, большой любитель поболтать с интересными блондинками из Москвы.
– Хеллоу, Дэннис! Хеллоу, Свэтлана!!!! – начал свой многочасовой диалог мистер Данкли. Я сразу сообразил, что сейчас начнется «про Солженицына, перестройку и КГБ», и, ловким движением подтолкнув Светлану вперед, попытался незаметно исчезнуть из поля зрения профессора. Однако дальнейшее настолько заинтересовало меня, что я остался послушать.
– Свэтлана! Как вы находите нашу клинику? Набираетесь ли вы здесь полезного опыта для вашего экзамена на лицензию?
– Да, мистер Данкли, – перешла Света на русский английский. – Мне очень нравится в клинике! Итс сач э привеледж фор ми то би эйбл ту си зе верк оф сач э биг гайниколоджикал асс, лайк ю, мистер Данкли!