— Маркелов, если ты действительно смоешься отсюда на шлюпке, я с ума сойду от любви к тебе. Фантастика! Один в море! Чистый Хемингуэй. «Старик и море»… — от этих ассоциаций она вдруг всхлипнула и, давя в себе рыдания, прошептала: — Ты обязательно выплывешь. Не может Маркелов взять и утонуть, как простой смертный.
— Я тоже так думаю, — согласился Илья Сергеевич. — Развязывай.
Татьяна все еще колебалась, но в ее пьяном воспаленном мозгу уже возник образ одинокого героя, мужественно предпочитающего бурлящую морскую пучину жалкой участи уголовника.
Шторм еще накатывал на палубы, кренил корабль на бок, задирал его нос, но постепенно терял свою мощь и кураж. Татьяна медлила. Она знала, что Маркелову верить нельзя, но в данный момент очень хотелось поверить.
Дверь из туалетной комнаты открылась. Стоя на коленях, бледный, с черными синяками под глазами, выглянул Шкуратов. Он не мог подняться, но предупредил Татьяну:
— Не смей его развязывать…
Корабль качнуло, и Егор вынужден был снова бороться с приступами рвоты.
Маркелов сильно ударился о стену головой и застонал. Татьяна подползла к нему. Глаза Ильи Сергеевича, и без того глубоко посаженные, казались далекими и яркими, словно морские маяки.
— Помоги мне… не связывай свое имя с преступником… я уйду, я доберусь до Турции. Там попрошу убежища. Вернусь в свой офис на Кипре. Скандал утихнет, про меня забудут. Потихоньку откуплюсь и, кто знает, может, судьба еще подарит нам встречу?
Татьяна дрожащими руками принялась разматывать веревки. Сначала освободила Маркелову ноги, потом, с большим трудом, затекшие руки. Илья Сергеевич продолжал лежать.
Шкуратов совершил новую попытку появиться в каюте. На сей раз более удачную. Он сумел подняться на ноги, добрался до всклокоченной постели и сел на нее.
Маркелов перекатился поближе к столику с торшером, на котором лежал автомат. Егор не обратил на его перемещение никакого внимания. Зато Татьяна заявила, что освободила Маркелова, потому что он поклялся покинуть корабль.
— Сдурела! — крикнул Шкуратов.
Илья Сергеевич вскочил и схватил автомат. С двух сторон к нему бросились Татьяна и Шкуратов.
— Назад! — заорал Маркелов. — Пристрелю, как собак!
Совсем было присмиревший шторм напомнил о себе, резко накренив судно на бок. Шкуратов отлетел к стене. А Татьяна, ухватившись за дуло автомата, удержалась на ногах и принялась вырывать его из рук Маркелова. Тот снова закричал:
— Отойди! Дайте выйти, иначе пристрелю!
Шкуратов мгновенно осознал угрозу и решил подобраться к бизнесмену сбоку, чтобы выхватить автомат. Тот заметил, но повернуться навстречу артисту ему мешала вцепившаяся в дуло Татьяна.
— Отойди! — заорал он. Его голос поглотил шум обручившейся на корабль воды.
Татьяна, падая, увлекала за собой Маркелова, и в этот миг раздалась короткая очередь. Она, взмахнув руками, рухнула на пол. Маркелов по инерции сделал шаг вперед, споткнулся о ее ногу и упал, выронив автомат.
Первым после выстрелов пришел в себя Шкуратов. Он подскочил к валявшемуся автомату, схватил его и, не успев выпрямиться, получил удар ногой в голову от растянувшегося поперек Татьяны Ильи Сергеевича. Не обращая внимания на истекавшую кровью Татьяну, Маркелов вскочил и бросился из каюты.
Шкуратов, сжимая в руке автомат, поднялся и кинулся вслед за ним.
Он заметил, как, пробежав по коридору, Маркелов свернул налево. Через несколько секунд Егор почти настиг его на нижней палубе, но Илья Сергеевич увернулся, и артист, боясь потерять его из вида, нажал на гашетку.
Пули пошли веером, Маркелов упал на мокрый заклепанный пол. Тяжело дыша, Шкуратов подбежал к нему. Держа автомат наготове, закричал:
— Вставай, падла! Иди к шлюпке!
Маркелов молча повиновался.
Они, под обрушившимся с неба проливным дождем, в полном одиночестве добрались до кормы. Там, грозя сорваться со стропил, болталась одна из шлюпок.
Шкуратов указал на лебедку аварийного ручного спуска:
— Быстро опускай!
— Егор! — взмолился Маркелов. — Это же верная смерть!
— А Татьяна, которую ты пристрелил? Лучше пошел в шлюпку. У меня рука не дрогнет!
Илья Сергеевич дрожащими руками схватился за лебедку. Шкуратов подошел с другой стороны и, понятия не имея, как спускать шлюпку на воду, нажал на красную кнопку. Стропила перегнулись за борт, и шлюпка начала медленно опускаться.
— Прыгай! — заорал артист и, видя нерешительность Маркелова, дал короткую очередь в его сторону.
Илья Сергеевич одним махом перелетел в шлюпку. И через секунду скрылся в черной тени борта. Шкуратов не стал дожидаться, пока он отцепит железные троса, и побежал в каюту, где лежала истекавшая кровью Татьяна.
Возле нее он застал опустившегося на колени графа. Рядом суетилась гречанка-медсестра и мрачно из кресла взирал на происходящее Леонтович.
— Жива? — задыхаясь от бега, спросил Шкуратов.
Павел кивнул головой.
— Правую грудь прострелил, — уточнил шоумен. — Крови много.
В дверях появился Апостолос в сопровождении судового доктора.
— Кто стрелял? — рыкнул адмирал.
— Маркелов, — не оборачиваясь, сообщил Павел.
Апостолос развернулся и скрылся за дверью. Доктор, наоборот, поспешил к раненой.
Татьяну приподняли, перенесли на привезенную каталку, и два матроса спешно доставили ее в госпитальный отсек. Доктор приказал никого не впускать и занялся обработкой раны.
Павел, Леонтович и Шкуратов, несмотря на хлещущие струи дождя, пошли на корму к стропилам, с которых Егор приказал спустить шлюпку.
Они долго смотрели вниз, но ничего, кроме болтающихся железных тросов, не обнаружили. Скорее всего, шлюпка, коснувшись воды, сама оторвалась от них и осталась далеко за кормой.
— Это верная смерть… — констатировал Леонтович.
— Так ему, подонку, и надо, — плюнул за борт Шкуратов.
— Жалко, что напоследок не всадил ему пулю в лоб, — пожалел граф.
Они стояли молча, не замечая проливного дождя. Говорить, собственно, было не о чем. Каждый чувствовал себя ответственным за случившееся, но никто из них не испытывал особой радости от сознания, что Маркелов навсегда канул в бездну.
Также молча они разошлись по своим каютам. Шторм окончательно потерял напор и оставил в покое измученный корабль.
Глава двадцать шестая
Апостолос остаток ночи провел в кают-компании. Он несколько раз заставлял старшего охранника повторять рассказ о медсестре, сумевшей их разоружить и запереть в госпитальной каюте. Выбраться оттуда им помог шторм, накренивший судно, благодаря чему железный шкаф и подпиравший его стол сдвинулись и освободили дверь каюты.
При их разговоре присутствовал улыбающийся Лефтерис. Он посоветовал вызвать Ницу. Медсестру подняли с постели и сонную притащили в кают-компанию.
— Не она, — лаконично определил старший охранник.
Ница долго не хотела признаваться, где и с кем провела время, чем окончательно вывела из себя Апостолоса. Он вскочил из-за стола и, яростно топчась на месте, предупредил:
— Или говоришь правду, или отправишься в полицию как пособница преступлений, творящихся на корабле!
Нице пришлось сознаться, в результате чего в кают-компанию немедленно был доставлен возмущенный бесцеремонностью охранников Леонтович.
Апостолос резко сменил гнев на милость и почти ласково принялся расспрашивать шоумена о его отношениях с медсестрой.
— Я не собираюсь отчитываться перед вами и рассказывать о своих дружеских контактах. Единственное, могу подтвердить, если уж так необходимо ее алиби, что прошедший вечер Ница действительно провела в моей каюте.
— Прекрасно, — согласился Апостолос. — А кто еще был с вами?
— Никого…
— И никто не заходил? — вмешался Лефтерис.
— Не помню, — резко отсек шоумен.
Апостолос вопросительно посмотрел на Ницу. Девушка не выдержала его пристального взгляда.
— Кто-то заходил, но я в это время находилась в туалетной комнате…
— Когда это произошло? — смягчился Апостолос.
— Два раза — в начале вечера и в конце… — Ница потупила глаза, чтобы не видеть лица шоумена.
— А у вас из вещей ничего не пропало? — снова встрял Лефтерис.
На этот раз Леонтович, с пятое на десятое понимавший по-гречески, подошел к нему и спросил по-английски:
— Что вы имеете в виду? Выясняете, не вор ли я?
— Хуже, — ответил бывший пират. — Вы соучастник…
Апостолос, желая прекратить их диалог, встал между ними и задал вопрос шоумену:
— Каким образом господин Маркелов оказался в каюте господина Шкуратова?
— Понятия не имею, — пожал плечами Леонтович.
— В таком случае, остается предположить, что на корабле находится еще одна подставная медсестра, сумевшая по чьему-то поручению освободить господина Маркелова, — принялся рассуждать Апостолос.
— Понятия не имею, — изобразил полное безразличие шоумен.
— Мы найдем ее… По приметам, эта девушка должна быть похожа на Ницу, во всяком случае фигурой.
Лефтерис подкатился к Апостолосу и не таясь сказал по-гречески:
— Адмирал, мне все ясно. Этот русский специально заманил Ницу, раздел, а ее вещи передал своим сообщникам. Пока они валялись в постели, Нице было не до пилотки и белого халата, а когда Маркелова освободили, вещи подбросили назад!
— Это еще доказать надо… — задумчиво произнес Апостолос и снова обратился к шоумену: — Господин Леонтович, скажите честно, кто вас попросил: граф Нессельроде или артист Егор — передать им вещи Ницы?
Леонтович взорвался.
— Ради таких идиотских вопросов ваши дебилы будят меня среди ночи?
Апостолос не ответил, подошел к Нице, обнял ее за плечи и совсем по-отечески обратился к ней:
— Извини меня, старого, но истина важнее гордости. Отправляйся спать. У меня к тебе претензий нет. Кстати, как там подстреленная артистка?
— Спит. Господин доктор сам дежурит возле нее. Потеряла много крови, сквозное ранение правой груди. Сейчас ее состояние не вызывает опасений.