[113] о том, что, хотя исследование и не дало никаких доказательств эффективности морфина для снижения возможной боли у пчел, пчелы способны увеличить потребление питательных веществ в ответ на возросшие энергетические потребности для заживления раны.
Плодовые мушки избегают и других источников боли. Если их научить, что после определенного химического запаха их подвергнут удару электрическим током, то вскоре они станут избегать этого запаха. Когда ученые изменили порядок раздражителей[114] и шок предшествовал запаху, мухи летели на запах, очевидно, связывая его с облегчением боли после шока. При этом плодовые мушки демонстрируют и условные рефлексы второго порядка: обученные избегать запаха в сочетании с электрическим током, они учатся избегать и другого запаха в сочетании только с первым запахом[115].
Личинки мух также могут быть чувствительными к боли. Марла Соколовски обнаружила, что личинки плодовой мухи реагируют на нападения наездников, пытающихся ввести им яйцо при помощи острого яйцеклада: они сворачиваются калачиком и как бы перекатываются из стороны в сторону. То, что они аналогично реагируют на нагретый зонд[116], показывает, что это поведение характерно по крайней мере для двух разных типов боли: механического (прокалывание иглой яйцеклада наездника) и теплового.
Очевидно, в вопросе о том, чувствуют ли насекомые боль или нет, предстоит узнать еще многое. Имеющиеся на сегодня данные указывают, что насекомые обладают разумом, но расположение болевых центров и проявление боли могут отличаться от наших. Переживание боли или его отсутствие может зависеть не только от физического события, но и от ситуации. С моей точки зрения, утонуть – это ужасно, однако это часть жизненного успеха любой подёнки, или мухи-однодневки, чьи яйца и личинки развиваются только в озере или пруду. Так могу ли я приписать подёнке боль и страдания, которые мы ассоциируем с утоплением? Возможно, погибнуть в воде на самом деле приятно (или неплохо?) для подёнки, переживающей муки размножения.
Если животное способно испытывать боль, оно, вероятно, испытывает и удовольствие. Мы и здесь располагаем интригующими данными о том, что общего между насекомыми и позвоночными в том, как они получают удовольствие. Различные области мозга насекомых связаны и представляют собой взаимодействующие цепи, обладающие чувствительностью к октопамину и дофамину, соединениям, отвечающих у позвоночных за приятные (а в некоторых случаях и неприятные) ощущения.
Есть, собственно, поведение. Все знания о реакции насекомых на вознаграждение получены в ходе исследований медоносных пчел и плодовых мух. С пчелами типичный метод заключается в том, чтобы посмотреть, высовывает ли пчела язык в сторону стимула, связанного с вознаграждением в виде сахара. С мухами обычно применяется Т-образный лабиринт, где на концах расположены источники разных запахов, один из которых связан со сладкой наградой. Сенсорная система, которую задействуют пчелы, – это вкус[117], а мухи – обоняние. И здесь снова находятся удивительные параллели между мозгом насекомых и позвоночных.
Изучать чувства насекомых[118] сложнее по сравнению с млекопитающими, поскольку наблюдаешь неподвижные, лишенные выражения головные капсулы. Но это не серьезное препятствие. Один из признаков наличия переживания – степень реакции. Например, голодные плодовые мушки лучше, чем сытые, выполняют учебную задачу, за которую их награждают едой. Предположительно, это происходит потому, что они в большей степени хотят получить награду. Это наводит на мысль о мотивации[119].
Мотивационный эффект голода также влияет на реакцию мухи на страх. Когда плодовым мушкам с разной степенью насыщения и голода давали пищу, а затем подвергали визуальной «угрозе» в виде тени, проходившей над головой (тень создавали с помощью вращающейся лопасти между источником света и мухами), мухи демонстрировали защитное поведение, включая бег, прыжки или замирание на месте. То, как быстро и как часто мухи делали что-то из перечисленного, а также сколько времени требовалось рассеянным мухам, чтобы вернуться к еде, показало, насколько важна точность масштабируемости: виды защитного поведения и время возврата увеличивались с количеством и частотой теней. Похоже, тени действительно пугали мух, и мухи становились осторожнее. В соответствии с эмоциональной реакцией на еду, более голодных мух (голодавших в течение дня) было труднее отпугнуть. Наконец, когда мухи попадают в стрессовую ситуацию, из которой не могут выбраться[120], они проявляют реакцию «выученной беспомощности», хорошо известную из исследований на грызунах, – и сдаются. Авторы этого исследования – группа американских ученых во главе с Уильямом Гибсоном из Калифорнийского технологического института[121] – не спешат называть переживания плодовых мушек эмоциями, взамен применяя термин «примитивные эмоции», аналогичные страху.
Учитывая дерзость хищнических и паразитических привычек некоторых мух, стоит задаться вопросом, всегда ли способность чувствовать страх адаптивна. Это может зависеть от типа мухи и ситуации. Рассмотрим самку комара, чья миссия состоит в том, чтобы приблизиться к млекопитающему, вонзить в него хоботок и выпить кровь из большого, разумного, бдительного животного, хлопающего по себе хвостом или руками. Возможно, это самая опасная задача в природе. Если бы комары слишком сильно боялись того, что их прибьют, они бы массово умирали с голоду. Но некоторый страх и осторожность могут сослужить им хорошую службу. Они стремятся застать свою жертву врасплох, а мы стандартно пытаемся осторожно подкрадываться к комарам и слепням.
Можно предположить, что животные, способные ухаживать за противоположным полом, учиться и испытывать страх, проявят индивидуальность. Индивидуальные различия личности так же важны для эволюции, как виноград для вина. В конце концов, как бы действовал естественный отбор, если бы выбирать было не из чего? Тем не менее нельзя ожидать, что мы увидим тонкие черты личности у относительно простых животных или у растений. Идея о том, что у амебы или ленточного червя может быть личность, кажется притянутой за уши, но мухи физически и бихевиорально более сложны.
Чтобы проверить наличие личности у плодовых мушек[122], исследовательская группа из Института Роуленда при Гарвардском университете разработала автоматическое устройство под названием FlyVac, измеряющее фототаксис, одновременную реакцию нескольких отдельных мух при движении на свет или от него. Несмотря на то что выбор конкретной мухи (свет или темнота) в одном испытании не давал полного представления о ее выборе в последующих, в ходе 40 последовательных экспериментов, проведенных с каждой мухой, выявились своеобразные модели выбора света или темноты. К удивлению ученых, личные предпочтения отличались у разных особей в пределах ряда генетических штаммов, включая практически идентичные штаммы мух (полученные путем инбридинга), выращенные в идентичных условиях. В ходе исследования обнаружили, что фототаксис у плодовых мушек не имеет генетической основы и сохраняется в течение всей взрослой жизни мухи (около четырех недель). Как бы в подтверждение этого мухи, полученные в результате инбридинга, проявляли более высокую изменчивость, чем более генетически изменчивые штаммы. В исследовании использовали 17 600 мух, что и послужило стимулом к созданию автоматизированного устройства. Нельзя позавидовать ученым, работавшим с FlyVac и использовавшим «удары», чтобы загнать муху обратно в стартовую трубу Т-образного лабиринта (перед началом нового испытания), где снижающая травматический эффект «вакуумная ловушка» ловит муху на «воздушной подушке». (Я не знаю о вас ничего, но я бы с подозрением отнесся к идее, что мне нужно войти в устройство, оснащенное «снижающей травматический эффект вакуумной ловушкой».) Удивительно, что мухи вообще двигались вперед, хотя да, делали это все с меньшей охотой по мере продолжения испытаний.
Если мухи проявляют индивидуальность в своем влечении или отвращении к свету, могут ли они проявлять ее в ответ, скажем, на запахи или ориентиры на местности? Это еще никто не проверял, однако, учитывая исследования на FlyVac, можно сделать вывод, что личностные черты у животных заложены довольно глубоко. Авторы исследования отмечают[123], что «наблюдали это явление даже у насекомых, пойманных в дикой природе, например у долгоносиков, обитающих на белом клевере, что убедительно свидетельствует о том, что поведенческие особенности [личность?] свойственны всем».
Может показаться, что интерпретировать индивидуальные различия в стремлении к свету как нечто родственное личности – значит выдавать желаемое за действительное. Я тоже так думаю. Мне кажется, что личность предполагает совокупность индивидуальных различий в разных, но связанных ситуациях. Однако по мере роста интереса к описанию личностных черт у разных животных насекомые все больше удивляют. И это случается уже не в первый раз.
Каковы же последствия того факта, что насекомые разумны? На протяжении всей истории мы недопонимаем и недооцениваем животных. С тех пор как Аристотель в IV веке до н. э. провозгласил о том, что, скорее всего, уже было широко распространенным предположением – что люди выше других созданий, – мы относимся к себе с большим уважением, чем ко всем остальным творениям (хотя и уступаем Богу и ангелам). Это тщеславное отношение усилилось в XVII веке, когда влиятельный французский философ Рене Декарт рассуждал, что животные, кроме людей, предположительно лишены способности мыслить, чувствовать, и у них нет души, то есть они, по его мнению, представлялись не более чем сложными машинами, и, следовательно, не имели права на то, чтобы о них переживали.