– Вы хотите, чтобы я написал расписку.
Тощий мужчина улыбнулся.
– Нет, конечно. Мистер Боггз также сказал, что остальное он принесет сам.
– Поблагодарите за меня мистера Боггза.
– Обязательно, сэр, – тощий мужчина повернулся и двинулся к лифту.
Я закрыл дверь.
– Что там? – спросил Падильо.
– Деньги. Много денег.
Я подошел к дивану и отдал ему пакет.
– У них не хватило времени, чтобы завернуть их. Падильо взял пакет и вывалил его содержимое на кофейный столик. Горка из пачек пятидесяти– и стодолларовых банкнот радовала глаз.
– Ты не хочешь пересчитать их? – спросил Падильо.
– В столь ранний час арифметика мне не по зубам. Дальше девятнадцати мне не продвинуться.
Падильо откинулся на диванные подушки, закрыл глаза, приложил руку к левому боку.
– О-ох.
– Убедительности недостает.
– Тут должно быть тридцать семь тысяч пятьсот долларов.
– Хорошо. Я их пересчитаю.
Пятидесятидолларовые банкноты лежали в пачках по тысяче долларов каждая. Я насчитал их пятнадцать. Стодолларовые – в пачках по две тысячи. Таких оказалось одиннадцать. Две стодолларовые банкноты и шесть по пятьдесят долларов в сумме составили оставшиеся пятьсот.
– Все сходится. Ты хочешь, чтобы я разделил их на три части?
Падильо сидел, не шевелясь. Бледность проступила даже сквозь сильный загар.
– Половину – в одну часть, оставшиеся деньги – пополам. Ты помнишь.
Я произвел в уме необходимые вычисления.
– Деньги слишком крупные. Одна четверть – девять тысяч триста семьдесят пять долларов.
Падильо по-прежнему не открывал глаз.
– Раздели приблизительно.
Я прогулялся на кухню за кофе, а Падильо тем временем подтянул к себе телефон. Набрав номер, он произносил несколько слов и вновь начинал крутить диск. И когда я вернулся, он уже заканчивал последний разговор. Положив трубку, посмотрел на меня.
– Поговорил с Прайсом.
– Какой у него голос?
– Сонный и жадный.
– А как остальные?
– Придут в одиннадцать.
– А в чем мы их понесем? – я мотнул головой в сторону кофейного столика.
– У тебя есть какой-нибудь портфель?
– Скорее всего найдется.
В спальне я открыл стенной шкаф и вытащил «дипломат». Кто-то когда-то подарил мне его, но я так и не нашел повода воспользоваться им, а потому убрал с глаз долой. «Дипломат» внушал уважение. Черная кожа, хромированные замки. Работай я в какой-нибудь конторе, обязательно носил бы в нем ленч.
Вернувшись с добычей в гостиную, я поставил «дипломат» на кофейный столик, рядом с пачками денег.
– А резинки у тебя есть?
– Фредль их сохраняет. На дверной ручке на кухне.
Я принес три резинки, отдал Падильо, тот обтянул ими разложенные мной по стопкам деньги, сложил их в «дипломат», опустил крышку и защелкнул замки.
– Ключ я потерял, – предупредил я.
– Это неважно.
Опять прозвенел дверной звонок, и я вопросительно посмотрел на Падильо.
– Дом твой, – ответил он на мой немой вопрос.
– Но приходят-то к тебе.
Я пересек гостиную, открыл дверь. Увидел мужчину в пиджаке спортивного покроя, синей рубашке с отложным воротником, серых брюках и с тремя вертикальными морщинами на лбу. Морщины свидетельствовали о том, что мужчина думал. Звали его Стэн Бурмсер, и в свое время он мог послать Падильо в Европу и указать, что должен тот делать по прибытии. Я не видел его больше года. Последняя наша встреча произошла в Бонне, и три вертикальные морщины присутствовали на его челе и в тот раз. Похоже, процесс мышления поглощал у Бурмсера немало времени.
– Привет, Бурмсер.
Он улыбнулся, и морщины исчезли. Правда, дружелюбия в улыбке было не больше, чем в пятом по счету письме банка, напоминающем о просрочке платежей.
– Я ищу Падильо.
– Вы у цели, – я отступил назад, держа дверь открытой. – К тебе некий мистер Бурмсер, – предупредил я Падильо.
Он не поднялся с дивана, не произнес ни слова. С непроницаемым лицом наблюдал за приближающимся Бурмсером. Тот остановился перед Падильо, засунув руки в карманы. Покачался на каблуках, сверля Падильо взглядом.
– Два дня тому назад нам сообщили о вашем возвращении.
Падильо кивнул.
– По-прежнему дружите с ФБР.
– Вот-вот. И вы решили заглянуть ко мне с утра пораньше, чтобы лицезреть меня лично. Вы опоздаете в воскресную школу.
– Я католик.
– Странно, по вам этого не скажешь.
– Все те же старые шуточки.
– Привычка – вторая натура, знаете ли.
– А я припас для вас новую. Такую хорошую, что мне не терпелось поделиться ею с вами. Потому-то я и заявился к вам.
– Я слушаю.
– Вас внесли в черный список, Падильо.
– Что тут нового. По-моему, я числюсь не в одном списке и не один год.
– Но в этот вы попали впервые. Англичане приговорили вас к смерти.
– Если в они это сделали, то не стали бы ставить меня в известность.
– Вы не единственный, кто перевербовывал агентов.
– Разумеется, нет.
– В этом-то самое забавное.
– Держу пари, сейчас вы поделитесь с нами самым смешным.
Ухмылка Бурмсера стала шире.
– Совершенно верно. Поделюсь. Они поручили пристрелить вас агенту, которого вы перевербовали. Филипу Прайсу.
– А чего они так обиделись на меня? – спросил Падильо. Волнения в его голосе не чувствовалось. С той же интонацией он мог спросить, почему автобус останавливается здесь, а не кварталом дальше.
– Не знаю. Да и какое мне, собственно, дело.
– Тогда почему же вы приехали в такую рань из Маклина?
– Я живу в Кливленд-Парк.
– Осенью там, должно быть, чудесно.
– Прайс – профессионал. Вы с ним работали. И знаете, что он способен на многое.
– Он также работает и на вас.
– Правильно, работает.
– Вы можете зажечь перед ним красный свет.
– Могу, но тогда англичане засыпят его вопросами, интересуясь, почему он не выполнил поручение. То есть велика вероятность его разоблачения. А он приносит немало пользы. И нам бы не хотелось что-либо менять.
– А от меня толку нет, – покивал Падильо.
Бурмсер перестал улыбаться.
– Для нас вы не существуете, Падильо. В архивах нет ни единого упоминания о нашем сотрудничестве. Мы об этом позаботились.
– Неужели ни одного?
– Будьте уверены.
Теперь заулыбался Падильо.
– Вам пришлось перелопатить кучу бумаг. За те годы я много чего понаделал под вашим чутким руководством. А зачем вы мне все это говорите?
– Выполняю указание.
– Должно быть, в вашем заведении у меня еще остались друзья.
– Максимум один.
Падильо пожал плечами.
– Хорошо, Бурмсер, сегодня вам поручили сыграть роль старого слепого Пью и вручить мне черную метку. Что-нибудь еще?
– Только одно: мы никогда о вас не слышали. Если вы попадете в беду, выпутывайтесь сами. Не будет ни телефонных звонков, ни подмоги. Никто нигде никогда не замолвит за вас и словечка. Вы давно этого хотели, Падильо, и вот добились своего. Для нас вы – мексиканец или испанец, незаконно проникший в страну, хотя мы не уверены и в этом, ибо, повторюсь, мы вас знать не знаем, – на том Бурмсер и закончил, тяжело дыша.
Падильо повернулся ко мне.
– Нет ли у тебя вопросов к посыльному?
– Надо бы узнать, что произошло с твоими взносами в пенсионный фонд.
Бурмсер одарил нас прощальной улыбкой.
– Я восхищен вашим самообладанием, господа. На этом позвольте откланяться, – у двери он обернулся. – В одно время, Падильо, вы знали свое дело. И вам еще и везло. Теперь вам потребуются и мастерство, и везение.
– Всем нашим глубокий поклон, – напутствовал его Падильо.
Брови Бурмсера взлетели вверх.
– Они никогда о вас не слышали.
С тем за ним и закрылась дверь.
– Роль эта ему понравилась, – прокомментировал я.
– Но он раскрыл Прайса.
– Получается, Прайс сказал англичанам, что ты собираешься застрелить Ван Зандта, а они поручили ему прикончить тебя.
– Вроде бы да.
– Неужели Прайс хотел, чтобы его похвалили и погладили по головке?
– Скорее он хотел получить денежки.
– От кого?
– От англичан. Он говорит им, что я готовлю покушение на Ван Зандта, они требуют, чтобы он меня остановил, что он и делает. Сверхплановая работа влечет за собой и дополнительное вознаграждение.
– А что потом?
– Он войдет в долю с Димеком, и они прикончат старика.
– А теперь скажи мне, как это все сочетается с нашим планом? Тем самым, что ты начертал на обратной стороне спичечного коробка.
– Более-менее, – Падильо отнес на кухню пустую чашку с блюдцем.
– В каком смысле менее? – спросил я его, когда он вернулся.
– Я не собирался делать из Прайса героя. Теперь придется.
Глава 19
Сильвия Андерхилл вышла из спальни для гостей до того, как Падильо успел познакомить меня с коррективами, которые следовало внести в наш план. Он замолк на полуслове, и мы оба поздоровались с ней.
– Я услышала, что вы с кем-то говорите, и решила, что проспала.
В то утро она надела голубой костюм из тонкой шерсти, глаза сияли, лицо дышало умиротворенностью, и едва ли причиной тому был всего лишь шестичасовой сон.
– Заходил наш давний знакомый, – пояснил Падильо. – Как видите, ненадолго.
– Давайте я приготовлю завтрак, – предложила Сильвия.
– Мне только гренок, – определил я свое меню.
– Мне тоже, – поддержал меня Падильо.
– Вы не будете возражать, если я сварю яйцо или два? – Сильвия улыбнулась. – Умираю от голода.
– Яйца в холодильнике.
Падильо последовал за ней на кухню, и вернулись они с гренками, яйцами, ветчиной и кофе. Мы уселись вокруг кофейного столика. И Падильо первым делом познакомил Сильвию с распорядком дня.
– В одиннадцать часов у нас встреча. Вы останетесь здесь. Закроетесь на все замки. Дверь никому не открывать, кроме меня и Маккоркла. Если зазвонит телефон, трубку не снимайте.
– Когда мне вас ждать?