– До салуна мы можем пройтись пешком. Или взять такси.
– С этим проблем не будет.
– Поедим, выпьем бутылку хорошего вина.
– А обо всем узнаем из завтрашних газет.
Падильо взглянул на меня.
– Но тебя это не устроит.
– Нет.
– Почему? Из-за того, что девчушка с большими глазами спасла тебе жизнь?
– Какая разница, в чем причина? Главное, что она есть.
Падильо положил на стол пару купюр.
– Пошли. Маш ждет в вестибюле.
– На чью сторону встанет Филип Прайс?
– Понятия не имею.
– Что нам предстоит?
– Постараемся удержать Димека от убийства Ван Зандта.
– Каким образом?
– Начнем с уговоров.
– А получится?
– Поживем – увидим.
К отелю «Роджер Смит» мы подошли в двадцать минут третьего. Маш сидел в вестибюле и читал «Уолл-стрит джорнэл». В черных очках. Он дважды кивнул, пока мы пересекали вестибюль, держа курс на лифт. На нас он даже не посмотрел.
Я оглядел вестибюль. Ни одного знакомого лица. Вместе с нами в кабину вошел мужчина. Нажал кнопку с цифрой 3 и вышел на третьем этаже. На десятый этаж мы поднялись вдвоем.
– Я описал Машу и Димека, и Прайса, – пояснил Падильо. – Двойной кивок означает, что Димек уже наверху. Прайс еще не показался.
На десятом этаже мы вышли из кабины лифта и направились к двери с надписью «Сад на крыше». Золотые буквы сияли на красном фоне. Открыли дверь, переступили порог и остановились, ибо увидели нацеленные на нас два пистолета.
Один, как мне показалось, «кольт», сжимал в огромном кулаке Хардман. Второй, размером поменьше, Прайс. Дверь за нами закрылась.
– Сад на крыше не работает, – нарушил затянувшееся молчание Хардман. – Сезон кончился.
Падильо посмотрел на меня.
– Твой протеже.
– Утром он был на нашей стороне, – ответил я.
Мы стояли на небольшой площадке перед лестницей, что вела на крышу. Хардман и Прайс – на пятой или шестой ступени, занимая, как говорится, господствующие высоты.
– Расслабьтесь, – посоветовал нам Прайс. – Держите руки перед собой и не спрашивайте, можно ли вам закурить.
– Я этого не понимаю, Хардман, – я смотрел на здоровяка-негра.
– Деньги, дорогой. Пятьдесят тысяч на дороге не валяются.
– Мы решили объединить наши усилия, – пояснил Прайс. – А наши африканские друзья согласились существенно увеличить положенное нам вознаграждение.
– И очень существенно, – добавил Хардман. – Я не смог устоять, – в голосе его звучали извинительные нотки.
Прайс глянул на часы.
– Ждать осталось недолго.
– Мы рассчитывали, что эта маленькая брюнетка задержит вас, Мак, – продолжил Хардман. – Почему вы здесь?
– Я ее убил.
Он понимающе кивнул, посмотрел на Прайса.
– Значит, наша доля увеличится.
– Похоже, что да.
– А как ваша жена? – спросил Хардман.
– С ней все в порядке.
– Фредль мне нравится. Я бы не хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– Можете не волноваться.
– А что случилось с вами, Прайс? – подал голос Падильо. – Я-то думал, что вариант с письмом вас полностью устроил.
– Письмо мне ни к чему.
– Хватает одних денег?
Прайс улыбнулся.
– Когда их много, то да.
Падильо отступил к стене, привалился к ней спиной. Руки он держал перед собой.
– Твой приятель Хардман никогда не попадал под суд за убийство?
– Тебе придется спросить об этом его самого.
– Так как насчет обвинения в убийстве, Хардман?
– Меня ни в чем не заподозрят, уверяю вас.
– Значит, с Машем вы все уладили?
– Маш работает на меня, не забывайте об этом.
Падильо хмыкнул, всмотрелся в Хардмана.
– Что должен был привезти Маш из Балтиморы? Героин?
– С героином я не балуюсь. Маш ездил за ЛСД. Пятьсот граммов.
– Крупная партия. Но зачем тащить ЛСД из Африки? Я-то думал, что эту отраву можно приготовить даже дома.
– Не все так просто. Полиция не дает проходу. А готовый товар расходится быстро. Пятьсот граммов вполне достаточно для приготовления пяти миллионов доз. При оптовой продаже за каждую можно взять тридцать центов.
– ЛСД вез англичанин?
– Вроде бы да.
– Но его положили в морозильник. Наверное, вместе с ЛСД.
– Я этого не знаю.
– Позвольте еще один вопрос, Хардман. Как Маш узнал, кто я такой?
– Он этого не знал. Лишь нашел в вашем кармане адрес Мака.
– Вы слишком много говорите, Падильо, – вставил Прайс.
– Вы – профессионал, Прайс. Как по-вашему, можно ли найти в моем кармане клочок бумаги с адресом?
– Разумеется, нет. Но все равно, замолчите.
– Если бумажки с адресом в моем кармане не было, скажите мне, Хардман, откуда Маш узнал обо мне и Маккоркле?
– Понятия не имею, – ответил негр.
– Вы не так глупы, чтобы не понять, в чем тут дело, – внес в разговор свою лепту и я. – Даже мне по силам сообразить, что к чему.
– Как давно работает на вас Маш? – добавил Падильо.
Хардман спустился на одну ступеньку.
– Вы хотите сказать, что Маша ко мне заслали?
– ЛСД вы не получили, не так ли? – Падильо пожал плечами. – Вместо наркотика к вам попал я. Почему?
– ЛСД у Маша?
– Замолчите вы наконец, – разозлился Прайс. – Мы уйдем отсюда через несколько минут, тогда и займетесь розысками вашего ЛСД.
– Товар стоит миллион, – возразил Хардман. – Я хочу знать, что с ним произошло. ЛСД у Маша? – спросил он Падильо.
– Нет.
– Тогда у кого?
– В казначействе Соединенных Штатов[11].
Глава 26
Красная дверь за нашей спиной распахнулась, и на площадку перед лестницей влетел Маш. Падильо, судя по всему, только этого и ждал, потому что метнулся на ступени и сшиб Прайса с ног. Хардман взмахнул ногой, целя Машу в голову, но промахнулся, и Маш проскочил мимо него. Я схватил здоровяка-негра за вторую ногу и дернул изо всех сил. Он упал, выпавший из руки пистолет загремел по ступеням. Прайс уже бежал наверх, Падильо – следом за ним. На спине Хардман пролежал не более секунды. Для своих габаритов он обладал завидной подвижностью. Я и в подметки ему не годился, хотя и весил на пятнадцать фунтов меньше.
В итоге я так и остался на площадке, а Хардман на шестой ступеньке. Он достал из кармана нож, раскрыл его. Прайс, Падильо и Маш уже преодолели лестницу и скрылись из виду.
– Вам туда не пройти, Мак. Вы останетесь со мной.
– Мне нужно на крышу.
– Я вас не пропущу.
– Хардман, у вас еще есть возможность выйти сухим из воды. Уходите. Я вас не задержу.
Негр рассмеялся.
– Вы джентльмен, не так ли? Он меня не задержит. Дерьмо собачье.
– Уходите, Хардман. У вас еще есть время.
– Никуда я не уйду, да и вы тоже.
– Мне нужно на крышу.
– По этой лестнице вы не пройдете.
Я сунул руки в карманы пальто, левой достал нож, правой – пистолет.
– Вы ошибаетесь, Хардман. Я – не джентльмен. Будь я джентльменом, я бы пошел на вас с ножом. Но я отдаю предпочтение пистолету, а потому – прочь с дороги.
– Стрелять вы не решитесь, Мак. На выстрел сбежится полиция.
– Стены и дверь звуконепроницаемы, – возразил я. – Громкая музыка не должна нарушать покой постояльцев.
– Вам не хватит духа выстрелить в меня.
– Довольно болтать.
Хардман спустился на одну ступеньку, чуть отставив правую руку. Нож он держал параллельно полу. Наверное, для того, чтобы лезвие без помех вошло между ребер.
– Дайте мне ваш пистолет, Мак, – теперь нас разделяли только две ступени.
– Вам придется меня пропустить, Хардман.
– Нет, – с улыбкой он поставил ногу на следующую ступеньку.
И все еще улыбался, когда я выстрелил в него. Только вторая пуля стерла улыбку с его лица.
– Дерьмо, – пробормотал он, сполз с последней ступеньки на площадку и затих.
Я бросился наверх. Падильо и Прайс сошлись друг с другом у раздевалки. Пистолет Прайс где-то потерял, но нож сберег, и теперь он блестел в правой руке англичанина. Падильо стоял ко мне спиной, а Прайс медленно надвигался на него, не сводя глаз с правой руки противника. Я догадался, что в ней зажат нож. Похоже, в этот день холодное оружие было в чести.
– Если ты отойдешь, я его застрелю, – предложил я.
– Я упаду на пол, а ты сможешь его застрелить, – уточнил мой план Падильо.
Я нацелил пистолет на Прайса.
– Как только он упадет на пол, я вас застрелю. У меня еще четыре патрона. Скорее всего мне хватит и одного.
– Едва ли он хочет, чтобы его застрелили, – Падильо убрал нож в карман.
Прайс посмотрел на свой, пожал плечами и бросил его на пол.
Падильо мотнул головой в сторону стеклянных дверей, ведущих в сад.
– Идите туда, Прайс.
– Хорошо, – не стал спорить тот.
– Держи его на мушке, – предупредил меня Падильо и двинулся к стеклянным дверям.
Пистолетом я указал Прайсу направление движения. Сквозь стекло дверей мы могли видеть смертельный танец Димека и Маша. Сцепившись, они кружили по мраморному полу. Ружье лежало у края танцплощадки. Наконец Машу удалось вырваться, он выхватил пистолет, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало: осечка. В следующее мгновение ударом ноги Димек выбил пистолет из руки Маша, а затем выхватил нож.
– Подпусти его к себе, – пробормотал Падильо.
– Кому ты даешь советы? – полюбопытствовал я.
– Машу.
Димек двинулся на негра. Тот отпрянул назад. Поляк имитировал удар, Маш попытался схватить его за правую руку, но дело кончилось тем, что нож поляка пронзил пальто и бок Маша. Тот опустился на колено, распахнул пальто, видать, хотел понять, почему ему так больно.
Димек же подхватил ружье и побежал к парапету, выходящему на Пенсильвания-авеню, на ходу поглядывая на часы.
– Я думал, Маш его прикончит, – вздохнул Падильо. Посмотрел на часы и я. Без двадцати три.
– Мы еще успеем остановить его.
– Я справлюсь один, – ответил Падильо.