– Это я отравил его, – в отчаянии произнес он. – Если Беппо сдохнет, я никогда не смогу смотреть в глаза Сикстену.
– Беппо не сдохнет. Ты ведь знаешь, что сказал ветеринар, – утешил его Калле. – Ему столько раз промывали желудок, и он получил столько лекарств! Сделали все возможное, чтобы спасти его жизнь. И пожалуй, лучше, что шоколад проглотил Беппо, чем его съели бы ты или Ева Лотта.
– Или ты, – добавил Андерс.
Они оба содрогнулись.
– Одно, во всяком случае, ясно, – сказал Андерс, когда они направлялись в полицейский участок.
– Что именно? – спросил Калле.
– Этим преступлением должен заняться ты, Калле. А то никакого толка не будет. Я ведь все время твердил это.
14
– Это убийство должно быть расследовано, – заявил комиссар криминальной службы, ударив своим тяжелым кулаком по столу.
Две недели занимался он этим на редкость запутанным делом. Теперь ему предстояло покинуть город. Сфера деятельности государственной полиции была велика, и его ждали новые расследования других преступлений. Тем не менее здесь, в городе, оставались трое из его людей, и он пригласил их на раннюю утреннюю встречу в полицейском участке с местными полицейскими.
– Насколько я могу видеть, единственным результатом этой двухнедельной работы является лишь то, что ни один человек не осмеливается надеть темно-зеленые габардиновые брюки.
Он недовольно покачал головой. Они работали, и работали упорно. Они проследили все возможные версии. Однако разрешение загадки этого преступления казалось теперь столь же отдаленным, как и в самом начале. Преступник вынырнул из ниоткуда и исчез также в никуда. Никто его больше не видел, кроме одного-единственного человека – Евы Лотты Лисандер.
Окрестное население сделало все возможное, чтобы помочь расследованию. Поступило множество заявлений о личностях, которые имели обыкновение ходить в темно-зеленых габардиновых брюках. А кое-кто на всякий случай сообщил и о всех синих и коричневых габардиновых брюках, которые ему были известны. А вчера комиссар получил анонимное письмо, в котором было написано, что у «Портного Андерссона есть мальчишка – олух, и у этого мальчишки есть черные брюки, да, они у него точно есть. Так что остается только засадить его в тюрягу».
– И если они требуют, чтобы людей арестовывали только за то, что у них есть черные брюки, то ничего удивительного нет в том, что все темно-зеленые габардиновые брюки исчезли словно по мановению волшебной палочки, – сказал комиссар и расхохотался.
Еву Лотту несколько раз вызывали для опознания целого ряда личностей, с которыми комиссар счел необходимым познакомиться поближе. Подозреваемых выстраивали в один ряд со множеством других, одетых примерно так же, особ. И затем Еве Лотте задавали вопрос: нет ли среди них человека, встреченного ею в Прерии. И Ева Лотта неизменно всякий раз отвечала:
– Нет, никого нет!
В полиции ей также давали просматривать множество фотографий, но среди запечатленных на них лиц не было ни одного, которое она узнала бы.
– Да, и все они с виду такие добрые, – говорила она, испытующе глядя на фотографии насильников и воров.
Каждого обитателя Плутовской горки допросили и сняли показания, касающиеся частной жизни Грена. Полиция была особенно заинтересована в том, чтобы узнать, не заметили ли они чего-либо необычного в понедельник, в вечер перед убийством, когда человек в габардиновых брюках, что было доказано, посетил Грена. Да, почти все заметили нечто колоссально необычное именно в этот вечер. На Плутовской горке был такой шум и переполох, словно по меньшей мере десяток убийц истребляли друг друга. Это было интересно. Но комиссар быстро выяснил, что весь переполох был вызван войной Роз. Многие лица, а среди них также Калле Блумквист, между тем заявили, что слышали, как там затормозил автомобиль и уехал затем в самый критический момент. Было доказано также, что это не был автомобиль доктора Форсберга, которым он воспользовался при посещении Хромого Фредрика в тот же самый вечер.
Дядя Бьёрк шутливо дразнил Калле за то, что он чуть поподробнее не узнал про этот автомобиль.
– Ты же – суперсыщик, – сказал он. – Как это ты не сбегал туда и не записал его номер! Что ты, собственно говоря, себе позволяешь?
– За мной ведь гнались трое злющих Алых, – пристыженно сказал в свою защиту Калле.
Полицейские интенсивно работали, вступая в контакт с клиентами Грена. Большинство имен удалось выяснить из векселей, найденных в жилище Грена. Оказалось, что это были люди, обитающие в самых разных концах страны.
– Человек с автомобилем – похоже на правду, – сказал комиссар криминальной службы, отряхиваясь, словно злющий терьер. – С таким же успехом он может жить и в ста милях отсюда. Он мог припарковать автомобиль вблизи от Господской усадьбы, а потом прямо прибежать туда и уехать, оказавшись за много миль отсюда прежде, чем мы даже узнали, что случилось.
– Да, лучшего места для встречи, чем в Прерии у Господской усадьбы, не выбрать, – сказал полицейский Бьёрк. – Дороги вокруг совершенно пустынны. Там никто не живет и вообще нет людей, которые увидели бы его и его машину.
– Это, бесспорно, свидетельство того, что убийца хорошо знаком со здешними местами, или нет… – заметил комиссар.
– Возможно, – согласился полицейский Бьёрк. – Разумеется, это могло быть и случайностью, что убийство произошло именно здесь.
После убийства тщательно и настойчиво искали по всем дорогам вокруг усадьбы следы автомобиля. Но, по всей вероятности, сильный дождь оказал недостойную помощь преступнику.
А как искали этот потерянный вексель! Обшарили буквально каждый куст, каждый камень, каждую кочку. Но судьбоносная бумага так и не была найдена.
– Исчезла бесследно, как и сам убийца, – со вздохом произнес комиссар. – Подумать только: этот парень не подает ни малейшего признака жизни!
И как раз в эту минуту в приемной послышались возбужденные мальчишеские голоса. Они явно требовали встречи с комиссаром, так как слышно было, что молодой дежурный полицейский уверял их: комиссар, мол, занят на совещании, ему нельзя мешать.
Мальчишеские голоса становились все более настойчивыми:
– Говорю вам, мы должны увидеться с ним! Полицейский Бьёрк узнал голос Андерса; он поднялся и вышел к ребятам.
– Дядя Бьёрк, – сказал Андерс, как только увидел его, – мы тут по поводу убийства… Калле занялся этим теперь…
– Разумеется, я ничего специально не делал, – с досадой запротестовал Калле.
Дядя Бьёрк неодобрительно посмотрел на них.
– По-моему, я уже говорил, что маленьким мальчикам и суперсыщикам здесь делать нечего. Вы можете полностью доверить это дело государственной полиции. Идите-ка домой.
Но тут Андерс рассердился даже на дядю Бьёрка, которого он вообще-то любил высокой и чистой любовью.
– Идти домой! – закричал он. – Идти домой и ждать, пока убийца отравит мышьяком весь город! Да!
Тут и Калле пришел к нему на помощь. Вытащив хорошо завернутую половину плитки шоколада, он серьезно сказал:
– Дядя Бьёрк, кто-то послал отравленный шоколад Еве Лотте.
Он умоляюще смотрел на рослого полицейского, который хотел ему помешать. Но дядя Бьёрк не стал больше ему мешать.
– Войдите, – сказал он, подтолкнув мальчиков перед собой в комнату.
Когда Калле и Андерс кончили свой рассказ, в комнате воцарилась тишина. Долго длившаяся тишина. А затем комиссар сказал:
– Неужели это я хотел, чтобы преступник подал хоть какие-нибудь признаки жизни?
Он взвесил шоколад в руке. Нет уж! Ему хотелось вовсе не такого признака жизни.
Затем он испытующе глянул на Андерса и Калле. Разумеется, существовала возможность того, что эти юнцы пошли по ложному следу. Ведь комиссар не знал, насколько можно было положиться на Калле как на химика и можно ли верить его данным о конденсате. Фантазия сыщика, возможно, увела его слишком далеко. Ну ладно, лабораторное химическое исследование ответит на этот вопрос. Несомненно, история с собакой очень своеобразна. Ценно было бы получить анализ и другой половины плитки шоколада, доставшейся Беппо. Но оба мальчика заверили, что вчера вечером помогли тщательно убрать следы болезни собаки. Таким образом все, что могло помочь расследованию, было уничтожено, в довершение всего Ева Лотта выбросила конверт, в котором прислали шоколад. Так утверждали мальчики. «Да, эта малышка прямо-таки швыряется ценными бумагами, разбрасывая их по всей округе. Но откуда ей вообще было знать, что конверт имеет какое-либо значение? Как бы то ни было, придется его, ясное дело, поискать, но маловероятно, что его найдут». Он повернулся к Андерсу.
– А ты, случайно, не сохранил хоть крошечный кусочек от твоей половины шоколада? – спросил он.
Андерс покачал головой.
– Нет, Беппо получил все целиком. Я только вылизал то, что было у меня на пальцах.
– Ну, а в кармане брюк? Ничего не могло там прилипнуть?
– Брюки мама выстирала еще вчера, – ответил Андерс.
– Жаль, – сказал комиссар.
Помолчав немного, он вновь вперил взгляд в Андерса:
– Есть еще одно, о чем я все время думаю. Ты говорил, что забрался вчера ночью в кухню почтмейстера и что у тебя там было дело. Ты влез в окно, когда все спали. У старого полицейского это вызывает очень большое беспокойство. Нельзя ли поточнее узнать, что тебе там понадобилось?
– М-да… стало быть… – сказал, поеживаясь, Андерс.
– Ну? – подбодрил его комиссар.
– Стало быть, Великого Мумрика надо…
– Нет, нет, не вздумай говорить, что он и здесь снова замешан, – взмолился комиссар. – Мне кажется, этот Великий Мумрик уже основательно скомпрометирован. Ведь он возникает всякий раз, когда что-нибудь случается.
– Мне нужно было только положить его в глобус Сикстена… – оправдываясь, сообщил Андерс.
– Великий Мумрик! – взвыл Калле, прервав соратника по оружию. – Может, на нем сохранились остатки шоколада? Андерс сунул его прямо в липучку из растаявшего шоколада у себя в кармане.