– Этого, к сожалению, я сказать не могу, – развел руками собеседник.
– Однако насколько я вас понял, вы относите свершившиеся злодеяния на счет давно умершей старухи?
– Нет, не совсем так. – Он замялся и предложил: – Если позволите, я изложу вам свое видение случившегося.
– Весьма любопытно.
– Я заметил, что многие происшествия, исключая те, что случаются по неосторожности, происходят как раз там, где когда-то уже нечто подобное имело место, и там поселились призраки, сиречь духи почивших, а точнее, тех, кто по каким-то неведомым нам причинам все никак не может отправиться на небеса. Мне кажется, что в этих местах скапливается некая отрицательная энергия, притягивающая к себе людей с негативными помыслами. Это несколько противоречит устоявшимся представлениям о том, что одинаковые заряды отталкиваются. Я и сам не знаю, почему это происходит. Да и, вероятно, никто не знает, потому что законы, открытые человеком здесь, скорее всего, не действуют. Тут присутствует иной мир, и он нам пока неподвластен. Знаете, изучая это явление, я составил себе карту Петербурга… Петрограда – никак не могу привыкнуть к новому названию – плохих мест. И почти все они – источники опасности. Вероятно, вам известен особняк самоубийц на Песках?
– Нет, не доводилось слышать.
– Вот уж сколько лет там раздаются заунывные стоны, играет траурная музыка, слышатся крики. Из-за этого он пустует до сих пор. Ночью заметно, как кто-то зажигает там свечи. Но в здравом уме оттуда еще не вернулся ни один смельчак, дерзнувший провести в тех стенах хотя бы одну ночь. Все как один сошли с ума… А дом с колоннами на Большой Дворянской? Пять лет назад там пропала женщина, и ее до сих пор не нашли. Муж заявил в полицию – но что толку! – так без вести и пропала. В полнолуние там является привидение. Фантом ходит от одной двери к другой и стучит в квартиры. А наутро швейцар клянется, что никого на лестнице не было. И никакого стука он не слышал. Но жильцы – все как один! – утверждают обратное. Некоторые даже видели призрак в глазок. А дворец Юсуповых – вообще отдельная история. Я уж не говорю о Вяземской лавре – прибежище темного люда – или про Боровский мост, с которого так любят бросаться в воды Обводного канала самоубийцы. Вот и в Перекупном переулке имеется одна очень подозрительная квартира. В ней – и это уже никем не оспаривается – обитает дух поэта Ивана Баркова, известного своими «срамными виршами». Во всех перечисленных мной местах (либо неподалеку от них) происшествия случаются чаще, чем где-либо еще. Они – магнит несчастий, они притягивают зло.
– Ну, хорошо, допустим, – устало выговорил Клим Пантелеевич, пожалев, что ввязался в беседу с этим говоруном. – По-вашему, два преступления – дело рук одного и того же человека. Так?
– Безусловно.
– Что ж, вполне резонное предположение. Однако мне непонятно, каким образом ваша теория может помочь предотвратить новое злодеяние? Или, быть может, вы предлагаете выставить во всех отнесенных к «плохим» или «проклятым» местах по городовому?
– Да нет, конечно же! Это было бы полной бессмыслицей. И полиция, – уж поверьте мне, я знаю их как собственную столешницу, – вряд ли сможет помочь. Нет, когда-нибудь, рано или поздно, они его поймают, если, конечно, жертва спасется или ей на помощь прибежит околоточный. По-другому, к сожалению, они работать не умеют. Ведь даже хваленый Филиппов – начальник столичного сыска – изловил Петербургского Джека-потрошителя в гостинице «Кяо» случайно. И даже не он его схватил, а коридорный со швейцаром и горничной. Но поимку маниака будущий господин действительный статский советник отнес на свой счет. Мол, шел по пятам, словесный портрет уже был готов, и вот-вот арестовал бы. Я хорошо помню это дело шестилетней давности.
– Вижу, вы склоняетесь к гипотезе, что на обеих женщин напал душевнобольной человек?
– Не знаю, – он пожал плечами, – очень на то похоже. Следов много оставляет. И стишки на стене намалевал, а зачем, спрашивается?
– Вероятно, вы правы, – согласился Клим Пантелеевич. – Логики в этом нет.
– Этого сумасшедшего смог бы отыскать только один человек. Но, к сожалению, его самого найти не просто.
– Вы о ком, простите?
– Об Ардашеве. Был такой присяжный поверенный в Ставропольском Окружном суде. Какие только дела не расследовал! В каких только краях не оказывался! И в Средиземноморье, и в Кавказским горах, и на водах. Равных ему не найти во всей России! Куда там Филиппову или Кошко! У господ сыщиков целый штат бездельников (врачи, фотографы, эксперты, филера, агенты), а присяжный поверенный все сам, все благодаря логическим заключениям злодеев отыскивал, а не кулаками да угрозами, как привыкли наши полицейские олухи. Лично я с ним никогда не сталкивался. Не довелось. Но мой знакомый литератор Илья Кургучев – земляк Ардашева – много чего удивительного про него поведал. Я, признаться, как Илью Дмитриевича встретил, так перво-наперво выпросил телефонный нумер знаменитого адвоката. Но все оказалось напрасно. Сколько раз меня ни соединяли со Ставрополем, горничная отвечала одно и то же: «Никакого присяжного поверенного здесь нет. Тут другие господа жительствуют. Господа Ардашевы уже, почитай, полгода как съехали». Вот ведь жалость какая, – он взмахнул руками, – а я мечтал матерьяльчик про него набросать, у редактора командировочную поездку выбил бы на юг, в городишко этот…. Но нет, не вышло. Продал дом, стало быть, Клим Пантелеевич и съехал. А куда – неизвестно.
– Да-с, – вздохнул статский советник, вынул из пальто коробочку ландрина, выудил красную конфетку и, отправив ее в рот, проронил тихо: – Ставрополь, теплый и добрый город, не то что Петроград. Зима здесь студеная, лето душное, осенью – слякоть, изморозь, туман. Болото, оно и есть болото, хоть и вымощенное брусчаткой, и застроено серыми домами. А народец-то – не дай Бог! – улыбки гуттаперчевые, не от сердца. Все будто по «Табели о рангах» живут. Или скорее не живут, а служат. Жить-то совсем разучились. (Журналист завороженно слушал, удивленно смотрел на Клима Пантелеевича, на жестяную коробочку, на надпись «Георг Ландрин», и его глаза делались все шире и шире.) И впрямь, «морок изведет» не только «порок», но и меня…. А дом на Николаевском мы продавать не стали, нет…. Сдали пока внаем. Даст Бог, война закончится, вернемся домой. А вам, сударь, спасибо за добрые слова. Чуть было в краску меня не вогнали, как девицу. – Он улыбнулся. – Позвольте отрекомендоваться: Ардашев Клим Пантелеевич. – Статский советник снял перчатку и протянул руку.
– Вы? – глотая волнение, произнес репортер. – Вот уж не ожидал. Правда, когда я монпансье увидел, то у меня промелькнула мысль, что вы и есть тот самый Ардашев, но я отогнал ее. Не поверил. Выходит, зря. А мне Илья Дмитриевич Кургучев про эти ваши леденцы рассказывал… – Он пожал руку и представился: – Померанцев Аристарх Виссарионович.
– Будем знакомы!
– Очень рад!
– Стало быть, вы считаете, что разгадка этих двух преступлений мне по плечу? – хитро сощурившись, спросил Ардашев.
– Вне всяких сомнений.
– Спасибо. Тогда, может быть, прогуляемся?
– С удовольствием.
– Видите ли, – шагая в сторону Невы, проговорил Клим Пантелеевич, – весь день я занят на службе в МИДе. И в моем распоряжении только вечера. И потому было бы совсем неплохо, если бы вы взялись за выполнение некоторых моих поручений, связанных с расследованием.
– Для меня это большая честь.
– Я рад, что мы договорились. В таком случае, Аристарх Виссарионович, я попрошу вас проехаться по редакциям популярных литературных журналов и газет, в которые начинающие поэты обычно шлют свои «нетленки».
– Вы думаете, мне удастся отыскать подлинник сего творения? – репортер кивнул в сторону доходного дома.
– Это было бы замечательно, но, боюсь, маловероятно. Однако, возможно, вам повезет, и вы наткнетесь на какое-то другое стихотворение, в котором, скорее всего, будет говориться о несчастной любви, об измене, дамском коварстве… Понятно, что такового поэтического материала в редакциях полным-полно, но в строках этого злодея каким-то образом должна проступать линия смерти. Надеюсь, вы ее почувствуете.
– Не сомневайтесь, Клим Пантелеевич. Я ведь и сам грешен, – он опустил в смущении глаза, – некоторые мои стихи печатались у нас в «Петроградском листке».
– О, тогда можно не сомневаться в вашем успехе. Тем не менее у вас возникнут затраты на извозчиков, таксомоторы, презенты… – Ардашев достал портмоне и выудил из пачки банкнот «красненькую». – Вот, извольте принять.
– Нет-нет, ну что вы? Зачем это? Не стоит, – робко сопротивлялся газетчик.
– Берите-берите, – настаивал статский советник, – раз уж мы решили участвовать в расследовании вместе, то и затраты должны быть общие. Вы теряете время, а я – деньги. Все честно, все по-партнерски.
– Я, право, не знаю, как и быть…
– А тут и думать нечего, Аристарх Виссарионович, – решительно проговорил статский советник, – это, если хотите, мое условие.
– Хорошо, – пожал плечами Померанцев, пряча десятку в карман, – как скажете, патрон.
– Патрон? Уж не слишком ли вы высокого мнения о моей особе? – иронически заметил Ардашев.
– Посчитал бы за честь вас так величать.
– А впрочем, как вам будет угодно. Только попрошу не тянуть с моим поручением. Боюсь, что мадам Вяземская – не последняя жертва маниака. – Ардашев вынул кожаную визитницу, извлек маленький прямоугольник плотной бумаги и, протянув репортеру, сказал: – Здесь указан мой домашний адрес и телефон. Как только накопаете что-нибудь интересное – звоните.
– Премного благодарен, – бережно убирая карточку во внутренний карман, проговорил журналист. – Я начну заниматься этим делом с завтрашнего дня.
– Прекрасно. Стало быть, договорились. Что ж, тогда позвольте откланяться.
– Всего доброго, патрон. Очень рад, что нас свела судьба. До свидания, – слегка поднял головной убор Померанцев.
– Честь имею, сударь, честь имею, – попрощался Клим Пантелеевич и, выбрасывая вперед трость, направился к бирже таксомоторов.