– Что дальше? – спросил Расбах.
Синтия продолжила:
– Потом она забеременела, и казалось, что ни о чем, кроме детей, думать не могла. Ей хотелось ходить только по детским магазинам, – у Синтии вырвался смешок. – Извините, но через какое-то время меня это стало утомлять. Думаю, ее обидело, что меня не очень интересовала ее беременность. У нас стало меньше общего. Потом родился ребенок, и у нее ни на что другое уже не хватало времени. Знаю, ей было тяжело, но она стала менее интересной, если вы понимаете, о чем я, – Синтия замолчала и скрестила свои длинные ноги. – По-моему, ей стоило вернуться на работу, когда ребенку исполнилось несколько месяцев, но она не захотела. Наверное, ей кажется, что она обязана быть идеальной матерью.
– А Марко изменился после рождения ребенка? – спросил Расбах.
Она склонила голову набок, размышляя над вопросом.
– Да нет, не особенно, но опять же, мы нечасто с ним видимся. Мне он кажется таким же, каким и был, хотя, думаю, Энн его расстраивает. Он все так же любит повеселиться.
Расбах спросил:
– Энн с Марко не совещались наедине, когда она вернулась после проверки ребенка?
– Что вы имеете в виду?
– Вы с мужем во время ужина не уходили на кухню прибраться, например, и не оставляли их вдвоем? Они не уединялись в уголке?
– Не знаю. Кажется, нет. Марко, в основном, болтал со мной, потому что Энн явно была в не слишком радужном настроении.
– Так вы не помните, чтобы они шептались друг с другом за ужином?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, а что?
Расбах сделал вид, что не заметил вопроса.
– Опишите, пожалуйста, как прошел остаток вечера.
– Мы, в основном, сидели в гостиной, потому что там хороший кондиционер, а было жарко. Беседу поддерживали преимущественно мы с Марко. Муж у меня неразговорчивый, интеллектуал. В этом они с Энн похожи. Они легко находят общий язык.
– А вы легко находите общий язык с Марко?
– Мы с Марко экстраверты, это уж точно. Я поднимаю настроение мужу, а Марко – Энн. Наверное, противоположности притягиваются.
Расбах не ответил, и в комнате повисла тишина. Потом он спросил:
– Когда Энн вернулась после одиннадцатичасового кормления, вы не заметили в ней никакой перемены, кроме того, что она, возможно, плакала?
– Да нет. Она просто казалась уставшей… но она теперь всегда такая.
– Кто потом проверял ребенка?
Синтия задумалась.
– Кажется, Энн вернулась уже около одиннадцати тридцати, поэтому Марко не пошел. Она проверяла каждый час, он – через полчаса после нее, такая у них была договоренность. Поэтому Энн пошла снова в полночь, а потом Марко – в двенадцать тридцать.
– Как долго Энн отсутствовала, когда уходила в полночь? – спросил Расбах.
– О, совсем недолго, минут пять.
– А потом в двенадцать тридцать пошел Марко?
– Да, я была на кухне, прибиралась. Он выскользнул через дверь на задний двор, сказал, что взглянет на ребенка и тут же вернется. Он мне подмигнул.
– Подмигнул?
– Да. Он был довольно пьян. Как и все мы.
– И как долго он отсутствовал? – спросил Расбах.
– Недолго, две-три минуты. Может, пять, – Синтия изменила положение и снова скрестила ноги. – Когда он вернулся, мы вышли во двор покурить.
– Только вы вдвоем?
– Да.
– О чем вы разговаривали? – спросил Расбах. Он вспомнил, как покраснел Марко, когда упомянул, что ходил покурить с Синтией, и как злилась на мужа Энн за флирт с женщиной, которая сейчас сидела напротив.
Синтия ответила:
– Да так, ни о чем. Он дал мне прикурить. – Расбах молча ждал продолжения. – Стал гладить меня по ноге. На мне было платье с разрезом сбоку, – она выглядела смущенной. – Разве это важно? Какое это имеет отношение к похищенному ребенку?
– Просто расскажите, что случилось, прошу вас.
– Он гладил мне ноги. Потом разошелся и затащил меня к себе на колени. Стал меня целовать.
– Продолжайте, – попросил Расбах.
– Ну… он был порядком возбужден. Нас обоих слегка занесло. Было темно, мы напились.
– Как долго это длилось? – спросил Расбах.
– Не знаю, несколько минут.
– Вас не беспокоило, что ваш муж или Энн могут выйти и увидеть, как вы с Марко… обнимаетесь?
– Честно говоря, мы не особенно думали. Как я уже сказала, мы были довольно пьяны.
– Значит, никто не вышел и не увидел вас.
– Нет. В конце концов, я его оттолкнула, но мягко. Это было непросто, потому что он впился в меня, как клещ. Был настойчив.
– У вас с Марко роман? – прямо спросил Расбах.
– Что? Нет. Нет у нас романа. Я думала, это просто безобидный флирт. Он никогда раньше меня не касался. Мы слишком много выпили.
– Что случилось, когда вы его оттолкнули?
– Мы привели себя в порядок и вернулись в дом.
– В котором часу это было?
– Кажется, почти в час. Энн хотелось уйти. Ей не понравилось, что мы с Марко были вдвоем на заднем дворе.
Еще бы, подумал Расбах.
– Вы не выходили на задний двор до того?
Она покачала головой:
– Нет. А что?
– Вы случайно не замечали, загорался ли датчик движения, когда Марко подходил к дому?
– О, не знаю. Я не видела, как он туда шел.
– Кроме вас с мужем – и Марко с Энн, конечно же, – кто-нибудь мог знать, что ребенок в доме один?
– Насколько мне известно, нет, – она пожала точеными плечами. – Кому еще об этом знать?
– Можете что-нибудь добавить, миссис Стиллвелл?
Она покачала головой:
– К сожалению, нет. Вечер казался мне вполне обычным. Кто бы мог представить, что случится что-то подобное? Жаль, что они просто не взяли ребенка с собой.
– Спасибо, что уделили нам время, – сказал Расбах и встал, чтобы уйти. Дженнингс тоже поднялся. Расбах протянул Синтии визитку. – Если вспомните что-нибудь еще, что угодно, позвоните.
– Конечно, – ответила она.
Расбах выглянул из окна. Репортеры слонялись вокруг дома, ожидая их появления.
– Не возражаете, если мы пройдем через задний двор? – спросил он.
– Конечно, не возражаю, – ответила Синтия. – Гараж открыт.
Они проскользнули через раздвижную стеклянную дверь на кухне, пересекли двор и вышли через гараж в проулок. Здесь они остановились, невидимые с улицы.
Дженнингс искоса взглянул на Расбаха и поднял брови.
– Ты ей веришь? – спросил Расбах.
– Чему именно? – спросил второй детектив. Оба говорили, понизив голос.
– Истории про шуры-муры на заднем дворе.
– Не знаю. Зачем ей врать? И она действительно секси.
– По моему опыту, люди постоянно врут, – ответил Расбах.
– Думаешь, она врет?
– Нет. Но что-то в ней было не так, не пойму, что. Она казалась нервной, как будто что-то недоговаривала или скрывала, – ответил Расбах. – Если она говорит правду, тогда вопрос в том, почему Марко стал приставать к ней сразу после двенадцати тридцати? Он это сделал, потому что понятия не имел, что у него примерно в это же самое время похищают ребенка, или потому что сам только что передал ребенка сообщнику и должен был казаться веселым и безмятежным?
– Или, может, он психопат, – предположил Дженнингс. – Может, он передал ребенка сообщнику, и его это ничуть не беспокоило.
Расбах покачал головой:
– Вряд ли.
Практически все психопаты, которых видел Расбах (а за годы службы ему довелось их повидать), излучали уверенность, даже величие.
Марко же выглядел так, будто вот-вот сломается.
11
Энн с Марко сидели у телефона в гостиной. Расбах (или, если его не окажется, кто-то из полиции) должен был помочь Марко вести разговор, если позвонит похититель. Но он не звонил. Звонили друзья, родственники, репортеры, просто какие-то придурки, но никто, кто назвался бы похитителем.
К телефону подходил Марко. Он должен был разговаривать с похитителем. Энн сомневалась, что сама она справится, – в этом все сомневались. Полицейские опасались, что она не сможет сохранить хладнокровие и следовать инструкциям. Энн была слишком эмоциональна, временами она почти впадала в истерику. Марко держался спокойнее, хотя он явно был на взводе.
Примерно в 22:00 зазвонил телефон. Марко взял трубку. Все вокруг видели, что рука у него дрожит.
– Алло, – сказал он.
В трубке стояла тишина, слышно было только дыхание.
– Алло, – повторил Марко громче, быстро переведя взгляд на Расбаха. – Кто это?
С той стороны повесили трубку.
– Что я сделал не так? – спросил Марко в панике.
Расбах мгновенно сел рядом.
– Вы все сделали правильно.
Марко встал и начал расхаживать по гостиной.
– Если это был похититель, он перезвонит, – сказал Расбах ровным голосом. – Он тоже нервничает.
Детектив Расбах внимательно наблюдал за Марко. Тот был явно взволнован, что объяснимо. Он оказался под большим давлением. Если это все притворство, думал Расбах, то Марко – хороший актер. Энн тихонько плакала на диване, то и дело промокая глаза бумажной салфеткой.
Кропотливая работа полиции выявила, что никто из жильцов, чей гараж открывается в проулок, не проезжал по нему в 00:35 вчера ночью. Конечно, по проулку ездили не только те, у кого был там гараж: он соединял две боковые улицы, и водители часто им пользовались, чтобы избежать мороки с односторонним движением. Полиция отчаянно пыталась отыскать водителя той машины. Но, кроме Полы Демпси, они не нашли никого, кто бы ее видел.
Если бы это было похищение, думал Расбах, похититель бы уже связался с ними. Возможно, не будет никакого звонка. Возможно, родители убили ребенка и кто-то помог им избавиться от тела, а все остальное – спектакль, тщательно срежиссированный, чтобы отвести подозрения в убийстве. Проблема в том, что Расбах просмотрел записи звонков с их домашнего и мобильных телефонов, и единственный звонок после шести вечера был в «911».
А значит, если они действительно это сделали, возможно, убийство не было случайным. Возможно, они все спланировали заранее и договорились, чтобы кто-то ждал в гараже. Или, может, у одного из них был телефон с предоплаченным тарифным планом, который нельзя отследить. Полиция такого не нашла, но это не значит, что его не существует. Если родителям помогли избавиться от тела, они должны были кому-то позвонить.