– Господи, почему вы не сообщили? – спросил Расбах. – Ладно, не важно. Просто расскажите подробности.
Ричард быстро посвятил его в суть дела и назвал место обмена. Они оставили записку у себя. Марко взял в дорогу ксерокопию.
– Уже еду. А пока мы отправим туда местную полицию, – сказал Расбах. – Будем на связи, – и повесил трубку.
– Полиция уже едет, – сказал Ричард Энн. – Нам остается только ждать.
– Ждать я не собираюсь. Отвези нас туда на своей машине, – ответила Энн.
Марко по-прежнему сидел в грязи, прислонившись к переднему колесу «Ауди», когда показалась патрульная машина. Он даже головы не поднял. Все было кончено. Кора, должно быть, уже мертва. Его кинули. Тот, у кого она сейчас, получил деньги, ему нет смысла оставлять ее в живых.
Как он мог быть таким идиотом? Почему доверился Брюсу Неланду? Марко не мог теперь вспомнить, почему доверял ему: от горя и страха ему отказывал разум. Оставалось только признаться. Энн его возненавидит. Он так раскаивается. Он виноват перед Корой, перед Энн за то, что сделал с ними. С людьми, которых любит больше всего на свете.
Всему виной была жадность. Он убедил себя, что это не воровство, если деньги принадлежат родителям Энн, потому что Энн все равно все унаследует, а им они нужны сейчас. Никто не должен был пострадать. Когда они с Брюсом составляли план, у Марко ни разу не возникла мысль, что Коре на самом деле будет грозить опасность. Предполагалось, что это будет преступление без жертвы.
Но теперь Коры не было. Марко не знал, что Брюс мог с ней сделать. И он не знал, как ее отыскать.
Двое полицейских в форме медленно вышли из машины. Они подошли к тому месту, где сидел, прислонившись к «Ауди», Марко.
– Марко Конти? – спросил один из них.
Марко не ответил.
– Вы один?
Марко не обращал на него внимания. Полицейский поднес ко рту рацию, а его партнер опустился на корточки рядом с Марко и спросил:
– Вы ранены?
Ужас парализовал Марко. Он молчал. На его лице были следы слез. Первый полицейский убрал рацию, достал оружие и пошел в гараж, опасаясь худшего. Он увидел детское сиденье, белое одеяльце, брошенное рядом на грязный пол, увидел, что ребенка нет, и быстро вышел из гаража.
Марко по-прежнему не произносил ни слова.
Вскоре появились, сверкая мигалками, другие полицейские машины. Приехала «скорая», врачи попытались привести Марко в чувство.
Спустя короткое время подъехал детектив Расбах. Он торопливо вышел из машины и спросил у старшего по званию среди полицейских:
– Что здесь?
– Мы точно не знаем. Он не говорит. Но в гараже детское автомобильное сиденье и ни следа ребенка. Багажник открыт, пустой.
Расбах окинул сцену взглядом и пробормотал:
– Боже.
Один из полицейских провел его в гараж. Он взглянул на детское сиденье, на одеяльце на полу и первое, что почувствовал, это жалость к человеку, который сидел снаружи. Неважно, виновен он или нет. Он явно ожидал, что ему вернут ребенка. Если он и совершил преступление, то впервые. Расбах вышел из гаража на солнечный свет, присел на корточки и попытался заглянуть Марко в лицо. Марко не поднимал глаз.
– Марко, – сказал Расбах настойчиво. – Что случилось?
Но Марко на него даже не взглянул.
Расбах прекрасно представлял, что случилось. Похоже, что он вышел из машины, зашел в гараж, рассчитывая забрать дочь, а похититель, который не собирался возвращать ребенка, ударил его по голове и присвоил деньги, оставив Марко в ужасе и тоске.
Ребенка, возможно, уже не было в живых.
Расбах поднялся, достал телефон и, неохотно исполняя эту печальную обязанность, позвонил Энн.
– Мне очень жаль, – сказал он. – С вашим мужем все в порядке, но Коры здесь нет.
Он услышал, как на другом конце линии она задохнулась и сразу разразилась истерическими рыданиями.
– Подождите нас в участке, – сказал он ей.
Бывали минуты, когда он ненавидел свою работу.
19
Марко сидел в полицейском участке, в той же самой комнате для допросов, что и в прошлый раз, на том же самом стуле. Детектив Расбах сидел напротив вместе с Дженнингсом, совсем как несколько дней назад, когда Марко привозили делать заявление. Как и тогда, допрос записывался на видео.
До журналистов уже каким-то образом дошла весть о несостоявшемся обмене. Когда Марко привезли в участок, у дверей ждала толпа репортеров. Вокруг вспыхивали камеры, ему совали микрофоны в лицо.
Наручники на него надевать не стали. Марко это удивило, потому что мысленно он уже сознался. Он так тяжело переживал свою вину, что не понимал, как окружающие этого не видят. Ему казалось, что его не заковывают из вежливости или просто потому, что не считают нужным. В конце концов всем ясно, что в нем не осталось сил сопротивляться. И он не собирается убегать. Куда бежать? Куда бы он ни скрылся, скорбь и чувство вины будут следовать за ним по пятам.
Полицейские позволили ему увидеться с Энн, прежде чем отвести в допросную. Она уже ждала в участке вместе с родителями. Марко тяжело было на нее смотреть. У нее было лицо человека, который лишился надежды. При виде него она бросилась ему на шею и заплакала, как будто он был последним, за что она могла уцепиться, последним, что у нее осталось. Они держались друг за друга, рыдая. Двое отчаявшихся людей, один из которых все это время лгал.
Его отвели в комнату для допросов, чтобы принять заявление.
– Мне очень жаль, – начал Расбах. Он был искренен.
Марко невольно поднял голову.
– Детское сиденье и одеяло отправлены на экспертизу. Может быть, мы найдем что-нибудь полезное.
Марко молчал, сгорбившись на стуле.
Расбах наклонился к нему:
– Марко, почему бы вам не рассказать, что происходит?
Марко смотрел на детектива, который всегда его раздражал. Глядя на Расбаха, он чувствовал, как таяло его желание признаться. Он выпрямился.
– Я привез деньги. Коры там не было. Кто-то напал на меня, когда я был в гараже, и забрал деньги из багажника.
С началом допроса разум Марко прояснился от этой игры в кошки-мышки. Его мысли стали более связными, чем час назад, когда все пошло прахом. Он чувствовал прилив адреналина. Неожиданно он начал думать о собственном спасении. Он понял, что, если скажет правду, это уничтожит не только его самого, но и Энн. Она ни за что не переживет его предательства. Он должен был поддерживать иллюзию своей невиновности. У полиции на него ничего не было. Расбах, конечно, что-то подозревал, но у него не было доказательств.
– Вы видели человека, который вас ударил? – спросил Расбах. Он легонько постучал по ладони ручкой – признак нетерпения, которого раньше Марко у него не замечал.
– Нет. Он ударил сзади. Я ничего не видел.
– Он был один?
– Думаю, да, – Марко на мгновение замолчал. – Не знаю.
– Вам есть, что добавить? Он что-нибудь говорил? – Расбах явно был разочарован его ответами.
Марко покачал головой.
– Нет, ничего.
Расбах отодвинулся на стуле и встал. Начал ходить по комнате, потирая шею, как будто затекли мышцы. Потом остановился и посмотрел на Марко.
– Нашлись следы другой машины в кустах за гаражом, где ее не было видно с дороги. Вы ничего не заметили?
Марко покачал головой.
Расбах вернулся к столу и, опираясь на стол обеими руками, посмотрел Марко прямо в глаза.
– Я должен вам это сказать, Марко, – начал он. – Думаю, ваш ребенок мертв.
Марко опустил взгляд. У него на глазах выступили слезы.
– И я думаю, что вы к этому причастны.
Марко снова вскинул голову.
– Я не имею к этому никакого отношения!
Расбах не ответил. Он ждал.
– С чего вы взяли, что я замешан? – спросил Марко. – Пропал мой ребенок, – он захлебнулся рыданиями. Ему не нужно было притворяться. Его горе было подлинным.
– Время, Марко, – ответил Расбах. – Вы проверяли ребенка в двенадцать тридцать. Все это подтвердили.
– И что? – бросил Марко.
– А то, что я нашел следы чужой машины в вашем гараже. И нашел свидетеля, который видел в двенадцать тридцать пять, как по проулку за домами со стороны вашего гаража едет машина.
– Да с чего вы взяли, что я с этим как-то связан? – ответил Марко. – Вам неизвестно, имела ли эта машина какое-то отношение к похитителю нашей дочери. Кору точно так же могли вынести через главную дверь в час, – но Марко понимал, что напрасно оставил главную дверь приоткрытой: детектива это не провело. Если бы только он не забыл вкрутить обратно лампочку в датчике движения!
Расбах оттолкнулся от стола и сверху вниз посмотрел на Марко.
– Датчик движения на заднем дворе не работает. Вы находились в доме в двенадцать тридцать. В двенадцать тридцать пять со стороны вашего гаража ехала машина. С выключенными фарами.
– И? Это все, что у вас есть?
– Нет никаких физических доказательств, что в доме или на заднем дворе находился посторонний. Если бы похититель проник в дом через задний двор, у нас были бы улики, хоть что-нибудь. Но у нас их нет. На заднем дворе есть только ваши следы, Марко, – он снова поставил руки на стол, чтобы подчеркнуть значение своих слов. – Думаю, это вы вынесли ребенка из дома в гараж.
Марко не ответил.
– Мы знаем, что ваша фирма переживает тяжелые времена.
– И я это признаю! Думаете, это достаточная причина, чтобы похищать собственного ребенка? – воскликнул Марко в отчаянии.
– Люди похищали и за меньшее, – ответил детектив.
– Тогда позвольте вам кое-что сказать, – сказал Марко, подаваясь вперед и глядя в глаза Расбаху. – Я люблю дочь больше всего на свете. Я люблю жену, и для меня крайне важно благополучие их обеих, – он откинулся на стуле. И, взвесив то, что собирался сказать, добавил: – У меня к тому же богатые тесть с тещей, которые всегда были очень щедры. Наверняка они дали бы нам необходимую сумму, если бы Энн их попросила. Так какого черта мне похищать собственного ребенка?
Расбах смотрел на него, сощурившись.