– Я в порядке, – шепчет Марко. Во рту сухо. Он удивлен, что она с ним разговаривает. Гадает, с чего такая перемена. Несколько часов назад она велела ему спать на диване, пока не решит, что делать. Он подумал, не значит ли это, что она собирается его выгнать. Но теперь она выглядит так, будто почти сожалеет.
Она подходит и садится на пол рядом с ним. Внезапно ему становится страшно, что ее отец перезвонит. Как он тогда это объяснит? Украдкой он отключает мобильный.
– Марко, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – неуверенно начинает Энн.
– Что такое, детка? – спрашивает Марко. Он ласково убирает прядь волос с ее лица. Она не отстраняется. От этого нежного жеста, напоминания о прежних счастливых днях, у нее выступают на глазах слезы.
Она опускает глаза и говорит:
– Ты должен ответить мне честно, Марко.
Он кивает, но молчит. Неужели она догадывается? И что он ответит, если то, о чем она спросит, будет правдой?
– В ночь похищения, когда ты в последний раз ходил проверить Кору… – она поворачивается к нему, и он напрягается, опасаясь того, что последует, – она была живой?
Марко вздрагивает. Такого он не ожидал.
– Конечно, она была живой, – говорит он. – Почему ты спрашиваешь? – он взволнованно смотрит в ее искаженное тревогой лицо.
– Потому что я не помню, – шепчет Энн. – Я не помню, дышала ли она, когда я заходила к ней в полночь. Ты уверен, что она дышала?
– Да, я уверен, она дышала, – отвечает Марко. Он не может ей сказать, что знает наверняка, что Кора была живой, потому что чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, когда вынес на руках из дома.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает она, вглядываясь в него, как будто пытаясь прочитать его мысли. – Ты проверял? Или просто посмотрел?
– Я видел, как ее грудь поднимается и опускается в кроватке, – лжет Марко.
– Точно? Ты же мне не врешь? – с тревогой требует ответа Энн.
– Нет, Энн, почему ты спрашиваешь? Почему ты думаешь, что она могла не дышать? Это из-за того, что сказал этот придурок детектив?
Она упирается взглядом в колени.
– Потому что я не уверена, что она дышала, когда я проверяла в полночь. Я не стала брать ее на руки. Не хотела разбудить. И я не помню, видела ли точно, что она дышит.
– Это все?
– Нет, – она колеблется. Потом смотрит на него и говорит: – Когда я заходила к ней в полночь… я не помню, что делала. Совсем.
Выражение на ее лице пугает. Марко кажется, будто она сейчас расскажет ему что-то ужасное, будто он каким-то образом предвидел это и ждал уже давно. Он не хочет этого слышать, но не может пошевелиться.
Энн шепчет:
– Я не помню, что делала. Со мной такое иногда бывает: я как будто не в себе. Сначала что-то делаю, а потом ничего не помню.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Марко. Его голос непривычно холоден.
Она смотрит на него умоляющими глазами.
– Я не то чтобы забыла, потому что была пьяной. Я тебе никогда не рассказывала, но раньше я была больна. Я думала, это прошло, когда я тебя встретила.
– В каком смысле больна? – спрашивает Марко встревоженно.
Теперь она плачет.
– Я как будто отключаюсь ненадолго. А потом, когда прихожу в себя, не могу ничего вспомнить.
Он смотрит на нее ошеломленно.
– И тебе не пришло в голову мне рассказать?
– Прости! Я должна была тебе рассказать. Но я думала… – она не договаривает. – Я солгала полиции о боди. Я не помню, как ее переодевала. Я просто предположила, что я это сделала, но на самом деле я не помню. Моя память, как чистый лист, – она близка к истерике.
– Тише, тише, – произносит Марко. – Энн, с ней все было в порядке. Я абсолютно уверен.
– Потому что в полиции думают, что я что-то с ней сделала. Они думают, я убила ее, задушила или накрыла лицо подушкой, а потом ты ее увез, чтобы меня защитить!
– Это бред! – восклицает Марко; теперь он злится на полицию за такие предположения. Они знают, что это он их жертва, так зачем им понадобилось доводить ее до нервного срыва?
– Правда? – спрашивает Энн, глядя на него безумными глазами. – Я ее ударила. Я рассердилась и ударила ее.
– Что? Когда? Когда ты ее ударила?
– Когда кормила в одиннадцать. Она капризничала. Я… просто сорвалась. Иногда… я выхожу из себя… и шлепаю ее, чтобы она успокоилась.
Марко смотрит на нее в ужасе.
– Нет, Энн, ты этого не делала, я уверен, – говорит он, надеясь, что это неправда. Эти слова тревожат, как и ее признание, что она больна и не контролирует себя.
– Но я не знаю, ясно? – плачет Энн. – Я не помню! Возможно, я действительно что-то с ней сделала. Ты меня прикрываешь, Марко? Скажи честно!
Он берет ее лицо в ладони и пытается удержать на себе ее взгляд.
– Энн, с ней все было в порядке. Она была жива и дышала в двенадцать тридцать. Ты не виновата. Ни в чем из этого ты не виновата, – он обнимает ее, и она захлебывается в рыданиях.
Он думает: ведь во всем виноват я.
27
После того как Энн наконец засыпает беспокойным сном, Марко долго размышляет над произошедшим, лежа в постели рядом. Как бы ему хотелось, чтобы он мог обсудить все это с ней! Он скучает по тем временам, когда они говорили обо всем на свете, когда у них были совместные планы. Но теперь он ничего не может ей рассказать. Когда он все-таки засыпает, ему снятся кошмары, и он четыре раза за ночь вскакивает с колотящимся сердцем, в поту, на влажных простынях.
Вот что ему известно: Ричард ведет переговоры с похитителями. Ричард и Элис собираются заплатить, сколько потребуется, чтобы вернуть Кору. Марко остается надеяться и молиться, чтобы Ричард преуспел там, где он не смог. У Ричарда телефон Дерека, и он знал, что на звонок ответил Марко. Ричарду – и Элис – известно, что Марко сговорился с Дереком, чтобы похитить собственного ребенка и получить за него выкуп. Первая мысль Марко о том, что Ричард убил Дерека и забрал его телефон, теперь кажется абсурдной. Откуда вообще Ричард мог знать о Дереке? И способен ли Ричард проломить человеку голову? Марко так не кажется, хоть он и ненавидит этого ублюдка.
Если телефон Ричарду действительно прислали похитители, это хорошо. Это значит, полиции ничего не известно, во всяком случае пока. Но Ричард ему угрожал. Каковы в точности были его слова? Марко не помнит. Он должен поговорить с Ричардом и убедить его не рассказывать полиции – и Энн – о роли Марко в похищении. Как ему это сделать? Нужно уверить их с Элис, что Энн не переживет потрясения, что, если участие Марко в исчезновении Коры раскроется, это ее полностью уничтожит.
Родители Энн никогда его не простят, но, может быть, по крайней мере, он, Энн и Кора снова станут семьей. Если им вернут ребенка, Энн будет счастлива. Он мог бы начать сначала, работать не покладая рук, чтобы их обеспечивать. Может быть, Ричард и не хочет на него доносить. Это повредило бы ему в глазах общества, подорвало его репутацию в деловых кругах. Может быть, Ричарду всего лишь нужен грязный секрет, которым он сможет угрожать Марко до конца жизни. Это было бы как раз в духе Ричарда. При этой мысли Марко дышится чуточку легче.
Нужно избавиться от телефона. Что, если Энн перезвонит на последний набранный номер и услышит голос отца? Потом он вспоминает, что она не знает пароля. И все же он должен избавиться от телефона, потому что он доказывает связь Марко с исчезновением Коры. Марко не может допустить, чтобы он попал в руки полиции.
Есть еще Синтия с ее видео. Он понятия не имеет, что с этим делать. До поры до времени она будет молчать, если он убедит ее, что достанет сумму, которую она требует.
Боже, что за бардак.
Марко встает в темноте и тихо ступает по ковру спальни, стараясь не разбудить жену. Он быстро одевается, влезая в те же джинсы и футболку, что были на нем днем. Потом идет в кабинет и достает телефон из ящика в столе, куда положил его вечером. Включает и проверяет в последний раз. Ничего. Нет необходимости хранить телефон. Если ему нужно будет поговорить с Ричардом, он сделает это напрямую. Телефон – единственная улика, не считая видео, которую можно использовать против него.
По одной за раз. Сначала он должен избавиться от телефона.
Он берет ключи от машины с подставки у входной двери. Думает, оставить ли Энн записку, но решает, что к тому моменту, когда она проснется, он все равно будет дома, поэтому не тратит на это времени. Он тихонько выскальзывает на задний двор, идет в гараж и садится в «Ауди».
В этот предрассветный час на улице прохладно. Разумом он пока не решил, что делать с телефоном, но подсознательно уже едет к озеру. Еще темно. Он едет в одиночестве по пустому шоссе и думает о Синтии. Не всякий человек пойдет на шантаж. Он гадает, что еще она сделала. Сможет ли он раздобыть на нее такой же по силе воздействия компромат? Уравнять шансы? Если он не сможет узнать о ней ничего полезного, то, возможно, у него получится как-нибудь ее подставить. С этим ему понадобится помощь. Он внутренне содрогается. Первое преступление у него закончилось провалом, а он, похоже, все равно увязает все глубже и глубже.
Он держится за мысль, что, возможно, ему удастся вернуть себе какое-то подобие нормальной жизни, если они получат Кору назад невредимой, если Ричард сохранит секрет, если он тем или иным способом добудет компромат на Синтию и принудит ее оставить его в покое. Он никак не может заплатить ей и продолжать платить и дальше. Нельзя оставаться в ее власти.
Но даже если он добьется всего этого, в его душе уже никогда не наступит мир. Он это знает. Он будет жить ради Коры и ради Энн. Он проследит, чтобы у них была настолько счастливая жизнь, насколько возможно. Он должен им это. Неважно, будет ли счастлив он сам: он утратил всякое право быть счастливым.
Он ставит машину на любимое место под деревом, лобовым стеклом к озеру. Некоторое время сидит внутри, вспоминая, как приезжал сюда в последний раз. С тех пор столько всего произошло. Последний раз, когда он был здесь, всего несколько дней назад, он был в полной уверенности, что скоро вернет Кору. Если бы все прошло так, как планировалось, то у него сейчас были бы и деньги и ребенок, и никто бы ни о чем не догадывался.