— Могу подвезти на машине. Вам куда?
— На завод.
— О, и я туда же.
В автомобиле Стогов поинтересовался, почему Валюженич не был вчера у Любашова на очередной партии в преферанс?
— Задержался на совещании.
— Не сегодня-завтра к нам прибудет Дикопольский. Он привезет директивы Дядюшки.
Потом с торжеством рассказал, что вчера «свои люди» нарушили телефонную связь на станции Григорьевской.
— Этакий забавный камуфлет в разгар передислокации корпуса!
Погрузка заводского оборудования в вагоны была закончена ранее срока. Сразу стало тихо на заводском дворе. Обезлюдел он, замело снегом дорожки между цехами.
Прохор как вышел из завкома с шапкой в руке, так и шел по двору, не надевая ее и не чувствуя мороза. Теперь он не сомневался: воду замутил Сенцов. Пользуется тем, что на завод за военные годы пришли новички из окрестных деревень. Копались они раньше каждый на своем клочке земли, зная: никто в беде к ним на помощь не придет. Надеялись только на себя да на господа бога. Не могут позабыть свое собственное ради общего. А тут еще все осложнилось, спуталось. Привычная и размеренная жизнь завода нарушилась. И Сенцов с компанией стараются. Шел Прохор и тяжело думал: что же делать?
— Эй, Прохор, надень шапку — чай, не лето!
Только теперь он заметил идущего рядом Никиту Черноусова.
— Брат рассказал: поймали крупного эсера. Нашли у него письмо. Готовилось восстание. Ниточки ведут на завод. Хорошо — успели оборудование вывезти. А что у тебя слышно? Как ремонт?
Прохор, волнуясь, рассказал о новых неприятностях.
Черноусов его успокоил: сознательно волынят те, кто затаил звериную злобу против власти Советов. Таких на заводе мало. Остальным надо помочь разобраться, где настоящая правда. Пусть сегодня же старые рабочие поговорят с людьми — задушевно, сердечно.
— Займись сам этим, я пройду в завком, — сказал Черноусов. — А Сенцова из завкома выведем. Скользкий человечишко.
Елистратов принес в папке бумаги на подпись Таганцеву. Узнав, что у печки спит командир полка, он полюбопытствовал, как дела на фронте. Ляхин махнул рукой. Столько горькой безнадежности было в этом жесте, что Елистратов закрестился, скороговоркой повторяя: господи, помилуй.
Ляхин невольно улыбнулся:
— И чего перетрусил? На заводе без году неделя, делов — только бумажки из одной папки в другую перекладывать.
— Смеешься? Сколько служащих разбежалось, как крысы с тонущего корабля, а я? — Елистратов вздохнул: — С такими же дураками остался. Чувствую: в петлю лезу, а остался…
Ляхин, наклонив лобастую голову, глянул поверх очков.
— Совесть, значит, имеешь.
— Колчак за эту совесть ррр-аз и на столбик, — Елистратов опять шумно вздохнул. — Раньше с непривычки голова раскалывалась: кругом ухает, свистит, как в преисподней, а вчера и сегодня на заводе, ай-ай-ай, тишина, будто в доме больной.
— Не говори! — Ляхин не сдержал набежавшую слезу. — Душа изболелась.
А Елистратов, не обращая внимания на то, как тяжело слушать такие слова старому рабочему, продолжал:
— Сколько всяких машин тю-тю. — Он свистнул. — Едут где-то в вагонах, а куда едут? Зачем? Кто на них работать будет? Затеряются, не дай бог! Пропадут!
— Хватит, заскулил, — крикнул Ляхин. — Вывезли, значит — нужно. — И перешел на официальный тон. — К Ростиславу Леонидовичу? Он у себя.
Елистратов, приоткрыв дверь и просунув осторожно голову, почтительно спросил:
— Товарищ Таганцев, разрешите?
Из кабинета рявкнули что-то неопределенное. Поняв, что Таганцев не в настроении, Елистратов, прикрыв грудь, как надежным щитом, папкой с бумагами, скользнул в кабинет главного инженера. Пробыл там Елистратов недолго и появился обратно так стремительно, будто его вытолкнули. В приемную в это время вошел Прохор.
— Ни одной бумажки не подписал, — сокрушенно вздохнул Елистратов, старательно завязывая на папке тесемки.
— Почему? — заинтересовался Прохор.
— Отказался категорически. Не имею, говорит, касательства.
— Ну-ка, дай!
Елистратов, прежде чем подать папку, торопливо развязал тесемки. Прохор просмотрел бумаги.
— Мудрует чего-то. Сам к нему зайду.
Но только Прохор взялся за дверную ручку таганцевского кабинета, дверь отворилась и вышел Сергей. Столкнувшись с отцом, он остановился. Они смотрели в упор друг другу в глаза — кто первым не выдержит взгляда. Но характер у обоих одинаково неуступчивый.
Едва дверь за Прохором закрылась, Елистратов сказал, ни к кому не обращаясь:
— Как чужие!
Сергей посмотрел на него:
— А мы чужие и есть.
Ляхин крякнул, а Елистратов с удовольствием подумал, какой у него собачий нюх. Еще в поезде обратил внимание на Сергея. Не ошибся.
В завкоме никого не было. Никита Черноусов хотел уже уйти, но зазвонил телефон. Никита взял трубку.
Звонили с вокзала. Вагоны с оборудованием не отправлены. Хотя начальник отдела перевозок Стогов заверил: состав уйдет в первую очередь. И он ушел, но только на товарную. Там его загнали в тупик. Сказали: нет паровозов. А рядом стоял состав со всякой канцелярской рухлядью, для него паровоз отыскался.
Черноусов зло швырнул трубку на металлические рычажки и поспешил в контору, чтобы передать эту новость Пылаеву.
В кабинете главного инженера, нарастая, грохотал густой бас Таганцева. Разговор происходил крупный. Ляхин хотел пойти туда, но не решился.
— Двое дерутся, третий лишний, — философски заметил Елистратов, подвигаясь ближе к двери, чтобы разобрать, о чем идет спор.
Только Сергей спокойно, будто ничего не происходит, точил карандаши, да возле печки похрапывал командир Камышловского полка.
Вдруг дверь распахнулась и выбежал разъяренный Таганцев, следом появился Прохор все с той же злополучной папкой, из которой во все стороны торчали края служебных бумаг.
— Кто дал тебе право так разговаривать, а? Что ты за персона? — гневно наскакивал Таганцев.
— Разве не знаете? — обычным тоном ответил Прохор, и только побледневшее лицо и дрожащая в руке папка выдавали его состояние. — Запамятовали? Управляющий заводом.
Таганцев захохотал язвительно, как делали на сцене мелодраматические злодеи.
— Сергей, слышишь? Твой отец управляющий заводом? — И снова демонический фальшивый хохот. — Заводом? Тем, что отправлен неизвестно куда? К этому заводу на колесах инженер Таганцев касательства не имеет! Захочу — плюну на все и уйду! Да, да — плюну!
Прохор не выдержал:
— Захотели одни тоже плюнуть на нашу власть, а их в подвал! Самого благочинного забрали… Не плюй, не то…
Прохор стукнул папкой по столу. Бумаги, вырвавшись на свободу, весело разлетелись по всей приемной. Спавший Лохвицкий проснулся. Елистратов, забыв служебные обязанности, вышмыгнул из приемной вместо того, чтобы собрать с пола все эти «входящие» и «исходящие».
— Грозишь? Думаешь испугать?
— И ты не пугай. Не из пугливых!
Каждый из них кричал, не слушая другого. Ляхин старался их успокоить, но — куда там! На крик собралась вся контора. Столпились в коридоре, сгрудились в дверях, любуясь неожиданным развлечением — ссорой начальства.
Ляхин вцепился в Прохора и тащил его от Таганцева, которого держал за плечи прибежавший из чертежного бюро Вадим.
— Четверть века в конторе, а подобное гала-представление впервые! — ехидничал бухгалтер Любомиров, вставший на стул, чтобы получше было видно.
Валюженич и Стогов попытались попасть в приемную, но не удалось. Из-за спин, пробкой закупоривших широкую дверь, они слышали только отдельные выкрики.
Порядок навел Черноусов. Недаром в молодости он считался первым кулачным бойцом рабочего поселка. Никита легко, без усилий раздвинул любопытных, вошел в приемную и одним рывком развел Прохора и Ростислава Леонидовича. От неожиданности оба сразу замолчали.
— Чего собрались? — спросил Никита.
В наступившей тишине просто сказанные слова звучали грозно. Коридор мгновенно опустел. Валюженич и Стогов смогли пройти в приемную.
Начальник военных перевозок, составляя приказ штаба армии о вывозе заводского оборудования, исходил из того, что назначенные им для этого сроки даже в нормальных условиях невыполнимы, тем более теперь… И вдруг этакая прыть — погрузили вагоны на несколько часов раньше! Стогову пришлось принять контрмеры, чтобы задержать отправку. А сегодня он специально поехал на завод передать рабочим благодарность командования за выполнение приказа.
Какое наслаждение расхваливать рабочих за трудовой подвиг и знать, что это дурачье надрывалось круглые сутки, а вагоны с оборудованием спокойненько дожидаются в тупике прихода Пепеляева! Но едва Стогов вместе с Валюженичем вошел в приемную, он услышал, как Черноусов возмущается, что состав до сих пор не отправлен. Продолжая приятно улыбаться, Стогов перетрусил: неужели его роль в махинациях с оборудованием раскусили?
— Видал, как приказы выполняют? В штабе — одно, на станции — другое! — крикнул Черноусов Стогову.
По этим словам Стогов понял — он пока вне подозрений, и, обратившись к Валюженичу, сокрушенно сказал:
— Товарищ Валюженич, подтвердите: я утром специально звонил на станцию по данному вопросу. Меня заверили — все в порядке. И обманули. Вагоны не отправлены.
Таганцев захлопал в ладоши.
— Браво! Не я один стараюсь! Есть еще умные люди! Да, да, есть!
Никита Черноусов мрачно взглянул на искренне радующегося главного инженера:
— Зря с ними равняешь себя, Ростислав Леонидович.
Но Таганцев, испытывая злорадное торжество, что затеянный Прохором вывоз оборудования сорвался, обратился к нему подчеркнуто официально:
— Товарищ управляющий, судьба-то на моей стороне. Не ушло оборудование. Да, да, не ушло! И я теперь не уйду. Сергей! Вадим! — властно крикнул Таганцев. — Работать!
Свирепо выпучив глаза и решительно заявив, что саботажников обязательно расстреляют, Стогов выбежал из приемной.
Уход начальника военных перевозок, казалось, поставил точку на неприятных разговорах, и Валюженич, наконец, мог получить ответ на интересующий его вопрос: сколько имеется отремонтированных орудий?