Риза-кули-Мирза обрадовался, что так дешево разделается с долгами. 25 декабря утром он собственной персоной явился в гостиницу «Пале-Рояль», разбудил Ольшванга и сообщил о взятии Перми, в честь чего была распита бутылка коньяка. Кули-Мирза вручил пропуск на поезд, которым вместе с Гайдой и представителями союзного командования выезжала группа корреспондентов. Принц любезно прислал за Ольшвангом одного из своих адъютантов, поручив ему посадить Ольшванга в вагон и не покидать до отхода поезда.
Взорванные мосты и виадуки, сброшенные под откос вагоны свидетельствовали о яростном сопротивлении Красной Армии.
Только к концу третьих суток Ольшванг добрался до Перми. Получив номер в гостинице, он сразу же разделся и лег спать. Электростанция бездействовала, а свеч в гостинице не было.
Назавтра Ольшванг ожидал прихода Дикопольского. При последнем свидании в Екатеринбурге, в кабаре, они договорились, что тот обязан ежедневно наведываться в гостиницу. Но прошел весь день, а Дикопольский не появился. Тогда Ольшванг зашел в городскую думу и на вопрос, кто теперь в Перми городской голова, услыхал фамилию Ширяева. Такая неудача постигла его и в губернской земской управе: там фамилия председателя оказалась Дьяков.
Дикопольского среди новых «отцов города» не было, хотя ради этого-то он и рискнул на опасную операцию. Наконец, узнав о гибели Дикопольского, Ольшванг зачеркнул его фамилию в записной книжке, потертый переплет которой свидетельствовал, что служит она владельцу давно.
Но Ольшванга ждала и еще одна неожиданность: ушли в «иной мир» и благочинный, и доктор Любашов. Список людей, с которыми Ольшванг должен был встретиться, уменьшился еще на две фамилии.
Когда Ольшванг встретил в одном из писем фамилию Елистратов, он подумал: неужели это тот самый жандармский полковник Елистратов, с которым он в последний раз виделся год назад в Петербурге в злополучную ночь? Тогда внезапно начались повальные обыски и аресты, и Ольшвангу пришлось спрятаться в одном из иностранных посольств, а затем бежать в Финляндию.
О Елистратове в письме было написано скупо: участвовал вместе с Перхуровым в организации неудавшегося Ярославского мятежа, рекомендован Борисом Савинковым. Рекомендация была надежная. Почему же, если это тот же Елистратов, он не переменил фамилию? А может, такая дерзость и является верным ходом, обманувшим чекистов? Ехать самому в рабочий поселок и наводить справки в заводской конторе Ольшвангу не хотелось. А вдруг сей Елистратов, как и Дикопольский, тоже… Надо действовать иначе.
Договорившись с коридорным, Ольшванг написал записку: «Вашим здоровьем интересуется дядюшка. Зайдите в гостиницу в четвертый номер». Если Елистратов уцелел, он придет.
Ольшванг не ошибся. Услыхав стук, он открыл дверь и сразу узнал жандармского полковника Елистратова, хотя его сбритые усы только отрастали.
Елистратов сбросил бекешу и, заметив коробку с сигарами, не спрашивая хозяина, взял одну из них.
— Ого! Настоящая гавана? Давно не курил! Все махорка и махорка. Насквозь ею провонял. — И, выплюнув откушенный кончик сигары, закурил. — Какой аромат! Сразу прошлой жизнью запахло. Петербург… «Вилла Родэ»… Гайда, тройка, снег пушистый. Ночь морозная кругом… Вернется ли все, а? — Елистратов несколько раз жадно затянулся. — Или как этот дым? Тю-тю?..
Елистратов бесцеремонно развалился на диване. Ловко пуская колечками голубоватый дым, он рассматривал Ольшванга.
— А вы не изменились… Все такой же… Не удивительно. За границей не то, что в России-матушке. В ту страшную ночь я чудом не попал в подвал на Гороховой. В Москве познакомился с господином Савинковым. Сколько времени знал его только по донесениям филеров, а тут ручку пожал! Единомышленник!.. Затем Ярославль. Короткая радость победы. Бегство на буксире в женском платье… Снова Москва. Савинков. Приезд сюда… Я конторщик заводской конторы. Представляете, с каким удовольствием я, столбовой дворянин, работал с «товарищами»?
— В этом есть своя пикантность, — улыбнулся Ольшванг.
Елистратов фыркнул.
— Известно ли вам, что вот в этих апартаментах провел последние дни Михаил Романов? Да-с! Одного брата здесь, а другого в Екатеринбурге поставили к стенке! Я последнее время ходил на острие ножа. Особенно, когда арестовали благочинного. Запоздай Пепеляев хоть на один день, и меня бы тоже… Пиф-паф! Ой-ой-ой! Умирает зайчик мой… Вот вам ваша пикантность!
— Без риска не делаются большие дела, — спокойно сказал Ольшванг. — Для этого я и пригласил вас, господин полковник. Бросьте экскурсы в прошлое. Займитесь настоящим, вернее — будущим. Это приятней и выгодней.
Ольшванг начал деловой разговор. Он говорил начистоту. Предложил Елистратову возобновить работу на старых хозяев.
— Платить будут больше, чем вы получали до революции.
Уговаривать Елистратова не пришлось. Он согласился, но потребовал:
— Только не колчаковской дрянью! Ею можно пользоваться вместо туалетной бумаги «пипифакс». — Елистратов рассмеялся. — Нужна твердая валюта.
Ольшванг вынул из бумажника новенькие двадцатипятидолларовые бумажки. Но прежде чем отдать их в жадно протянутую руку полковника, попросил подписать расписочку.
— Для отчета. Я ведь скромный представитель фирмы «Сандэрс энд Родерс».
Елистратов расхохотался и сел к столу, где лежал лист бумаги с заранее написанным текстом расписки.
— Предусмотрительно… Но я мог и отказаться?
— От этого? — Ольшванг развернул веером долларовые бумажки. — Вы? — Это прозвучало с такой издевательской интонацией, что Елистратов быстро, не читая, расписался.
— В какой должности вы находитесь на заводе?
— Весьма скромной — конторщик.
— Очень хорошо… Казенный завод интересует нашу фирму. Поэтому я приехал сюда первым… Как здоровье Таганцева?
— Взбалмошный старик. — Елистратов зажег потухшую сигару.
— Но он стоит многих. Самодовольные тупицы в департаменте положили под сукно его предложения… Мы с вами это исправим… На Урале нам должно принадлежать все… И Таганцев. Если не удастся до конца уничтожить Советы, а это, увы, может случиться, мы всегда должны быть сильней, чем они.
Елистратов, казалось, ничего не слышал, увлеченный курением. Он даже закрыл глаза.
— В городе проживает некий инженер Соловов.
Елистратов открыл глаза.
— Соловов? Знаю, работает на заводе.
— Тем лучше! Необходима встреча. Как можно скорее. Договоритесь!
— Будет исполнено.
— Вы отличались, полковник, похвальной исполнительностью. За это качество вас особенно ценят. Кого вы знаете из здешних военных?
— Стогова и Валюженича.
— Кто они?
— Участвовали в заговоре. Оба служили в Красной Армии. Теперь в штабе Пепеляева.
— Встречаетесь?
— Да. — Елистратов посмотрел на Ольшванга и насмешливо спросил: — Боитесь английских друзей? Рраз — и подставят ножку! Так? Угадал?
Ольшванг кивнул головой.
— Главное — узнавать через Стогова и Валюженича: не замышляют ли английские советники тайные козни против своих американских коллег?
— Ваша догадливость поразительна, дорогой полковник!
— Но Стогов и Валюженич, как и всякие здравомыслящие люди, знают истинную цену денежных знаков с портретом верховного правителя…
Теперь пришла очередь Ольшванга проявить такую же догадливость. Был вынут бумажник и отсчитаны долларовые бумажки.
— Это им!
Ольшванг, передавая деньги Елистратову, сделал ударение на последнем слове.
— Не беспокойтесь. Разделю пополам и вручу по назначению. Соловов будет у вас. — Елистратов уже дошел до двери, но вернулся к столу. — Вы, конечно, разрешаете? Мерси! — И, взяв несколько сигар, спрятал в карман френча.
Вечером Ольшванг, ожидая Соловова, припоминал, как выглядел этот инженер, когда они встречались в Петербургской конторе перед тем, как Соловов уехал на Урал. Поэтому, увидя вошедшего в номер Вадима, Ольшванг подумал, что молодой человек случайно зашел в его номер.
Вадим заметил удивленный взгляд.
— Мне сказали, что меня хочет видеть господин Ольшванг?
— По всей вероятности, произошла досадная ошибка.
— Ошибка?
— Я действительно просил господина Елистратова оказать мне услугу, передав приглашение инженеру Соловову, но…
— Вы, кажется, сомневаетесь, что я инженер Соловов?
— О, все ясно. Елистратов пригласил вас, а мне нужен ваш однофамилец. Соловов… — Ольшванг вынул записную книжку и, заглянув в нее, добавил: — Роман Захарович.
— Роман Захарович Соловов — мой отец.
Ольшванг широко раскинул руки, словно хотел обнять Вадима:
— Рад познакомиться с сыном старого сослуживца. Будет особенно приятно поздравить дорогого Роману Захаровича с таким симпатичным отпрыском!
— Увы, это невозможно, — глухо сказал Вадим.
Ольшванга охватил суеверный страх. Значит, и Соловов не избежал трагической участи тех, кого пришлось вычеркнуть из записной книжки?
— Бедный Роман Захарович… Мы проработали бок о бок столько лет! — Ольшванг вытащил носовой платок и приложил его к глазам. — О, как было бы приятно встретиться с ним. Вспомнить молодость, общих друзей. И вдруг… Боже! Смерть в подвалах чека.
Конечно, нужно было тут же сказать, что Роман Захарович умер весьма прозаически, но Вадим невольно поддался соблазну не рассеивать мученического ореола, вдруг засверкавшего вокруг имени отца, и стыдливо промолчал. Платок господина Ольшванга вернулся обратно в карман.
— Значит, вы работаете на казенном заводе?
— Да. У инженера Таганцева.
— О, отлично, вам повезло! Что ж это я такой негостеприимный хозяин! Раздевайтесь… Вот так… Прошу… садитесь сюда.
Ольшванг любезно помог Вадиму снять пальто, усадил в кресло.
— Фирма «Сандэрс энд Родерс», в которой служил ваш батюшка, имеет мировое имя. С ее авторитетом считаются крупнейшие государственные деятели, в том числе и верховный правитель адмирал Колчак. Адмирал просил нашу фирму навести порядок на местном казенном заводе. Я это говорю пока только вам. Вы сын моего друга, и я считаю вас близким человеком.