– То есть это не просто сплетни? Он вправду с этой самой Радишей?..
– Что, трудно поверить? Да, рожа у нее… Эй, Корди! Где там картишки? Тут объявился пижон, который думает, что умеет в тонк…
– Думает? Лебедь, если ввяжешься со мной в игру, так еще решишь, что это я ее изобрел…
Мотер был довольно скромным типом порядочного роста, с волосами цвета имбиря, выделявшимся на общем фоне лишь оттого, что был белым в стране, где разве что гаремных девочек с рождения прячут от солнца.
– Опять у Лозана язык вперед головы забегает? – спросил он.
– Надо думать. Да я карьеру сделал, благодаря исключительно тонку. Если не можешь обыграть бродячего шулера, рискуешь из Отряда вылететь.
Мотер пожал плечами:
– Ну, так ты живо Лозану шею своротишь. Держи, сдавай. А я схожу узнаю: может, и наш могучий генерал Нож с нами сядет.
– Отсюда ему Госпожу будет не видно, – проворчал Лебедь.
По тону очень уж походило на реплику относительно того, что зелен виноград… Усмешка Мотера подтвердила мои догадки.
– Да что в ней такого? – спросил я. – Всякий, кто хоть пять минут возле нее покрутится, тут же слюни развесит, язык вывалит и все вокруг перестает замечать. Вот я – сколько лет был с ней, и вижу, что все у ней при ней и все на месте, так что лучше не надо, однако все равно не мог бы до такого дойти, даже не будь она Госпожой и женой Старика.
Ну, последнее не совсем верно: через меч перепрыгнуть они так и не удосужились…
Лебедь стасовал колоду.
– Снимешь?
Сниму. Всегда снимаю. Одноглазый приучил.
– Неужто ты вправду не чувствуешь? – спросил он. – Стоит ей мимо пройти, у меня в голове все плывет. А раз она теперь вдова…
– Не думаю.
– Что?
– Какая же она вдова, Костоправ-то жив.
– Ч-черт, и тут не везет… А хочешь, сложим сейчас колоду так, чтоб Корди поначалу решил, что выиграет, и разденем его?
Стоило мне покачать головой, он пожелал узнать, отчего я считаю, что Ворчун жив. Некоторое время я уклонялся от определенного ответа, и тут вернулся Мотер.
– Нож занят. Ищет позицию, с какой удобней рассматривать нашу колдунью. Лозан, ты небось снова колоду подмешал? Баловство это пустое; пересдай.
– Ну не история ли всей моей жизни? – проворчал я. – Глядите.
У меня на руках были два туза, две десятки и тройка. Автоматический выигрыш; такой расклад не бьется.
– И ведь совершенно честно…
– Неважно, – хихикнул Лебедь. – Все равно оно тебе ничего не стоило.
– Это точно. А чего бы вам, ребята, не навестить Деджагор? Я бы вам по кружечке пивка поставил. Одноглазый у нас варку наладил…
– Ха! Конкуренция?
Лебедь с Мотером, едва прибыв в Таглиос, занялись пивовареньем. Сейчас они это дело оставили. Одной из причин было то, что жрецы всех конфессий запретили пастве употребление спиртного.
– Это вряд ли. Проку от его пива – только доход в его карман.
– То же было и с тем, что мы варили, – сказал Мотер. – Папочка мой, пивовар, в гробу переворачивался всякий раз, как мы закупоривали новый бочонок.
– Однако ни капли даром не пропало, – возразил Лебедь. – Едва оно дозревало, мы снимали пену и все выливали в таглиосские глотки. Ты не шибко-то верь насчет папочки. Старик Мотер был податным чиновником и таким тупым, что даже мзды не брал.
– Заткнись и сдавай. – Мотер сгреб свои карты. – Домашнее-то он варил. А вот Лебедев старик вообще был угленосом.
– Зато симпатичным и всеми любимым. И я унаследовал его лучшие черты.
– Ты скорее в мамашу пошел. Если чего-нибудь со своей шевелюрой не сделаешь, тебя скоро кто-нибудь в гарем утащит.
С этой стороны я их раньше не видел. Однако слишком расслабляться в их компании не стоит – это не Отряд. Потому я молча сосредоточился на игре; пусть рассказывают, как жили, пока не осела на их башмаки пыль больших дорог, заставив пуститься по свету.
– А ты, Мурген? – спросил Лебедь, поняв, что выигрываю я куда чаще, чем проигрываю. – Сам-то ты откуда родом?
Я рассказал им, как рос на ферме. В жизни моей не бывало ничего интересного, пока я не решил, что не желаю крестьянствовать. Тогда я записался в одну из армий Госпожи, понял, что и там мне не нравится, дезертировал и поступил в Черный Отряд, где только и мог укрыться от разыскивавших меня профосов.
– Жалел когда-нибудь, что ушел из дому? – спросил Мотер.
– Каждый божий день. Каждый… Выращивать картошку – скучно и утомительно, зато она не воткнет нож в спину. Дома я вряд ли когда голодал, всегда жил в тепле, да и помещик нас особо не прижимал. Он, прежде чем взять, что причитается, всегда глядел, достанет ли арендаторам на зиму… Да и жил-то немногим лучше нашего. А магию мы видели только ту, что бродячие фокусники на ярмарке показывают…
– Так чего ж не вернешься домой?
– Не могу.
– Если держаться с оглядкой, не выглядеть богатым и никого не задевать, можно почти везде пройти без задоринки. Мы же прошли…
– Не могу, потому как дома-то больше нет. Через пару лет после моего ухода там прошла армия мятежников.
А после – и Отряд, по дороге из какого-то мерзкого места в другое, тоже не обещавшее радостей. Вся страна была превращена в пустыню во имя свободы от тирании империи Госпожи…
61
Госпожа прислала за мной только через шесть дней. За это время я избавился от насекомых и малость отъелся, заново набрав несколько фунтов, но все же выглядел, словно из ада сбежал. Собственно, примерно так оно и было…
Госпожа тоже выглядела не бог весть как. Утомленная, бледная, подавленная – наверное, до сих пор превозмогала хворь, от коей ее в прошлый раз рвало. Она не стала тратить времени на пустую болтовню.
– Я посылаю тебя назад, в Деджагор, Мурген. Мы получили тревожные вести о Могабе.
Я кивнул. Сам уже кое-что слышал. Каждую ночь озеро пересекали новые плоты. Дезертиры и беженцы – все как один удивлялись, узнав, что Тенекрут мертв, а армией его, тоже изрядно истощенной повальным дезертирством, командует Госпожа.
Госпожа – дамочка серьезная. По-моему, она просто не хотела снимать проблемы, чтоб Могаба решал ее сам. Невзирая на то, во что это обойдется Таглиосу и Черному Отряду.
– Зачем?
Не слишком-то умно было бы так – любой ценой. Все наши таглиосцы оставили дома родню. Многие – люди видные и состоятельные, таким-то прежде всего выгодно защищать родную землю…
– Мне нужно, чтобы ты просто вернулся и продолжал начатое. Но – записывай все. Оттачивай мастерство. Держи Отряд в сплоченности. И будь готов ко всему.
Я хмыкнул. Не то бы хотелось услышать, учитывая, что осаду можно прекратить хоть сей момент.
Госпожа почувствовала мой скрытый протест, слабо улыбнулась и внезапно взмахнула рукой.
– Спать, Мурген.
И я рухнул, где стоял.
Все та же старая, зловещая…
В голове клубилась густая муть. Таглиосцы, помогавшие мне выбираться из Деджагора, вовсе были словно зомби. Все время молчали и даже, казалось, не замечали ничего вокруг.
– Ложись! – негромко приказал я. – Патруль идет.
Они выполнили приказ, но двигались, словно до предела накурившись дури.
Патрулей стало немного, и избегать их внимания не представляло труда. Да и все равно – в их задачу не входило задержание тех, кто бродит вокруг. Берега озера мы достигли без происшествий.
– Отдыхаем, – распорядился я. – Ждем темноты.
Я не был уверен, стоило ли пересекать холмы днем. Просто не помню, как мы вышли.
– Я что, очень странно себя вел? – спросил я.
Таглиосец, что повыше ростом, медленно, неуверенно покачал головой. Он понимал в происходящем еще меньше моего.
– Я себя чувствую так, словно лишь пару часов назад вышел из непроглядного тумана, – сказал я. – Помню, как нас схватили. Помню что-то вроде боя. А вот как ушли – не помню…
– Я тоже, господин, – сознался тот, что пониже. – Только у меня такое чувство, что надо поскорей вернуться к товарищам. Уж не знаю почему.
– А ты что скажешь?
Высокий, сдвинув брови, кивнул. А ведь так старался вспомнить, что жила чуть не лопнула от натуги.
– Наверное, – предположил я, – Тенекрут что-то сделал с нами и отпустил. Об этом стоит помнить. Особенно если возникают побуждения, коим сам удивляешься.
После наступления темноты мы прошлись вдоль берега, нашли плот и, погрузившись на него, устремились к Деджагору. И немедленно поняли, что на шестах никуда не придем. Слишком уж было глубоко. Кончилось дело тем, что мы приспособили шесты и обломки досок под некое подобие весел. Полночи ушло на переправу, а затем, естественно, все пошло к чертям.
Одноглазый, стоя на часах, коротал время с возлюбленной своей баклажкой пива. Услышав плеск воды и оклики с просьбой помочь подняться, он вообразил, что все орды зла ополчились на него, и принялся пускать в воздух огненные шары, так что любой стрелок средней руки легко нашпиговал бы нас стрелами.
Одноглазый узнал меня почти сразу – мимо просвистело от силы три стрелы. Он заорал, приказывая прекратить стрельбу, но было поздно. Нары с башни над Северными воротами заметили нас.
Мы были довольно далеко, чтоб им удалось разглядеть и лица. Но сама возможность наличия у Старой Команды связей с внешним миром, несомненно, привлечет живейший интерес Могабы.
– А-а, рад видеть, – заговорил Одноглазый, когда я вскарабкался на стену. – Мы-то тебя уж мертвецом числили. Через несколько дней поминки собирались устраивать, ежели время найдется. Замешкался я с этим, потому как дел было много. Раз ты был формально мертв, мне пришлось продолжать вести Анналы.
Он щедро протянул мне свою, две недели не мытую, кружку с пивом. Я от такой чести отказался.
– Да и все ли с тобой в порядке?
– Не знаю. Может, ты сможешь понять.
Я рассказал ему, что смог вспомнить.
– У тебя снова был припадок?
– Если так, то и у двоих прочих – тоже.
– Интересненько… Ладно, завтра об этом поговорим.
– Завтра?
– У меня смена через десять минут, и я намерен малость ухо придавить. Да и тебе поспать не мешает.