Нелегко пришлось казакам в походе. Кучум собрал большое войско. С боями, с потерями идут вперёд казаки. Всюду заслоны кучумовских войск. Тучей вздымаются в воздух стрелы. Ощетинились грозно копья. Идут казаки, словно сквозь колючие заросли пробиваются.
Страшны, конечно, стрелы. Остры, конечно, копья. Но у казаков оружие понадёжнее. Огненного боя. Пищали.
Не было здесь, в Сибири, ни пушек, ни ружей. Продвигаются вперёд казаки. Пробивают огнём дорогу. Дошли до устья реки Тобол. Вот он – Иртыш и иртышский берег.
25 октября 1583 года казаки Ермака взяли столицу Сибирского ханства Искёр.
Об успехе своего похода Ермак донёс в Москву царю Ивану IV. В Сибирь в помощь казакам прибыли стрельцы и русские воеводы.
Иван Грозный был очень доволен сибирским походом Ермака. Говорят, он даже послал Ермаку со своего плеча царскую шубу.
Только не пришлось Ермаку Тимофеевичу долго носить царский подарок. После падения столицы Сибирского ханства борьба с Кучумом не закончилась.
Хоть и стар, хоть и слеп Кучум, берегись, не простак Кучум. Выследили его воины ночной привал Ермака. Напали. Погиб Ермак в схватке с воинами Кучума.
Юрьев день
Во времена правления царя Ивана Грозного большие изменения произошли в жизни крестьян. И ранее крестьяне принадлежали крупным землевладельцам – боярам, князьям, помещикам. Однако они ещё не были полностью крепостными. Раз в году крестьяне имели право менять своего хозяина, могли переходить от одного владельца к другому.
Это было осенью, когда завершались основные полевые работы, в Юрьев день. Переходить можно было в срок за неделю до Юрьева дня и неделю спустя.
Ждут, бывало, не дождутся крестьяне этого дня.
Ждали в тот, 1581 год Юрьева дня и в семье Телегиных. Принадлежали Телегины боярину Верхотурову. Вот эта семья – Ефимка Телегин, отец Ефимки – Хабар Телегин, мать Ефимки – Анна, сестрёнки Наденька и Олюшка и бабка – старая Пелагея.
Особенно ждала бабка. Намучилась она за свою долгую жизнь у боярина Верхотурова. Хоть на край света идти готова, хоть к самому дьяволу в пасть. Всё надеется – в другом месте будет лучше.
– Присмотрела я, присмотрела, – говорила старая Пелагея. – Есть сын боярский Тимофей Мещерин. Вот у кого люди живут так живут. Не лют, не крут. Шкуру с живых не сдирает. К нему и пойдём.
И мать о новом месте всё думает. И отец к новой жизни рвётся. Ждут они Юрьева дня.
Скорей бы!
А Ефимке всё равно. И Наденьке и Олюшке всё равно. А если говорить честно, то переезжать на новое место им и вовсе не очень-то хочется.
Тут речка. Зовут Серёжа. Привыкли к речке. Тут лес. Вековой, дремучий. С грибами, с ягодами. Привыкли к родному лесу. Тут дружки и подружки. Катька, Анфиска, Мотька, Митрошка, Игнатка, Ларюк, Меркул. Как же без них? Без дружков, без приятелей.
Не нужен ребятам Юрьев день. Сказал Ефимка:
– Хоть бы и вовсе не был.
– Не был, не был, не был, – заверещали Наденька и Олюшка.
Кончилось лето. Настала осень. Отец посветлел. Даже в плечах расправился. Оживилась, стала проворнее бегать мать.
– Дождались, дождались, – твердит старая Пелагея. – Ещё две недели – и Юрьев день.
И вдруг! Что такое?! Как?! Почему?!
Объявлено: не будет в этом году Юрьева дня. И в будущем не будет. Ввёл царь Иван Грозный временный запрет на переход крестьян от одного помещика к другому.
Заплакала, запричитала старая Пелагея.
– Как же так?! Как же так?!
Подошёл Хабар Телегин, наклонился к матери.
– Вот те и Юрьев день.
И Ефимка, и Наденька, и Олюшка подбежали к бабушке.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Только не было в их словах сожаления. Глупые они, несмышлёные. Довольны, что не надо никуда уезжать. Схватили лукошки, помчались в лес.
…Прошло десять лет. При сыне Ивана Грозного, царе Фёдоре Ивановиче, вышел специальный указ, который навсегда отменил право крестьян переходить от одного помещика к другому. В России окончательно установилось крепостное право.
Иван – сын Ивана
Первый сын царя Ивана Грозного Дмитрий, которому бояре много лет тому назад приносили присягу на свою верность, умер ещё ребенком. Второй сын царя, как и отец, носил имя Иван.
Он и стал наследником русского престола.
Иван Грозный любил, но в то же время и ревновал сына. Молод царевич Иван. Характером более мягок. Не страшились его, как царя Ивана Грозного, а, наоборот, тянулись к царевичу люди.
Подозрителен царь Иван. Недобрые мысли в голову заползают. А тут ещё и советчики нет-нет да и шепнут:
– Остерегайся, государь. Уж больно люди не те вокруг царевича.
Не находит в такие минуты царь себе места. Всё кажется ему, что царевич Иван «желает царства», то есть мечтает побыстрее сам стать русским царём.
Растравит себе душу царь Иван. Прикажет казнить кого-нибудь из друзей царевича. Затем успокоится. Встретится с сыном, старается что-нибудь доброе сказать. Как бы вину свою искупает.
Готовил Иван Грозный сына к престолу, в государственные дела посвящал, не таил своих намерений и планов.
И всё же не мог до конца изменить свой несдержанный, жестокий характер царь. То вместе с сыном в застолье, вместе на охоте, радостен и светел, то вновь снова нахмурится, коршуном на него смотрит.
Вот и в тот день.
Заперечил в чём-то сын отцу. Произнёс не то слово. Не сдержался опять Грозный. Лавиной бранных слов на сына обрушился. Даже ударил.
Боярин Борис Годунов, бывший случайно при этой вспышке царского гнева, пытался было стать на защиту царевича.
Ещё больше взвился теперь Иван Грозный.
– Заступники! – кричал на Годунова. – Не желаете мне добра. Вороги кругом. Изменники!
Избил он жестоко боярина Годунова. Отступил боярин Борис Годунов.
Повернулся Иван Грозный опять к сыну. Вновь неосторожное что-то сказал царевич.
– Щенок! Ирод! – закричал Грозный. Потерял он окончательно власть над собой. Глаза помрачнели. Забегали, забегали из стороны в сторону. Волосы на бороде вздыбились. Нос, и до этого длинный, вовсе стал выглядеть клювом. Ссутулился, сгорбился царь Иван. И вдруг, как пружина, выпрямился. – Щенок!
Сжал он тяжёлый посох, бывший у него в руке. Поднял руку. Ударил сына. Пришёлся удар посоха в висок царевича. Упал как подкошенный царевич на пол.
Не отходили лекари молодого Ивана.
Умер царевич Иван.
«Отписать»
Была у Ивана Грозного борода: рыжая не рыжая – золото с чернотой.
В один день превратилась в золото с белизной. Тяжело переживал царь Иван смерть своего сына.
– Нет мне прощенья. Нет мне прощенья.
Уединился. Отошёл ото всех дел. По церквам и монастырям ездит. Бьёт земные поклоны Богу.
Приезжают гонцы из разных концов России.
– К кому?
– К государю.
– Нельзя. Царь молится.
Приезжают гонцы из разных ближних и дальних заморских стран.
– К кому?
– К государю.
– Нельзя. Царь молится.
Молится, молится царь Иван. Осыпает деньгами церкви и монастыри.
Тянут свои печальные песни священники и монахи. Поминают погибшего царевича.
Похудел царь Иван. Осунулся. Страшно глянуть теперь на Грозного.
Стал царь вспоминать вдруг прошлые годы. Вспоминает опричнину, казни. Эх, эх, сколько извёл людей! Ох, ох, жить самому недолго. Простит ли Господь суровость?
Задумался.
«Может, Господь и простит. А люди?»
Решил царь вернуться к делам казнённых. Пересмотреть суровые свои приговоры. Приказал отписать, то есть занести в специальные списки, фамилии тех, кто подлежит прощению.
Стоят приближённые, называют царю фамилии.
– Князь воевода Горбатов-Шуйский. Тот, что Казань…
– Помню, помню, – перебивает царь. – Отписать.
– Князь Владимир Андреевич Старицкий.
Вспомнил Иван Грозный двоюродного брата.
– Прости меня, грешного. Отписать.
Продолжают называть приближённые казнённых царём людей.
– Боярин Иван Петрович Фёдоров-Челяднин.
Вспоминает царь, как заставил тогда Челяднина сесть на царский трон.
– Отписать.
– Дьяк Иван Висковатый.
Вспомнил Грозный, как добивали ножами Висковатого.
– Отписать.
– Воевода Никита Козаринов-Голохвастов.
Вспомнил, как посадили Голохвастова на пороховую бочку и подожгли фитиль.
– Отписать.
– Кабардинский князь Михайло Темрюкович.
Вспомнил, как сажали на кол Темрюковича.
– Отписать.
Идёт фамилия за фамилией. Всё тише и тише Иванов голос.
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
Кто-то вспомнил и о Елисее Бомелии, бывшем царском лекаре, любимце царя Ивана:
– Ещё, государь, Елисей Бомелий.
Посмотрел царь на сказавшего. Как в былые годы, глаза вновь налились свинцом.
– Не бывать сему, – произнёс Иван Грозный. – Вор. Лихоимец. За измену карать и впредь.
Всё новые и новые идут имена.
И снова Иванов голос:
– Отписать.
– Отписать.
– Отписать.
Последний день
Царю Ивану снился тяжёлый сон. Куда-то стремительно вперёд за даль, за синь уходит большак-дорога. Люди справа, слева стоят от дороги. По дороге, как по коридору, проходит царь.
«Слава царю, слава!» – раздаются приветственные голоса.
Но тут же, разрезая кинжалом воздух, оттесняя, опережая радостные крики, несутся слова другие:
«На плаху его, на плаху!»
И вот уже бежит к царю палач. Сажень в плечах. Пудовый замах. Топор в руках.
Иван вскрикивал и просыпался. Тупо вглядывался в ночную темноту. Судорожно водил рукой по кровати. Казалось, что-то искал. Сердце билось тревожно. Царь, успокаивая себя, произносил:
– Пустое, пустое.
Переворачивался на другой бок. Опять засыпал. Однако сон возвращался. И справа, и слева гремело снова:
«Слава царю, слава!»
«На плаху его, на плаху!»
Промучился царь всю ночь. Утром ходил подавленный, раздражённый.