[588]. Именно это не нравилось Филипу Раву. «Он видел в ней врага высокой культуры», – писал Норман Подгорец.
Зонтаг очень редко отвечала на подобные обвинения или как-либо комментировала непонимание, вызванное обсуждением ее эссе. «Вкус кэмпа… все еще исходит из старых, высоких стандартов дискриминации», – говорила она гораздо позднее в одном из немногих комментариев своего эссе. И именно эти стандарты «противоречили вкусу, скажем, Энди Уорхола, продвигавшего на массовом рынке дендизм уравниловки»[589]. Читая первый сборник эссе Зонтаг «Против интерпретации», вышедший в 1966-м, в который вошло эссе о кэмпе, можно задаться вопросом: кто же автор эссе – враг или друг высокой культуры? Однако мы можем предположить, что г-жу Роберту Копленд не интересовали вопросы продвижения дендизма уравниловки.
Несмотря на то что эссе было коротким – 16 страниц, около 6000 слов, «Заметки о кэмпе» являются плодом нескольких лет размышлений. Первый рабочий вариант эссе был написан Зонтаг во время посещения Греции в 1958 году, за шесть лет до его публикации в Partisan Review. Название этого рабочего варианта заявляло тему исследования и отличалось от того, под которым оно вышло в печать. Эссе называлось «Заметки о гомосексуализме».
«Гомосексуальность и нарциссизм. Озабоченность одеждой, старением и красотой. Рикардо заставляет нас с Х. пойти с ним в магазин около станции Sevres Babylon / Севр – Бабилон [обратите внимание!], чтобы купить крем от морщин вокруг глаз. [Он + Х говорят по-испански – она делает вид, что покупает для себя, но спрашивает его «Тебе этот нравится?», «Или, может, взять вот этот?» – словно продавщица ничего не понимает.] Педик на Астир-Бич постоянно проводит ладонью по своим крашеным серым волосам. Шелковый платок Бруно, его кольца, стыд того, что он лысеет.
Гомосексуалисты необыкновенно тщеславны. Думают только о том, как быть красивее. Старение – навязчивая идея. Если ты старый и некрасивый, никто тебе не платит, ты никому не нужен. (Это слова Рикардо.) Никто не считает старую дрэг-квин привлекательной. У лесбиянок по-другому – их привлекает «характер», а не «внешний вид».
Гомосексуалисты и мода – педики всегда торчат в модных барах, к примеру в Zonar’s. Или на модных курортах, скажем на островах в Средиземном море (Капри, Искья, Идра + Миконос + Порос).
У гомосексуалистов мир более развит, чем у лесбиянок. Феномен вкуса «кэмп». (Китч = сентиментальный, дешевый). Суперснобизм по поводу всего вульгарного – им не просто «нравится», они все «обожают». Эллиотт Стейн: обожает оперу, «ужастики», безвкусную фотографию, старые истории из газет и монтаж газетных заголовков, отдых на Лурде.
Склонность педиков к украшательству интерьеров (бары, квартиры Сэнди + Мери), полоски – черные, белые, красные, раскрашенные тарелки, индийские ковры, современная мебель, синий + розовый в гамме ранних картин Пикассо (акробаты, грустные юноши), подставки под бокалы…
Лично для меня привлекательность гомосексуальности – это элемент пародии, маскарада, смеси остроумия и пафоса.
Члены тайного общества, имеющего отделения – бары – в большинстве городов. Игра узнавания. А вот этот педик или нет? (Мы с Х. называем это «увлекательная орнитология»). Узнают главным образом по одежде и жестам. Безошибочное вращение задницей, мягкая поступь педика…
Два предшественника – экстремальные примеры женской эмансипации: куртизанка и лесбиянка.
Серьезная возможность импровизации и отхода от привычных устоев эротической связи – мужчина и женщина, доминирующий и раб, – если оба партнера являются людьми одного пола. К счастью, такая возможность существует. Но большинство гомосексуальных пар – всего лишь пародия пар гетеросексуальных…
Гомосексуализм – это критика общества – вид внутренней экспатриации. Протест против буржуазных ожиданий…
Голоса гомосексуалистов: 1. Высокие, с сильным акцентом. Они много и охотно жестикулируют. У некоторых манерность англичанок из высшего общества периода между двумя мировыми войнами: «Дорогой, когда ты вернешься из Стамбула»…
Полковник Велотиус – уже за 60 лет, седина в волосах, розовая кожа, пухлый, мягкий рот, педрильная армейская рубашка с запонками в виде фаллосов. Болтает о Древней Греции»[590].
ЗА ЭТИМИ СТЕРЕОТИПАМИ МЫ ВИДИМ ВОСХИЩЕНИЕ ЖИЗНЯМИ, ПОСТРОЕННЫМИ ЗА ПРЕДЕЛАМИ «БУРЖУАЗНЫХ ОЖИДАНИЙ», ПРОТИВ КОТОРЫХ ВЫСТУПАЛА ЗОНТАГ.
Она воспринимала гомосексуальность как сопротивление стандартным отношениям, которые ей не нравились. Вышеприведенные строки были написаны за несколько недель до возвращения в Калифорнию, где Сьюзен планировала сообщить Филипу об окончании их брака. В отношениях гомосексуалистов Зонтаг видела сексуальность тайного общества, которое она наблюдала в Лос-Анджелесе, членов которого в одинаковой степени привлекали авангардные фильмы и запретный секс. И как мы можем сделать вывод из фразы «педики… в модных барах», гомосексуальность, используя терминологию Уорхола, была «гламурной».
Этот гламур был связан с секретными знаками и кодом, известными только посвящённым. Эти знаки и коды Зонтаг, понимавшая «разницу между внешним и внутренним», и «рассекретила» в «Записках о кэмпе». Она осознавала, что ее действия можно назвать предательством. «Говорить о кэмпе, – писала она, – означает его предавать».
«Записки о кэмпе» были актуальны в ту эпоху и продолжают быть актуальными в наше время, они полны инсайдерской информации. Как и многие другие работы Зонтаг, это эссе является списком, обзорной экскурсией по тому или иному явлению. Она терпеливо объясняет, почему Кокто – кэмп, а вот Андре Жид – нет, Штраус – кэмп, но не Вагнер. Караваджо и «многие произведения Моцарта», по ее мнению, попадают в одну категорию с Джейн Мэнсфилд и Бетт Девис. Джон Раскин попадает в одну категорию с Мэй Уэст. Зонтаг умеет находить невидимые невооруженному глазу связи, что вкупе с юмором, озорным и шутливым тоном делает это эссе работой гениального критика.
Зонтаг сознательно смещает и размывает границы в стиле характерной для кэмпа бесполости. «В мужественных мужчинах самым привлекательным является капля женственности, – заявляет она. – А вот самым красивым в женственных женщинах является чуточка маскулинности». Чувственность кэмпа подрывает иерархические устои. Эссе посвящено Оскару Уайльду, о котором она пишет, что именно он обладал «важным элементом чувственности кэмпа – чувством равноценности всех объектов». Это уже было выпадом против авторитетов и известных критиков, выпадом против Семьи в ее собственном печатном органе. Хилтон Крамер писал, что это открыло шлюзы, привело к «духовному банкротству эпохи постмодерна». Он негодовал на то, что Зонтаг «разорвала связь между высокой культурой и высокой серьезностью, которые являлись фундаментальной заповедью модернистского эпоса. Она сняла с высокой культуры обязательство быть совершенно серьезной и настаивать на поддержании сложных неукоснительных стандартов»[591].
Он ее никогда не простил.
Впрочем, в «Записках о кэмпе» таится еще более крамольная мысль. По словам Зонтаг, кэмп не сводится к нивелированию и уравниловке, au contraire. Кэмп означает установление новой иерархии. Гомосексуалисты являются настоящими аристократами вкуса. Их «ирония и эстетизм», а также «еврейская моральная серьезность» представляют собой авангард современной художественной мысли. Таким образом, Зонтаг говорила не о закодированном равенстве, а смело утверждала превосходство гомосексуалистов.
До этого наиболее широко распространенным было мнение о том, что геи хуже гетеросексуалов, точно так же женщины хуже мужчин или черные хуже белых. Именно это делало «Записки о кэмпе» такими же опасными, как движение за права черных, а при появлении в 60-х противозачаточных – представлению о превосходстве мужчин. По мнению Зонтаг, если геи начнут управлять эстетикой, то неизбежно изменится их восприятие другими людьми, произойдет «революция чувств и видения».
ЕСЛИ ЗОНТАГ И УОРХОЛ ПОБЕДЯТ, ТО СТАРЫЕ ИЕРАРХИИ РУХНУТ. ПОСЛЕДУЮЩАЯ ИСТОРИЯ КУЛЬТУРНЫХ ВОЙН ПОКАЗЫВАЕТ, КАК ЯРОСТНО И ДОЛГО ОБОРОНЯЛИСЬ СТАРЫЕ ИЕРАРХИИ.
Когда в свет вышло эссе «Записки о кэмпе», геев считали больными, сумасшедшими и извращенцами. 19 мая 1964-го в New York Times вышла статья под заголовком «Гомосексуалисты гордятся своей девиантностью», в которой выражения «сексуальные девианты», «сексуальные отклонения» и «сексуальные извращенцы» использовались в качестве синонимов слова «гей». (В статье писали о том, что геи становятся все более воинственными и даже «принялись писать свои биографии»[592]). В 1969-м у Донна Тила, который тогда публиковался под псевдонимом, вышла интересная критическая статья под названием «Почему «мы» тоже не можем жить счастливо до самой смерти?».
«Во многом точно так же, как американские негры, которые 20 или 30 лет назад видели себя на сцене и на экране, читали о себе в книгах и сталкивались с такими персонажами, как Старый Черный Джо, Ханжа или Мальчишка – чистильщик обуви, американские гомосексуалисты недовольны – они не желают видеть то, как в художественных изображениях их жизнь заканчивается трагично, хотят изменить этот стереотип»[593].
И стереотипы действительно постепенно менялись. Феминистка и литературный критик Кэролин Хейлбрун вспоминала, что была в шоке, когда узнала, что Гертруда Стайн была лесбиянкой[594]. «Никто не обсуждал сексуальные предпочтения Аллена Гинзберга, – говорил Стивен Кох, который сам был бисексуалом. – И об этом не знало большинство людей, которые вообще что-то слышали о Аллене Гинзберге. И это несмотря на то, что он черным по белому написал о своих предпочтениях»