В дневниках Зонтаг писала об обвинениях Харриет в том, что Сьюзен «не особо хорошо разбирается в окружающих, в их мыслях и чувствах, хотя я уверена в том, что у меня есть все необходимое, чтобы чувствовать интуитивно и ощущать эмпатию». Спустя более десятилетия в эссе «Поездка в Ханой» она упомянула о своих «эмпатических талантах». Вернувшись в Нью-Йорк, она носила алюминиевое кольцо, сделанное из фюзеляжа сбитого американского самолета.
После публикации «Путешествия в Ханой» об «американской писательнице Xu-Dan Xôn-Tăc» писали в прессе Северного Вьетнама. «Жить так, как живут вьетнамцы, по мнению американцев, равноценно потере души!» – писал один журналист.
«Конечно, с нашей точки зрения, нет смысла переживать о том, что, по мнению Зонтаг, мы «потеряли», а также о том, что заставляет человека чувствовать, что все в душе правильно и жизнь прожита не зря. Она еще не в состоянии понять, в чем богатство нашей души. Но мы в состоянии понять и оценить американскую культуру»[769].
Такое утверждение, бесспорно, является необоснованным. Многие неамериканцы считают, что знакомство с наиболее «экспортными» образцами американской культуры равноценно знанию и пониманию этой культуры. Однако самой Зонтаг было непросто воссоздать более максимально правильное и сбалансированное представление о своей стране. В конце эссе она призывает найти новый смысл американского патриотизма, который должен заменить жестокость и шовинизм, которые тогда за этот патриотизм выдавались. В 1967 году в Лондоне она сказала следующее:
«Жить в США очень больно. Словно у тебя постоянно нарывает язва. Нынешняя администрация – это катастрофа мирового масштаба главным образом потому, что в ней так мало думающих людей. Мне стыдно быть американкой… Обидно, что в наших университетах есть находящееся в меньшинстве поколение самых талантливых и самых гуманных людей за всю историю страны. Но этим людям ничего не остается, кроме как отойти от дел, выпасть из ситуации. Лично мой выход из ситуации – это выезд за границу. Но я – американка, и когда я в Америке, то автоматически начинаю протестовать, правда, не знаю, изменит ли это положение дел к лучшему»[770].
Зонтаг выразила чувства многих американцев, недовольных затянувшимся конфликтом. Однако возмущение политикой привело к тому, что Зонтаг стала занимать экстремальные антиамериканские позиции. Она не могла понять, как северные вьетнамцы могут так самоотверженно сражаться с американцами, читая при этом Уитмена и По. Читая эссе «Что происходит в Америке», может показаться, что Зонтаг стремится к уничтожению всей нации: «Американцы знают, что их приперли к стенке: «они» хотят отнять у «нас» все. И мне кажется, что Америка заслуживает того, чтобы у нее все отняли»[771].
Она приветствовала коммунизм, или, по крайней мере, его северовьетнамский вариант, ей это казалось романтичным. «Это была слепота по собственному желанию, – говорил Роберт Силверс, – Сьюзен «несло», Сьюзен хотела верить»[772]. Позднее она говорила, что смущается написанного в эссе[773]. Давид подтверждал, что «Сьюзен задним числом даже морщилась от некоторых вещей, которые заявляла в Ханое во время американских бомбардировок». Но «ужасы войны, которые заставили ее делать такие заявления, не были плодом ее воображения. Может, она поступала и не мудро, но в то время шла война, которая, как ей казалось, была невообразимо чудовищной»[774].
До и после посещения Ханоя Сьюзен в качестве молодого писателя и активиста посетила одно мирное королевство. В апреле 68-го атташе по культуре шведского посольства пригласил ее снять в Стокгольме фильм.
ЭТО СОВЕРШЕННО НЕОЖИДАННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ БЫЛО ПОДТВЕРЖДЕНИЕМ ЕЕ УКРЕПЛЯЮЩЕЙСЯ РЕПУТАЦИИ. ДРУЗЬЯ БЫЛИ УДИВЛЕНЫ ТЕМ, КАК ОНА УВЕРЕННО ШЛА ОТ ОДНОГО УСПЕХА К ДРУГОМУ.
Но, несмотря на внешнее благополучие, в душе Сьюзен по-прежнему чувствовала себя «недостойным любви солдатом», «старающимся выжить, старающимся быть честной, справедливой, достойной», и которая, в моменты получения признания все еще чувствовала, что этого недостойна. Во всех ее работах конца 60-х чувствовалась атмосфера депрессии более серьезная, чем состояние шока и ужаса, которые многие испытывали в годы войны во Вьетнаме.
Как бы там ни было, внешне у нее все было прекрасно. Она остановилась в Швеции по пути во Вьетнам, а потом вернулась еще на три месяца в Стокгольм – столицу страны, которая большую часть истории XX века была бедной и неизвестной. Впрочем, в 60-х это было уже не так. «Некоторые государства более популярны, чем другие, – писала она. – К странам применимы законы, управляющие жизнями знаменитостей, – обманчивая оптика моды, коварные взлеты и падения, обожания социума, зависть и суровая критика. К странам применимы такие же законы, как и к людям»[775].
Прославилась Швеция благодаря смелому политическому эксперименту. Находившиеся у власти социал-демократы создали систему некоммунистического социализма, чтобы бороться с коммунизмом, исключив ситуации недовольства, с которых начинаются революции. Чтобы показать, что капиталистические общества могут относиться к рабочим так же хорошо, как и в коммунистических странах, социал-демократы проводили щедрые социальные программы. Благодаря политике, сочетающей высокие налоги и щедрые социальные гарантии, «левые» во всем мире стали считать Швецию примером для подражания.
Новая политическая роль подтолкнула шведов к пониманию того, что надо поднимать статус своей культуры. Бергман показал, что шведы в состоянии снимать серьезные художественные фильмы, хотя ранее страна была известна кинокартинами более фривольного содержания. В 1951 году в фильме «Она танцевала одно лето» показали голую грудь актрисы Уллы Якобсон. Это был первый случай, когда в кино мейнстрима показали голую женскую грудь, и это вызвало международный резонанс. Нордически сдержанное отношение шведов к наготе в итоге способствовало развитию порноиндустрии.
В рамках новой культурной дипломатии Швеция заплатила за съемки нескольких фильмов Годара, а также приглашала в страну иностранных режиссеров, в том числе Аньесу Варда и Питера Уоткинса. Шведы решили, что можно сделать ставку и на Сьюзен Зонтаг. В 1967-м вышел перевод ее эссе «Против интерпретации», и эссе о творчестве Бергмана активно читали на родине режиссера.
Так Сьюзен оказалась в номере 404 в отеле Diplomat, расположенном на одной из самых дорогих улиц Стокгольма Strandvägen. Там она написала «Поездку в Ханой» и сценарий кинокартины «Дуэт для людоеда». «Все мы считали это приключением», – говорила сыгравшая роль в этом фильме актриса Агнета Экманнер. Агнета вместе со своими друзьями предвкушала «возможность поработать с Сьюзен Зонтаг, о которой уже читали. Все мы были молодыми и глупыми, но очень образованными»[776].
«Мы уже привыкли работать со странными режиссерами-любителями, – говорил заместитель начальника отдела продюсерской компании Sandrews Бу Йонсон. – Наше отношение было очень либеральным». Шведы понимали, что рискуют. «Во Франции было 100 режиссеров, – говорил Йонсон, – но только трое из них сделали успешную профессиональную карьеру». В Швеции не было профессиональных сценаристов. «Практически все режиссеры сами писали сценарии». Сьюзен получила щедрый бюджет. «Всем нравилась Швеция, потому что они были совершенно свободны и могли делать все, что им нравится. Мы, как продюсеры, никогда им не указывали, как они должны что-то делать. Таких ситуаций не возникало»[777].
Швеция у большинства ассоциировалась с «либеральным», а не с «радикальным» подходом. Однако и там происходил процесс радикализации. Шведы активно выступали против войны во Вьетнаме и принимали дезертиров и убегавших от призыва в армию американцев, благодаря чему отношения с США стали не самыми лучшими. В марте 1968 года США отозвали из Стокгольма своего посла. Подобный резкий дипломатический шаг был редкостью по отношению к дружественной западноевропейской стране. Американский посол вернулся в Стокгольм спустя почти два года, уже при администрации Никсона.
«Вьетнам очень волновал шведов, – говорил Питер Халд, работавший с Сьюзен. Частично выбор шведами Сьюзен в качестве сценариста объяснялся ее ангажированностью во вьетнамском вопросе. – В Швеции был огромный интерес к Вьетнаму»[778]. Стокгольм с его островами и шпилями древних церквей был расположен очень далеко от вьетнамских деревень, которые жгли напалмом, но в городе было много американцев, убежавших от призыва в армию. Швеция занимала второе место после Канады по числу призывников-дезертиров.
«Этим американцам было некуда податься, – говорил Йоста Экман, бывший в то время ассистентом Бергмана в главном театре столицы Dramaten. – И мы сказали им: «Приезжайте». Сьюзен узнала о том, что у нас в доме живут дезертиры, и изначально планировала снять картину о них»[779].
Сохранился синопсис этой картины, в котором написано: «О ситуации американского дезертира Тома Мосса, приехавшего в Стокгольм». В этой ленте должны были быть документальные кадры. Через 30 минут после начала картины «жизнь становится больше похожей на сон». Некоторые сцены вполне могли бы быть взяты из романов «Благодетель» и «Набор смерти». «Вечеринка с участием Тома, Ларса и Ингрид. В конце концов Том впадает в депрессию и обматывает бинтами большую часть своего тела, включая голову»[780]