. Это были не самые научные выводы и заявления, мужчины-гомосексуалисты физиологически не отличаются от мужчин гетеросексуалов.
Если бы выводы и мысли из этой статьи, напечатанной задолго до того, как ученые поняли эту болезнь, неоднократно громко не повторялись в последующие годы, то не было бы никакого смысла вообще упоминать о ней. Язык, фразы и обороты этого материала показали заболевание постыдным и усложнили попытки понять его причины. На самом деле тогда никто не понимал причин этого заболевания. В Гринвич-Виллидж, в самом центре гей-района и поблизости от дома Сьюзен, жил доктор Джозеф Соннабенд, у которого возникла интересная идея. До открытия частной практики он был микробиологом и работал в лаборатории. «В то время практически не было специалистов по заболеваниям, которые передаются половым путем, – говорил он. – Эта область медицины не считалась уважаемой. Доктора хихикали, произнося слово «гонорея», и не могли заставить себя произнести выражение «анальный половой акт»[1140].
В 50-х в NY Times отказывались печатать рекламу группы, поддерживающей женщин с раком груди по следующей причине: «Газета не может напечатать слова «грудь» и «рак» на одной странице»[1141]. Даже до появления СПИДа доктора недостаточно серьезно относились к проблемам мужчин-гомосексуалистов. «Существовало брезгливое отношение к гомосексуальности, – говорил доктор Соннабенд, – от коллег мне приходилось выслушивать ужасные вещи. Они шутили по поводу гомосексуалистов». Ученые не могли понять причин заболевания и испытывали трудности при его описании. Если бы стали утверждать, что это исключительно «заболевание геев», то это бы создало дополнительные проблемы для группы населения, к которой и без того сложилось негативное отношение. Надо было найти слова, не связывающие болезнь с геями. Почти через год после первого рассказа о болезни в New York Times предложили новое название недуга. До этого использовали название «иммунный дефицит, связанный с геями» (ИДСГ), а потом дали болезни новое название: «синдром приобретенного иммунного дефицита».
Решив проблему, связанную с терминологией, начали решать остальные. СПИД был действительно в первую очередь заболеванием геев, и Соннабенд, как и многие другие, предполагал, что недуг передается половым путем. «Я понял, что больные этим заболеванием живут не где угодно. Они живут в местах c высокой концентрацией микроорганизмов, вирусов и бактерий, то есть в Нью-Йорке, Сан-Франциско и в меньшей степени в Лос-Анджелесе». Однако признание этого факта только подкинет дров в костер правых сил, которые в 70-х настраивали общественное мнение против геев, а в 80-е находились у власти в Вашингтоне. «Не очень хотелось подчеркивать то, что многие геи занимались сексом с большим количеством неизвестных им партнеров, – говорил Соннабенд. – Это звучит очень осуждающе».
Поэтому активисты пытались сделать язык СПИДа более универсальным. «Стали утверждать, что это не только заболевание геев. Заболеть может каждый», – говорил Соннабенд. В 1983 году он содействовал созданию американского фонда исследования СПИДа. «Без моего ведома начали выпускать пресс-релизы, в которых говорилось о том, что никто от СПИДа не застрахован и заболеть может каждый. Делали это исключительно в целях того, чтобы получить больше пожертвований». Частично такую позицию можно понять, хотя она была не совсем правильной, все-таки существовали группы населения с повышенной долей риска. Впрочем, если тогда это заболевание могло поразить не каждого, вскоре группа риска значительно расширилась. В 1983-м от СПИДа умерло всего несколько сотен человек. Со временем количество заболевших СПИДом достигнет почти 40 млн, что сделает это заболевание одним из самых тяжких.
В 83-м, спустя два года с тех пор, как в офис доктора Соннабенда стали происходить больные СПИДом, ученые открыли причину заболевания. В 1984 году американское правительство объявило, что причиной СПИДа является вирус, который в 1986 году получил название – вирус иммунодефицита человека, ВИЧ. У населения появились более конкретные вопросы: можно ли заразиться через поцелуй / рукопожатие / от прикосновения к поту больного / от того, что пьешь с больным из одного бокала?
Полной уверенности не было ни по одному из этих вопросов. Более того, люди не могли знать, заразились они или нет, тест на ВИЧ появился только в 85-м. До этого кашель, простуду или порез можно было воспринимать как начало конца. Политическая ситуация также не способствовала распространению правильной информации. С лингвистической точки зрения обе причины заболевания были табуированными предметами. Первая причина – использование зараженных от других наркоманов шприцев. В то время рейгановская администрация вела войну с наркотиками, и о выдаче иголок наркоманам никто не хотел даже заикаться.
Вторая – секс без презервативов. У власти стояли религиозные правые (группа, негативно относящаяся к феминизму и гомосексуализму), поэтому, по словам Соннабенда, «определенных вещей делать было нельзя. О презервативах, как и о шприцах, тогда не говорили». Геи в крупных городах жили в панике. В 1990 году Майкл Мусто писал в Village Voice об этом ужасном времени:
«Помните, когда говорили, что «рак гомосексуалистов» появляется от использования поперсов? Помните, когда говорили, что заболевает 10 % зараженных вирусом? Помните, когда вы считали, что в безопасности, если не занимались сексом в последние три года? Помните, когда Рок Хадсон был первой знаменитостью, умершей от СПИДа?.. Этого слова избегают – в свидетельствах о смерти, в разговорах, в СМИ. Вы устали от этого, вас это утомило, сводит с ума, но слово никуда не уходит»[1142].
В ЭССЕ «БОЛЕЗНЬ КАК МЕТАФОРА» ЗОНТАГ ПИСАЛА, ЧТО «РОДСТВЕННИКИ И ДРУЗЬЯ ДИСТАНЦИРУЮТСЯ ОТ УДИВИТЕЛЬНО БОЛЬШОГО КОЛИЧЕСТВА БОЛЬНЫХ РАКОМ, А ЧЛЕНЫ ИХ СЕМЕЙ ПЫТАЮТСЯ ПРОВОДИТЬ МЕРЫ ПО ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЮ И ДЕЗИНФЕКЦИИ, ЧТОБЫ НЕ ЗАРАЗИТЬСЯ»[1143].
Многих геев начали избегать, говорить им, что людям неприятен гомосексуализм. Это наблюдалось еще до появления СПИДа, и эта болезнь, как рак и туберкулез, в умах людей была связана с сексуальностью. Многие считали, что рак убивает сексуальность, а туберкулез, наоборот, «считался афродизиаком, стимулирующим силу соблазна»[1144]. Но рак и туберкулез были связаны с гетеросексуалами, а вот СПИД – с гомосексуалистами. Спустя пару лет журналист Микеланджело Синьориле писал в своей популярной колонке, в которой все слова были написаны с большой буквы: «КАКОЙ-ТО СКАНДАЛЬНЫЙ СЕКРЕТ, НАЗВАНИЕ КОТОРОГО МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОИЗНОСИТЬ»[1145].
Именно скандальным секретам, названия которых мы не можем произносить, Сьюзен посвятила рассказ «Как мы живем сейчас», напечатанный в The New Yorker в ноябре 1986-го. В рассказе несколько людей говорят о безымянном человеке, заболевшем болезнью, название которой не произносят. Никто не понимает, что происходит: «Урсула говорила, что плохие новости были чуть ли не облегчением, Ира – что они стали неожиданным ударом, а вот по словам Квентина…»[1146]. Познать что-то можно только со слов других людей, и герои рассказа живут дальше, подавленные страхом. «Сейчас все переживают по поводу всех, – сказала Бетси, – вот так, кажется, все мы сейчас живем»[1147].
В эссе «Болезнь как метафора» Сьюзен разделила людей на больных и здоровых:
«Болезнь – это темная сторона жизни, более зловещее гражданство. Каждый рождается с двойным подданством – с подданством в королевстве здоровых и подданством в королевстве больных. Несмотря на то что мы предпочитаем только «хороший паспорт», рано или поздно каждый из нас хотя бы на время должен стать подданным другого королевства»[1148].
В рассказе «Как мы живем сейчас» природа болезни смазывает границы между двумя королевствами. Без предупреждения каждый из нас может перейти из более светлого королевства в более темное.
«Мой гинеколог утверждает, что в зоне риска находятся все, кто живет сексуальной жизнью, потому что сексуальность – это цепь из многих неизвестных нам звеньев, и эта цепь стала цепью смерти»[1149].
26 героев (по одному на каждый из знаков английского алфавита) определяют свое отношение к болезни и пациенту: нравится ли ему их видеть, навещают ли его, что они знают о его состоянии, а что – нет. Они знают, в какую сторону все это развивается, но стремятся об этом не думать:
«Наверняка можно вынести что-то позитивное из этой ситуации, говорят, что именно так он заявил Кейт. «Как же по-американски он ведет себя», – сказал Паоло. «Ну, заявила Бетси, – ты же знаешь старое американское выражение: «если у тебя есть лимон, делай лимонад»[1150].
Банальности, сплетни – бесполезные слова – преследуют этих людей до могилы. «Не могу думать об одном, – сказала Таня Льюису, – о том, как умирают с включенным ТВ»[1151]. В ситуации отсутствия эффективного лекарства все участники действа придерживаются старого, изношенного языка и метафор. В условиях отсутствия надежды даже самые глупые слова временно и неэффективно, но обнадеживают.
Из общей сложности тысяч страниц ее почти 100 томов дневников несколько из них представляют особо мрачное чтиво. Это перечни с именами умерших от СПИДа, страница за страницей, без комментариев, словно мемориал погибшим во время войны во Вьетнаме, который открыли в Вашингтоне в 82-м, в то время, когда началась эпидемия СПИДа. В этих списках есть имена знакомых ей художников: Питера Худжара, Роберта Мэпплторпа, Кита Харинга, Джека Смита, Мишеля Фуко, Брюса Чатвина, а также тех, о смерти которых говорила широкая общественность: Рока Хадсона, Хастона, Либераче, Перри Эллиса.