Она снимала людей голыми. Количество фотографий раздетых или полураздетых людей в Rolling Stone было таким большим, что люди по этому поводу шутили. При этом именно эти фото и делали журнал таким популярным.
«Когда я фотографирую, всем очень весело. А потом я их в грязь кину! А потом к потолку подвешу! И мне тогда говорят: «Я слышал, что ты, Лейбовиц, кремень. Я слышал, что с тобой непросто»[1207].
Она ложилась в кровать с людьми, которых должна была снимать. «Сексуальность играла огромную роль в ее работе, – рассказывала Карен Мулларки, ставшая фоторедактором Rolling Stone в 1974-м. – Все по-настоящему хорошие фотографии несут элемент соблазна, потому что они передают чувство небрежной близости». Детство Энни, проведенное в разъездах, когда ей приходилось обживаться в новых городах, находить общий язык с новыми одноклассниками и учителями, научило ее небрежной близости.
«Они заставляют тебя поверить в то, что ты – их друг, что они твои самые близкие люди, а потом получают то, что им нужно, и убираются восвояси. Ты фотографируешь знаменитость. Ты делаешь все, что нужно для того, чтобы их ублажить, чтобы они чувствовали себя в безопасности. И тогда они становятся ранимыми, вот тогда ты их снимаешь, ты делаешь свое дело, и потом все заканчивается»[1208].
Она лезла им в лицо своим объективом, пробиралась в их дома, заставляла их раздеться, облепляла (в буквальном смысле) их грязью. Она играла в игру фотографа-доминанта, говорил один из неоднократно сотрудничавших с Rolling Stone фотографов Макс Агуйлера-Хеллвег:
«Энни с самого начала знала психологию общения фотографа с людьми. Ты должен контролировать объект твоей съемки с первой минуты общения, когда звонишь ему по телефону. Все, что ты говоришь, имеет цель получить с ними больше времени, добиться близости, заставить раскрыться и при этом остаться доминантным. Поймать их на пленке. Для этого иногда надо открыться самому. Иногда сознательно сказать что-то неправильное, чтобы вызвать реакцию. И если ты не будешь делать все это с первой секунды, ты пропал»[1209].
В первые годы работы, пока Энни сама еще не стала знаменитостью, ей приходилось находить подход к людям. Она подходила к ним так же, как Сьюзен подходила к созданию портретов Арто или Канетти. «С огромным уважением, заботой и любовью. Она их воспевала», – говорил Экклс.
«Она любила тех, кого снимала. Иногда в буквальном смысле слова, но в обычной ситуации она хвалила все, что человек делал. Иногда у фотографов нет таких навыков общения. Иногда во время фотосессии фотограф может сказать предмету съемки: «Нет, не надо так делать, это тебя полнит» или «Вот так сидеть точно не стоит». Единственное, что говорила Энни, – это только похвалы и предложения сделать что-то другое. Именно поэтому рядом с ней человек чувствовал себя уверенно и в безопасности. Она могла поддержать идею обнажения, если у человека были какие-то сомнения на этот счет»[1210].
Люди, которых снимала Энни, «занимались любовью» не только с ее фотокамерой. Энни переспала с огромным количеством тех, кого фотографировала: от Мика Джаггера до Брюса Спрингстина[1211]. «У нее есть серия фотографий, на которых Джерри Гарсия просыпается утром и встает с кровати», – рассказывал один из сотрудников журнала. Карен Малларкей вспоминала фотографии Линды Ронстадт, снятой на кровати, попой кверху в красном нижнем белье.
«Такие фотографии просто так не появляются. Такого не добьешься предложениями типа: «А почему бы тебе не лечь на кровать? Может, юбку задерешь?» Нет, такими предложениями ничего не добьешься. Все на более личном уровне»[1212].
Когда Энни сделала те фотографии Линды, певице было 30 лет, и на всех фотографиях ее изображали девушкой, которая была гораздо моложе своих лет. Энни решила показать взрослую Линду. Позднее певица «очень сожалела» о появлении тех фото, утверждала, что Лейбовиц ее обманула и сняла кадры во время «перерыва между съемками»[1213]. Несмотря на то что Энни говорила, что любит тех, кого снимает, она гордилась тем, что она – хищник:
«Я люблю работать с людьми, у которых есть время, потом им во время работы становится ужасно скучно и они чувствуют, что им нечем себя занять. Вот тогда-то я и делаю кадры. Тогда, когда они становятся максимально ранимыми»[1214].
Это было восприятие камеры в качестве вампира, что Сьюзен осуждала. Ракурс фотографий Ронстадт такой, что наблюдатель находится над певицей. Ее лица не видно, оно исчезло вместе с одеждой, гениталии практически обнажены и ждут проникновения. Для того чтобы сделать эти кадры, Энни использовала подход Дианы Арбус.
«Я ВСЕГДА СЧИТАЛА: ЧТОБЫ СНИМАТЬ, НУЖНО БЫТЬ НЕМНОГО ПОРОЧНОЙ, И КОГДА Я СДЕЛАЛА ПЕРВЫЕ КАДРЫ, ТО ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ИЗВРАЩЕНКОЙ»[1215].
Эту цитату Зонтаг привела в эссе «О фотографии». Лейбовиц обожала работы Арбус, и лесть Энни людям, которых она снимала, для того, чтобы над ними доминировать, напоминает описание Зонтаг методов работы Арбус: «Вместо того чтобы следить за фриками и париями, подлавливать их тогда, когда они тебя не замечают, фотограф познакомился с ними и уверил, что все будет нормально»[1216]. Это, по мнению Зонтаг, был еще один способ доминирования, возникающего каждый раз во время использования фотокамеры.
«Фотографировать – значит присваивать то, что фотографируется. Это значит поставить себя в определенные отношения с миром, которые воспринимаются как знание и, следовательно, как власть»[1217].
Одним из способов получения того, что хотел фотограф, был соблазн. Другим было зеркало на тумбочке, к которому тянулась Ронстадт и которое не попало в кадр. «Она лежала на животе, раздвинув ноги, и тянулась рукой вперед, – говорила Малларкей, – к зеркальцу, на котором был кокаин»[1218].
В то время все спокойно относились как к сексу, так и к наркотикам. «Все спали с кем только можно было переспать, – рассказывал один из друзей. – Тогда было совсем не как сейчас: verboten и нельзя-нельзя». Ситуация с наркотиками была абсолютно такой же. «Сейчас сложно объяснить, что тогда наркотики были просто везде, и это считалось совершенно нормальным», – говорила Малларкей. «Мы еще не слышали о том, что от них кто-нибудь умер»[1219], – утверждал Блэк.
Журнал Rolling Stone начали издавать в 1967-м, в год «лета любви», когда, как пелось в известной песне, в Сан-Франциско появились люди с цветами в волосах. Тысячи людей собирались на love-in – публичные собрания, посвященные медитации, музыке, расширению сознания, марихуановый дым столбом поднимался над толпами зрителей на концертах и медитациях. Сексом можно было спокойно заниматься, потому что существовали эффективные противозачаточные, а венерические заболевания легко лечились.
Кроме травы, во время лета любви было популярно LSD, а в 1970-е в моду вошли кокаин и героин. Несмотря на то что с разрывом в несколько дней передознулись и умерли два героя Rolling Stone – Джимми Хендрикс и Дженис Джоплин, в те годы еще мало задумывались об опасности тяжелых наркотиков. У журналистов издания были даже свои собственные драг-дилеры, владельцы заведения Capri Lounge. «У них можно было купить косяк, – вспоминала Малларкей, – и кокаин. Они обслуживали журналистов». Два хиппи, владевшие Capri Lounge, фотографировали при покупке всех своих клиентов, чтобы их не сдали полиции, и как умные ребята только продавали, но не употребляли. Оба заработали себе на пенсию. «Один из них купил огромную ферму в Кэстскиллс с видом на Гудзон, – говорил Блэк. – Второй живет в Алабаме на ферме в 2000 акров, с огромными конюшнями и Range Rover»[1220].
Впрочем, не все были такие удачливые, как они. После лета 1975 года, когда Энни сопровождала Rolling Stones в американском турне группы, у нее произошел нервный срыв.
«Группа репетировала в доме Энди Уорхола в Монтауке, на Лонг-Айленде, я там была месяц или около того, а потом после небольшого перерыва в июне начался тур. Я была такой наивной… В то время я считала, что лучшие кадры можно сделать, когда ты становишься хамелеоном… я делала все, что делали все участники тура группы. Впервые в моей жизни на меня что-то нашло, я словно перестала быть самой собой»[1221].
После этого турне она сильно изменилась. Тогда все принимали наркотики, но было совершенно очевидно, что в Энни что-то изменилось, говорил один из друзей Сьюзен, пожелавший остаться анонимным:
«Grateful Dead принимали столько наркотиков, что не смогли выступать в Европе. Но у Stones с наркотиками все было как-то совсем мрачно и недобро, я имею в виду по-настоящему плохо и недобро. Люди умирали. Она общалась с этими людьми достаточно продолжительный период времени, и это сильно на нее повлияло. И дело было не только в наркотиках, это был секс и наркотики, и дьявольщина, и подлость, и вообще все было ужасно. Я не знала, во что она вляпалась, но вернулась из этого турне другим человеком. Она продолжала принимать наркотики и становилась все более странной. К 1977–1978-му она совсем себе мозг вынесла»