– Ладно. Завтра.
Она повесила трубку. Шнайдерман сел за стол, нацарапал парочку заключительных заметок, вставил их в блокнот и взглянул на часы на стене. В запасе был еще целый час. Он решил сосредоточиться на самой последней галлюцинации. Но сначала взять кофе из автомата в вестибюле.
Ее разум рисовал сильные и недвусмысленные образы. Почему? В чем смысл? Как ее бессознательное создало для нее столь четкое и экзотическое существо? И сколько пройдет времени, прежде чем он узнает ее достаточно хорошо, чтобы хотя бы начать догадываться?
Личность Карлотты – как и любая другая – строилась на ряде слоев, каждый из которых опирался на предыдущий. Но, подобно геологическим слоям, в центре крылось ядро. А ядром личности Карлотты была Пасадена – горнило психологической драмы родителей. Были и верхние слои – отношения с Джерри, с Билли, с Бобом Гарреттом и Франклином, – но все они лежали на фундаменте психики. Который сформировался много лет назад в Пасадене. Ключ хранился там. И сейчас он был скрыт даже от сознания самой Карлотты.
Шнайдерман взял у сестры из регистратуры сигарету. Затем вернулся в свой кабинет. «Дыры, дыры в данных», – думал он, пролистывая блокнот. Когда их можно будет заполнить? Так доктор и просидел час за своим столом. На каждую ясную мысль приходилась еще сотня, которые только запутывали. Его мысли блуждали во все еще неизвестных областях. Доктор пытался составить карту дела, чтобы понять, куда держать путь в самую первую очередь.
Он с нетерпением ждал завтрашнего дня. Возможно, штатные психиатры заполнят некоторые пробелы.
9
Шнайдерман и Карлотта сидели в маленьком кабинете на красных виниловых креслах. Там было холодно. Из лифтов снаружи вышла группа медсестер и пациентов.
– Один из наших врачей даже знаменит, – сказал Гэри. – Он из университета Джона Хопкинса. Это как Эйнштейн среди психиатров.
Карлотта небрежно улыбнулась. Она закурила сигарету, погасила спичку и закинула ногу на ногу. Затем взглянула на настенные часы. Комнаты для семинаров были расположены рядом с административными кабинетами. Здесь не пахло медицинскими химикатами, не гремели объявления по громкой связи, не шаркали снаружи. Было очень тихо. Белые стены поглощали все звуки.
– Я и не знала, что с человеком может случиться так много плохого, – сказала женщина.
– Мозг невероятно сложен. Но вот что я вам скажу, Карлотта. Вы этого не знали, но у нас лучшее психиатрическое отделение на Западном побережье. Так что не волнуйтесь.
Карлотта снова улыбнулась. Доктор заметил, что ее улыбки становились пустыми, механическими. Стало еще хуже, чем в тот день, когда она впервые вошла в клинику.
Темно-коричневая дверь открылась. Появилась пожилая медсестра в очках в черепаховой оправе.
– Доктор Шнайдерман? – позвала она с улыбкой. – Вы готовы?
– Разумеется.
Сестра оставила дверь открытой. Доктор нагнулся ближе к Карлотте и тихо заговорил.
– Слушайте, – сказал он, – сначала должен зайти я и прочитать доклад. Это займет двадцать-двадцать пять минут. А потом вас позовут. Хорошо?
– Да.
Гэри встал, пригладил волосы, убедился, что ручка висит прямо и не протекает в карман халата, и поправил галстук.
– Доктор Шнайдерман.
– Что? – повернулся он.
– Удачи.
Доктор широко улыбнулся.
– Спасибо, Карлотта. Мне очень приятно.
Он вошел в зал. Карлотта вытянула шею. Там сидела одна женщина и несколько мужчин, один из них довольно пожилой, с длинными седыми волосами. Послышался гул приветствий. Затем дверь тихо закрылась.
У нее закончились сигареты. Торговые автоматы стояли возле крошечной комнаты ожидания в коридоре. Карлотта достала из сумочки мелочь и купила красную пачку. Медсестра за стойкой дальше по коридору наблюдала за ней, и Карлотта это знала. Она закурила сигарету и медленно вернулась в кабинет.
Из коридора донеслись приглушенные звуки. Карлотта обернулась, выглянув в открытую дверь, но ничего не увидела. Звучало так, как будто там драка.
«В Неваде есть места, – подумала она, – где людям приходится нелегко, они болеют, даже умирают, но иначе, прямо как тени над каньонами. Неизбежно. Никаких трубок в ноздрях. Никаких игл для инъекций. Никаких мониторов у головы».
Карлотта презрительно посмотрела в дальний конец коридора. Из конференц-зала вышли несколько вежливых, энергичных администраторов. За ними шли три пожилые медсестры и секретарь. «Ни капли спонтанности», – подумала женщина. Ни грамма настоящего юмора. Ни одного человека, который вел бы себя естественно. Может, они и жутко умны, но недосягаемы. Как Шнайдерман. И они лечили ее.
Взять, например, высокогорную пустыню. Там сорняки отрываются и скатываются клубками в колючую проволоку. Там восход солнца гладит каньоны, словно длинные красные пальцы, высовывающиеся из-за скалы. Там ранней весной скот с грохотом проходит через ручей, поднимая серебряные брызги холодной воды и хрупкие кристаллы льда.
Да, в таком месте можно страдать. Можно бороться с землей. Все может пойти не так. Но все трудности ты проходишь целостным. Потому что ты часть природы. Она большая, но часть тебя. Никаких специалистов. Никаких коридоров. Никаких обманутых ожиданий. Никакой безнадеги.
Карлотта кинула сигарету в песок стоячей пепельницы.
Может, придет такой день. И она вернется. Однажды. Такое возможно. Нет, Джерри не поедет. Он любит город. Может, они что-то придумают. С ним можно договориться. «А до тех пор, – подумала она, – до тех пор… что?» Сердце упало в пятки. Что она здесь делала? Почему просто не сбежала? Не убралась куда подальше?
Сигарета подожгла конфетную обертку. Вздрогнув, Карлотта засыпала крошечный огонек песком. Она взяла со стола несколько журналов. Женские. Старые, потрепанные любовные истории для старушек. Карлотта бросила их обратно.
Она прекрасно понимала, почему не могла уехать. А если бы и уехала, то почему никогда не смогла бы вернуться в Неваду.
На последние деньги Карлотта купила билет на автобус до Карсон-Сити. Он отправлялся раньше всех. Они с малышом Билли наблюдали, как пейзаж сменяется более изрезанной чередой долин и плато. Но еще до Карсон-Сити Карлотта увидела маленький городок под названием Ту-Риверс. В нем было так спокойно, что, когда автобус остановился там для перерыва на обед, она осталась.
Он стоял на дороге высоко над длинной пологой долиной. Время от времени владельцы ранчо заходили в кинотеатр, поужинать в кафе, поиграть в бильярд и выпить пива в тавернах. Она работала в местном кафе, а жила в комнате за кафе с другой официанткой, которая терпеть не могла Билли. В комнате царил хаос. Владельцы ранчо постоянно с ней заигрывали. К концу осени небо затянуло тучами, ветры разнесли по городу пыль, и долина становилась все мрачнее и мрачнее.
В кафе зашел пожилой владелец ранчо. Седые волосы, джинсовая куртка с шерстяным подкладом, лицо загорелое, обветренное и в глубоких морщинах. Мужчина был стройным и двигался с грацией человека, который находится в гармонии с собой. Карлотта предположила, что ему около шестидесяти.
– Да, – ответил он на ее вопрос. – Я знаю парочку мест. У Рашинг Спрингс есть парочка хижин.
– Туда можно переехать?
– За определенную цену. Я знаю владельца. Скажи ему, что ты от Боба Гарретта.
Хижина была крошечная и абсолютно изолированная. Владелец смотрел на Карлотту с подозрением. Что городская штучка может знать о жизни в пустыне? Но слово Боба Гарретта и правда помогло. Карлотта въехала, купила «Шевроле» 1954-го без колпаков для колес и бампера и каждый день ездила на работу по десять миль. Хижина была плохо утеплена. Во время ураганов электричество буквально гудело в помещении. Карлотта хотела, чтобы жесткие условия и угрюмые, неприветливые люди сделали ее кем-то другим. Она давила в себе все мысли о Франклине Моране и Пасадене.
– Как твой новый дом?
– О, мистер Гарретт, – ответила она. – Хорошо. Спасибо. Немного холодно. Ветер прямо продувает.
Гарретт хмыкнул. На его серебряном браслете сверкнула бирюза навахо. Его пальцы были скрюченными, как у старика, но предплечья – мускулистыми, с выпирающими венами, как реки в темных долинах.
– Прибей на стену ковер, – сказал он. – Не то чтобы красиво, зато тепло.
– Так и сделаю. Еще раз спасибо.
– У владельца есть в сарае. Попроси у него.
Карлотта смотрела, как он встает и идет к кассе. Казалось, он всегда думает о чем-то далеком, его глаза как-то странно прищуривались, словно он находил что-то смутно смешное в окружающих его людях.
– Подождите, мистер Гарретт, – нерешительно сказала она. – А вы случайно не разбираетесь в машинах?
– Собирал парочку двигателей. А что? Какие-то проблемы?
– Да, у моего «Шевроле». С тех пор как похолодало, он глохнет. Прямо на шоссе.
Гарретт посмотрел на хорошенькую официантку. У нее были такие искренние, наивные глаза, но за ними виднелось глубокое недоверие к людям и местам. Она была ранимой и настороженной одновременно. Полна решимости быть независимой, и все же ничего не смыслящая ни в автомобилях, ни в пустынях, ни в людях, которые там жили.
– Ну, не так уж и плохо, – сказал он. – Съезди к Джону, механику на перекрестке.
Карлотта замешкалась и увидела, что Гарретт собирался уходить. Она наклонилась через стойку и тихо продолжила.
– Мистер Гарретт, он мне не нравится.
– Джон? Почему, что…
– Он странно на меня смотрит.
– Неудивительно. Ему нравятся красивые девушки.
– В том гараже очень темно. И он меня пугает.
Гарретт выглядел озадаченным. Он видел страх в ее глазах. Какое-то время он не мог решить, что сказать; в его привычке было отмалчиваться. Но девушка была беспомощна и доверяла ему.
– Знаешь, – сказал он, – тебе тут не стоит бояться людей. Никто тебя не обидит.
– У меня другое мнение.
Гарретт не ответил, надел шляпу и пригладил седые волосы. Какое-то время его лицо казалось озабоченным. Его напрягало такое недоверие к людям. Так быть не должно.